– Да, мы хотели бы остаться ненадолго.

Кода выдёргивает табуретку.

– Садись рядом со мной.

Я тихо смеюсь и сажусь рядом с ним. Амалия садится рядом со мной, и Мал подтаскивает свой стул поближе к ней, что заставляет её немного пошевелиться, не зная, что делать. Маверик сидит напротив меня, и я чувствую, как его глаза прожигают меня насквозь. Боже. Что, чёрт возьми, я сделала не так? Я сглатываю и сосредотачиваюсь на Коде.

– Ну что ж, – говорю я, кладя руки на стол. – Ты не такой страшный, как я думала.

Мал и Кода расхохотались.

– Поверь мне, дорогая, это мы такие милыми. Приходи как-нибудь вечером в клуб, и мы дадим тебе настоящую дозу.

Я ухмыляюсь ему.

– Я так и сделаю.

– Всё ещё удивляюсь, как, чёрт возьми, я оказался рядом со Скарлетт Белл в баре в Сиэтле, – говорит Кода, изучая меня. – А что будет, если ты снимешь шляпу и очки и дашь мне хорошенько рассмотреть твоё лицо? Должно же быть что-то, чтобы запомнить, что это не фотография.

– Что будет, – ворчит Маверик, – она, блять, будет растоптана фанатами, и это будет твоя жалкая задница, которая унесёт её отсюда

Кода улыбается ему.

– Я с радостью вынесу её, брат.

Челюсть Маверика сжимается, и он встаёт.

– Пойду, принесу пива.

Он уходит, а я смотрю ему вслед. Я оглядываюсь и вижу, что Мал и Амалия разговаривают, она мягко улыбается, её щеки порозовели, и он улыбается ей. Мой Бог. Очаровательно. Я снова смотрю на Коду.

– Тебя случайно не Дакода зовут?

Кода ворчит.

– Давай не будем об этом.

– Однажды я написала песню под названием «Дакода»...

Его хмурый взгляд сменяется ухмылкой.

– В таком случае я буду её владельцем.

Я тихо смеюсь:

– Это красивое имя.

– Это грёбаное женское имя.

Мал хихикает позади нас, и Кода сердито смотрит на него.

– У тебя есть новые песни в рукаве, Скарлетт? – спрашивает меня Мал, и я слегка поворачиваюсь, чтобы лучше видеть его лицо.

– Пара. Амалия помогает мне придумать что-нибудь прямо сейчас. Она совершенно невероятный артист и может играть на пианино лучше, чем кто-либо из тех, кого я когда-либо встречала.

– Это правда, дорогая? – спрашивает Мал, глядя на её губы.

Она кивает, эти проклятые щеки всё ещё восхитительно розовые.

Маверик возвращается с кувшином пива и наливает несколько стаканов. Мы все берём по одному, слегка потягивая.

– С нетерпением жду возможности попасть на одно из твоих сегодняшних шоу, – говорит Кода, залезая в карман и вытаскивая сигарету. Он закуривает, и будь он проклят, если не выглядит самым опасным человеком, которого я когда-либо видела. У него есть страшное преимущество. На самом деле, поистине пугающее. У него может быть внешне забавное отношение, но я думаю, если Кода станет серьёзным, ты убежишь в укрытие.

– Я буду рада твоему присутствию. Маверик дал тебе несколько билетов?

Кода кивает.

– Впереди и по центру, детка. Я буду там наблюдать. Ты носишь платье?

Маверик протягивает руку и с такой силой ударяет Коду по руке, что тот ворчит, поворачивается и смотрит на него убийственным взглядом.

– Чёрт, братан, успокойся.

– Прекрати блять, клеиться к ней, Кода.

Тон Маверика подобен хлысту, смертельному предостережению. Даже я слышу, как за ним что-то шевелится. О, парень. Я прикусываю нижнюю губу, потому что мне приятно, что он немного ревнует. Пять минут назад он вёл себя так, будто я ему совсем не нравлюсь.

– Делаю всё, блять, что я захочу, Маверик, и если ты ударишь меня ещё раз, я отрежу твои грёбаные яйца прямо здесь.

– Попробуй, маленький засранец…

– Хватит, – гремит Мал, и мы все замолкаем.

Срань господня.

Он страшнее, чем они оба вместе взятые.

– Мы находимся в присутствии двух грёбаных дам. Если вы, два маленьких ублюдка, не вытащите свои проклятые головы из ваших задниц, я вытащу свой пистолет и засуну его вам в глотки. А теперь заткнитесь и наслаждайтесь своим пивом.

Маверик сердито смотрит на брата, но не спорит.

Ох, парень.

Напряжение можно было резать ножом.

Поэтому, чтобы сломать его, я тихо говорю:

– Думаю, сегодня вечером я надену джинсы.

Все, даже Маверик, покатываются от смеха.

Слава Богу.

– Что за хуйня была с твоим настроением? – спрашивает меня Мал, когда мы возвращаемся в отель, чтобы подготовиться к вечернему шоу.

– Ты, блять, издеваешься надо мной, да? – рычу я, останавливаясь и свирепо глядя на брата.

– Нет, блять, я не знаю. Хочешь сказать мне, в чем проблема?

– За пять минут до того, как она пришла, ты сказал мне, что все зацепки, имеющиеся у тебя, ведут обратно к ней, и переезжают из одного грёбаного города в другой, куда бы она ни пошла. Это заставляет меня задуматься, не замешана ли она в этом и не разыгрывает ли нас, грёбаных дураков, и ты хочешь, чтобы я был счастлив?

