ЧАСТЬ 2 Укрепления и просветление

Я захвачен врасплох, и это намного больнее любых неприятностей, с которыми я встречался — даже в бою. В отличие от боя, боюсь, что восстановление окажется намного более сложным и займёт не один день, месяц, год или даже жизнь.

Если я вообще сумею отыскать путь к принятию моего сына и тех, кого он считает своими дорогими друзьями — тех, кого он ценит больше меня. Последняя мысль — вовсе не жалоба, ведь эти друзья были рядом с ним большую часть жизни, сопровождали его во многих приключениях и стояли плечом к плечу во многих битвах — легендарных сражениях, судя по тому, что рассказал мне Джарлакс.

Так что дело не в ревности и в не горечи по поводу его отношений с другими.

Кроме того, я сам виноват в своих текущих затруднениях. Я знаю об этом, но признаваться даже самому себе — больно.

Я слышу слова, слетающие с моих губ, рефлекторные шутки и уколы, и только увидев выражения на лицах собеседников — и услышав иногда разгневанную отповедь — только тогда понимаю, что нанёс оскорбление.

Я выпал из мира живых почти на две сотни лет. Может быть, настали другие времена, но кроме того — я оказался в месте, подобного которому никогда не знал в прошлой жизни.

Моя прошлая жизнь принадлежала тёмному эльфу, дроу Ллос. Я никогда не жил за пределами Мензоберранзана и провёл свои полвека только там, за исключением отдельных миссий, все из которых, кроме двух, проходили в Подземье и в основном заключались в патрулировании тоннелей вокруг пещеры, содержавшей мой родной город, или в других городах дроу под пятой Паучьей Королевы — обычно в Чед Насаде.

В той прошлой жизни я видел нескольких людей, пару дюжин дварфов и лишь горсточку эльфов. И я хорошо с ними обходился — даже старался заставить других быть такими же милосердными, насколько это возможно без того, чтобы обречь собственную жизнь.

Я думал, что это было правильно, было чем-то таким, что позволяло мне облечься мантией гордости. Как благородно поступает Закнафейн, отказываясь пытать или убивать дварфов просто за то, что они дварфы!

Я не видел собственных предрассудков и относил свои тихие, искренние чувства просто на счёт «порядка вещей».

Мне даже в голову не приходило, что в восхвалении собственной доброты тоже скрывалось молчаливое чувство превосходства. Молчаливое, но не могу сказать, что ненамеренное. Какое-то время я признавал ценность человека, дварфа, эльфа, полурослика или гнома как личности, а не как чудовищ-гоблиноидов — и хотя я пытался в своём кратком общении судить этих не-дроу по их убеждениям и тому, что было в их сердце, по их словам и поступкам, эти суждения выносил один лишь разум.

Их не было в моём сердце.

Заключалась ли причина просто в моём воспитании или дело было в обществе, в котором я жил, в «порядке вещей», правда в том, что я считал себя — дроу — выше. Я не признавал этого — может быть, не мог осознать — но обладал определёнными ожиданиями по поводу ограниченности других народов, физической и ментальной.

Теперь я отчётливо это вижу, особенно столкнувшись с реальностью, в которой мой сын женился на человеческой женщине, а она носит дитя человека и дроу!

Я вижу свои собственные предрассудки, но это не значит, что от них легко избавиться.

Нет. Я вижу правду каждый раз, когда с моих губ срывается насмешка, укол, подначка — унизительная для окружающих меня не-дроу или предназначенная напомнить тем немногим дроу рядом о «порядке вещей».

Теперь я знаю. «Порядок вещей» — самый упрямый и губительный демон из всех.

— Закнафейн До'Урден