— Люди позабыли простые истины — если не можешь положить на алтарь быка, положи пока петуха. Авансом. Пока быка не добудешь.
Начальница отдела кадров начала заикаться:
— П-простите, Г-григорий Ал-лексевич… Не могу уловить вашу мысль. Я должна перевести на должность секретаря к-какого-нибудь петуха?
Теперь он чуть повернулся к ней, оценил взглядом с ног до головы, словно в уме прикидывал соответствие размерам:
— Нет, даже не мечтайте, — остальные так и не поняли, о чем она мечтала, включая саму Маргариту Семеновну. Зато он начал теперь так же прицельно вглядываться во всех людей по очереди и остановился на мужчине лет тридцати:
— Во. Вы выглядите здоровым и полным сил. Будете моей секретаршей.
Мужчина выпучил глаза, но собрался и ответил решительно:
— С удовольствием. Бы. Хоть секретаршей, хоть быком. Только я начальник информационного отдела. На мое место тоже петуха пока оформите?
Григорий Алексеевич слабо поморщился и кивнул:
— А, точно, я же вам сам собеседование проводил. Прекрасный специалист, выглядите съедобно, потому и сейчас заметил. М-да-а, жаль, что нельзя каких-нибудь рабынь из тюрьмы выкупить и приковать кандалами к рабочему месту — ни им отгулов, ни личного мнения. Бросаешь кусок хлеба, а они и тому рады.
Все натужно посмеялись, оценив шутку директора. Сам же он с серьезным видом искал новую жертву для алтаря. И вдруг взглядом выцепил меня. Наклонил голову набок, задумался, а потом произнес:
— Ты. Наглая уборщица, осмелившаяся опозорить меня при посторонних. Мне нравятся черные души — ты подходишь. Оформляйте.
Он-то как будто закончил, а меня от шока разобрал нервный смех. Это я-то черная душа? Главная чистюля во всей столице? И ответила довольно уверенно — все же я увольнения не боялась так сильно, как остальные:
— Спасибо, но нет.
— Почему нет? — он будто всерьез удивился. — Я ведь повышаю тебя на восемнадцать социальных статусов. Возгордись! Гордыня мне тоже по душе.
Я как представила себя на месте Ирины Ивановны, так чуть в голос не расхохоталась. Потому просто еще раз покачала головой. Но на этом Григорий Алексеевич посчитал тему закрытой и просто пошел на выход:
— Все, у меня время грехопадений и непотребств. Решите тут как-нибудь между собой.