Глава 9

Девятнадцатый участок, Тридцатая улица.

08:00.

— Похоже, тебе не помешает помощь, — сказал Малвани, скептически глядя на десять коричневых коробок, беспорядочно сложенных за моей спиной. Нагроможденные друг на друга, они образовали импровизированную стену между моим собственным столом и столом Тима Галлахера, моего соседа-детектива.

Каждая коробка была битком набита документами о судебных разбирательствах судьи Джексона за последние пять лет — и я почти не продвинулся вперед, хотя усердно работал с пяти утра.

После вчерашнего визита к Страппам я проспал всего несколько часов, потому что этот поход пробудил во мне эмоции, которые я изо всех сил старался подавить последние несколько лет.

В итоге, я оказался бессилен перед своей бессонницей и решил начать разбор дел, которые судья Джексон вел в последние годы, в надежде, что смогу узнать что-нибудь полезное — что угодно, связанное с убийством судьи Джексона.

Алистер, как и обещал, использовал свои связи, чтобы заполучить материалы дела судьи и доставить их в мой кабинет. Хотя изучение их содержания было, конечно, делом долгим, я полагал, что оно будет более продуктивным, чем попытки комиссара Бингема вычислить анархистских лидеров Нью-Йорка.

В конце концов, работа детективом научила меня сосредотачивать любое расследование убийства на жертве — так что, за исключением выслеживания тех подозреваемых-анархистов, которых комиссар приказал мне найти, именно этим я и собирался заняться.

— Даже не знаю точно, что ищу, — усмехнулся я. — Но уверен, что сразу узнаю это, как только увижу.

Я ввел Малвани в курс дела, объяснив, что комиссар решил взять меня в свою команду не из-за моих навыков или опыта, а из-за моих отношений с братом Ханны — ныне известным анархистом.

— Помнишь Тома Савино? Он тоже был на той встрече. Похоже, он связан с другим подозреваемым анархистом — и генерал Бингхэм хочет эту связь использовать.

Малвани обеспокоенно покачал головой.

— Прошу тебя, Зиль, будь осторожен. Если в ближайшее время вы никого не арестуете, генерал может сделать из вас с Савино прекрасных козлов отпущения.

Он взглянул на свои видавшие виды золотые карманные часы, а затем выдвинул стул детектива Галлахера.

— У меня есть ещё свободных минут тридцать. Расскажи подробнее, что нужно искать.

— Все дела, связанные с известными анархистами, — ответил я, передавая ему стопку папок, — а также всё, что покажется тебе необычным.

— Необычным? — с сомнением посмотрел на меня Малвани; он любил конкретику, но сегодня я не мог предложить ему ничего другого. Сейчас я полагался лишь на свои инстинкты.

И хотя некоторые коллеги называли это глупой удачей, я знал, что обладаю сверхъестественной способностью обнаруживать скрытые факты — шестым чувством, которое вело меня к поиску ответов там, куда стандартные методы не привели бы никогда.

Подумав еще немного, я ответил:

— Думаю, стоит обращать внимание на случаи, когда вторая сторона питала резкую неприязнь или затаила огромную обиду на судью Джексона.

Малвани невесело усмехнулся.

— Проигравшая сторона всегда питает неприязнь и таит обиды.

— Ты прав, но мы ищем несколько иное, — ответил я. — Я же рассказывал тебе о том, как гнев Джонатана Страппа по отношению к владельцам «Слокама» перерос в сильную ненависть к нашему капиталистическому обществу в целом. Я ищу гнев именно такого рода. Может быть, он начинается с малого, с какой-то несправедливости, которая не полностью устранена, но она перерастает в нечто большее, ведущее, возможно, к убийству. А вместе с этим мы, вероятно, найдём упоминание имени Леруа.

Глаза Малвани полезли на лоб, когда я объяснил ему шифр, вложенный в музыкальную партитуру, посланную судье Джексону.

— Но мы понятия не имеем, кто такой Леруа, и даже не знаем, настоящее ли это имя. Возможно, в деле, которое мы ищем, он вообще не упоминается, — закончил я.

Малвани покачал головой.

— И, тем не менее, мы всё равно говорим о половине дел нью-йоркского суда. И ещё… Я просто обязан спросить: почему ты уверен, что юный Джонатан к этому не причастен?

— А я не уверен, — резко ответил я. — На самом деле, вполне вероятно, что он каким-то образом замешан во всём происходящем — и я переживаю, что не смогу избавить Страппов от еще одной семейной трагедии. Но пока у меня нет ни одной улики, которая связывала бы его — или любого другого подозреваемого — с судьей Джексоном.

Малвани понимающе кивнул.

— Будь осторожен. Выводы твоего разума могут быть затуманены симпатией к Страппам.

— Давай просто делать свою работу. — Я пододвинул к нему неразобранную стопку документов, и Малвани, глубоко вздохнув, принялся её перебирать.

Следующие два часа мы с Малвани прорабатывали бумаги, делая пометки о делах, на которые, возможно, стоит обратить внимание. Уже давно прошли те полчаса, которые Малвани вызвался мне помогать. Вокруг нас в участке кипела работа.