– Я никогда не говорил, что она в этом замешана, я просто сказал, что где бы грёбаное шоу не происходило, они следуют за ней. Я не знаю почему, но она может и не иметь ни малейшего понятия. Так что, угомонись нахуй.

Мои кулаки сжимаются, и я свирепо смотрю на него.

– Она понятия не имеет? Ты что, издеваешься надо мной? Иначе, зачем они следуют за ней?

– Может быть, потому что это из-за тебя, когда-нибудь задумывался об этом? Может быть, они следят за тобой. Я, блять, без понятия, Маверик. Я ещё ничего не понял, но когда узнаю, дам тебе знать. А до тех пор перестань обращаться с ней как с дерьмом, иначе ты никогда не подойдёшь достаточно близко, чтобы узнать, имеет ли она к этому какое-то отношение.

Я бросаю на него испепеляющий, ледяной взгляд.

– Ты что, издеваешься надо мной? Ты хочешь, чтобы я сблизился с ней, зная, что я хочу трахнуть её так сильно, что едва могу думать, когда я рядом с ней?

– Ты хочешь больше, чем просто трахнуть её, – бормочет он, закуривая сигарету. – И ты, блять, беспокоишься о том, чтобы быть рядом с ней, потому что знаешь, что привязался.          

– Ты нихрена не знаешь.

Он поднимает бровь.

– Пошел на хер, Малакай.

Он одаривает меня улыбкой.

– Пока что я на её стороне. Она чертовски милая девушка, не похожая на нечистого типа, что заставляет меня думать, что они преследуют её, потому что она понятия об этом не имеет.

– Не уверен, – бормочу я, чувствуя, как сжимается моя грудь от ярости, тревоги и грёбаного разочарования.

Мне нравится эта девушка.

Но если она имеет какое-то отношение к наркотикам и играет со мной и моим клубом, это плохо кончится. Это убивает меня, потому что я не хочу, чтобы хоть один волосок на её голове пострадал. Я могу только молиться грёбаному Богу, что она говорит правду и чиста, какой я видел её, когда мы сидели одни и разговаривали. А ещё лучше, когда её рот был на моём. Блять.

Ей лучше не быть замазанной.

– Мне нужно ещё кое-что сказать тебе, прежде чем мы пойдём на этот концерт. Не сноси свою крышу, потому что, черт возьми, ты уже сейчас в отвратительном настроении.

Я свирепо смотрю на брата.

– Что ещё ты собираешься на меня свалить?

Он кивает мне через плечо, я поворачиваюсь, и всё в моем мире останавливается. Кода идёт ко мне, а рядом с ним Бостон-грёбаный-Рейн. Я вижу красное. Всё в моём мире на мгновение отключается, всё, кроме чистой, грубой ненависти. Этот ублюдок является причиной её смерти. Он причина, по которой мой мир перевернулся с ног на голову. Он причина, по которой я нахожусь на этой грёбаной дороге один.

Рука Мала сжимает моё плечо, и я смутно слышу его голос у себя над ухом.

– Это не его вина, Маверик. Ты, блять, это знаешь. Ты должен оставить это дерьмо позади и снова слиться с клубом. Единственный способ сделать это – привести его и покончить с этим дерьмом.

– Ты. Ёбаный. Кусок. Дерьма, – рычу я, стряхивая руку брата со своего плеча.

– Маверик, – предупреждает Мал. – Я въебу тебе, если придётся.

– Попробуй.

Я делаю выпад, как только Бостон оказывается достаточно близко, и мой кулак летит прямо ему в лицо. Он отшатывается назад, хватая меня за куртку, и тянет нас обоих на землю. Я приземляюсь на него сверху и бью кулаком по его лицу снова и снова. Он не сопротивляется, и это ещё больше злит меня.

– Дерись со мной, ублюдок, или я убью тебя.

– Тогда убей меня, – рычит он, кровь течёт по его лицу и изо рта. – Я не буду драться с тобой, брат.

– Я не твой грёбаный брат! – реву я, снова вгоняя ему кулак в лицо.

– Это не моя вина, Маверик!

– Ты должен был защитить её! Ты должен был следить за ней! Тебе не следовало выпускать её на улицу. Ты, блять, всё равно, что убил её. Я, черт побери, доверял тебе, – кричу я, избивая его лицо снова и снова.

Вокруг нас кричат люди, мелькают камеры, но я не могу остановиться. Я вижу только красный цвет. Красный, сырой, яростный. Кто-то хватает меня за куртку и тянет назад.

– Хватит, Маверик, – рычит Мал мне в ухо, встряхивая меня. – Блять, остановись.

Я оглядываюсь, задыхаясь от боли, и вижу, что за мной наблюдают человек тридцать. Я смотрю на лежащего на земле Бостона, кашляющего и сплевывающего кровь, но он не встаёт, не пытается сопротивляться, он просто смотрит мне в глаза и говорит:

– Это не моя вина. Прости меня, брат. Когда-нибудь ты позволишь мне рассказать тебе, что произошло в тот день. Сегодня явно не такой день.

Мои кулаки сжимаются, и мне кажется, что они горят, когда это происходит. Моя грудь поднимается и опускается, и мой взгляд падает на семью, идущую к хаосу, который я только что развязал посреди улицы. Я не могу позволить ребёнку увидеть этот ужас. Поэтому я поворачиваюсь и рычу: «Держись от меня подальше», – моему брату, а потом я ухожу.

Боль в груди, кажется, вот-вот парализует меня.

Мне нужно нахуй убираться отсюда.

Сейчас же.