А потом я нашел именно тот случай, который искал.

— Я обнаружил возможную связь, — громко произнёс я. — Похоже, судья Джексон уже сталкивался с делами, в которых замешаны анархисты. Он призывал к депортации всех иностранцев-радикалов.

Я постучал пальцем по папке с делом Биссо.

Малвани весь обратился в слух.

— Когда это было? — спросил он.

— Три года назад. Он вел дело Луиса Биссо, торговца рыбой, который неоднократно призывал к насильственному свержению правительства — даже в зале суда перед судьёй Джексоном. Биссо обвинялся в ограблении бухгалтерии при фабрике по производству блузок.

— Блузок? — удивлённо вскинул брови Малвани. — Не понимаю. Я думал, что анархисты пытаются помогать рабочим фабрик, а не воруют их заработную плату, которую те зарабатывают непосильным трудом.

Я пожал плечами.

— Думаю, они хотели навредить капиталистам, которые владеют такими фабриками и управляют ими. Кроме того, когда анархистское движение нуждается в деньгах, его члены не особенно заботятся о том, где их получают. Насколько я могу судить, большинство анархистских процессов связаны не с бомбами и динамитом; в основном они имеют отношение ограблениям.

Малвани сложил руки перед собой и задумался.

— Значит, судья во время процесса высказался о том, что Биссо следует депортировать?

— Не совсем, — сказал я, передавая ему копию стенограммы. — Похоже, он сказал это уже во время оглашения приговора Биссо. Чтобы доказать, что Биссо — закоренелый преступник, заслуживающий самого сурового наказания, какое только позволяет закон, прокурор представил доказательства происхождения Биссо. И именно там я нашел искомую отсылку.

— К анархистам, — кивнул Малвани, быстро пробегая глазами по строчкам стенограммы.

— И в частности, к Джонатану Страппу.

Малвани отложил страницы, которые держал в руках, и поднял на меня взгляд.

— Ты уверен?

Я с трудом сглотнул.

— Луис Биссо регулярно общался с Генри Трактманом и Паволом Хладом — двумя анархистами с обширным и настораживающим криминальным прошлым. Сейчас Трактман отбывает двадцатилетний срок в Синг-Синг из-за участия в заговоре с массовым отравлением. А Павол Хлад писал и распространял руководства по изготовлению бомб.

— Но я не понимаю, как эти люди могут быть связаны с братом Ханны?

— Именно Павол Хлад втянул Джонатана в анархистское движение, и сейчас он — самый близкий друг Страппа.

— Господи, неужели эта семья недостаточно настрадалась? Это ведь ужасно. Куда катится мир, Саймон?

Малвани покачал головой.

— За окном — рассвет двадцатого века; ожидалось, что мы выйдем за пределы ненависти и убийств. То во всем мире происходит одно и то же: анархисты убили президента Маккинли, точно так же, как они убили австрийскую императрицу и итальянского короля. А у меня, в Ирландии, беды вообще нескончаемы… — он замолчал и снова покачал головой.

Я отодвинул кресло и встал.

— Я еще раз навещу Страппов и проверю, смогли ли они связаться с Джонатаном. Теперь я понимаю, что дело не только в информации, которой он может располагать, но и в других анархистах, к которым он может меня привести.

— При условии, что он будет сотрудничать, — напомнил мне Малвани, пока я собирал вещи. — Он явно сильно изменился с тех пор, как ты видел его в последний раз. — Деклан взглянул на карманные часы. — Я провожу тебя. Мне нужно быть на встрече в центре города в полдень, иначе я бы пошел с тобой.

Но ни поездке Малвани, ни моей встрече со Страппами так и не суждено было состояться — по крайней мере, сегодня.

Когда он уже собирался вернуться в свой кабинет, ободряюще похлопав меня по плечу и пожелав удачи, нас окликнул его секретарь, перекрывая шум в полицейском участке.

— Подожди минуту, — попросил меня Малвани.

Я остался ждать его у дверей, наблюдая, как Малвани всего несколькими широкими шагами пересек комнату и оказался у стола секретаря.

Они обменялись несколькими словами, после чего Малвани долго и пристально посмотрел в мою сторону. Ещё одно нападение?

Молодой человек протянул Малвани бумагу, и на этот раз, надев пальто и шарф, Малвани подошёл ко мне.

Он протянул мне лист бумаги и тихо выругался.

— Опять твой чёртов профессор…

Я в замешательстве посмотрела на белый клочок бумаги. Там было написано: «Судья Ангус Портер. Отель «Бреслин». Пересечение Двадцать девятой и Бродвея».

— Судья Портер? — удивлённо повторил я. — Это имя друга Алистера — того самого, с которым я познакомилась вчера и который расшифровал музыкальный шифр.

Малвани косо на меня взглянул.

— Кажется, ты также упомянул, что Алистер намеревался провести с ним вчерашний вечер. Ты не знаешь, что они планировали?

Я попытался припомнить.

— Думаю, они собирались ужинать у Алистера дома. Он просил экономку приготовить что-нибудь, когда я уходил.

— Идём, — резко произнёс Малвани, продолжая что-то бормотать о тех, кто «лезет не в своё дело».