Разум человеческий никогда и ни при каких обстоятельствах не может смириться с неизбежностью какой бы то ни было катастрофы – тем более глобальной. Так уж устроен разум человеческий. Правда, разные обладатели упомянутого достоинства по-разному реагируют на надвигающуюся опасность. Одни предпочитают Надежду — например, на знаменитое русское «авось пронесет!». Другие обращаются к Вере — в бога или в научно-технический прогресс, в данном случае безразлично. Подавляющее большинство целиком отдается Любви, скажем, к своим ближним, во всяком случае замыкаясь в личных делах и знать ничего не желая о судьбах человечества. Ну, а некоторым общества трех сестер недостаточно, они взывают к матери — Софии-Мудрости. И та вразумляет, наставляет на путь истинный. Например, указывает на возможность спасения от надвигающейся катастрофы переходом от зашедшей в гибельный тупик существующей мировой цивилизации к цивилизации качественно иной, альтернативной, способной успешно преодолеть трудности, связанные с глобальными проблемами современности.
Первые, сравнительно робкие голоса «софийской» тональности зазвучали еще в первой половине 70-х годов – в самом апогее триумфа глобалистики. С каждым годом они слышались громче и громче, а примерно с 1978—1979 гг., в свою очередь, выплеснулись десятками книг, сотнями статей. Уже в 1978 г. библиография по альтернативистике, приложенная к книге Марка Сатина «Политика новой эры: спасая себя и общество», насчитывала 250 названий, плюс 20 произведений, так сказать, предтеч альтернативистики в одних только США 1847– 1967 гг. С тех пор счет пошел на сотни одних только первоклассных научных трудов на английском языке, не говоря уже о литературе на других языках и о тысячах, десятках тысяч брошюр, статей, докладов.
Мы и в данном случае верны себе – отстаем позорнейшим образом. Лишь с 1990 г. стали появляться первые работы по альтернативистике. Одним из первых появился препринт В.Г. Буданова «Альтернатива общественного прогресса: гомо агенс» (тиражом 50 000 экз.). Правда, автор сосредоточил внимание лишь на одном вопросе – перестройке сознания. Более широко интересующая нас проблематика освещена в работе И.М. Савельевой «Альтернативный мир: модели и идеалы» (М., 1990; работа носит преимущественно обзорный характер, давая некоторое представление о западной литературе). Заявлена в проспекте книга А.Н. Чумакова «Философия глобалистики: поиск путей выживания цивилизаций» (как видим, предполагается работа также обзорного характера). Тот же обзорный характер носит докторская диссертация Л.Н. Вдовиченко «Формирование социально-политических воззрений альтернативистов» (1990). И только статья Г.Г. Дилигенского «Конец истории или смена цивилизаций?», подготовленная к международному семинару в Новосибирске в мае 1991 г. содержит попытку выработки собственной концепции альтернативистики. Но и то лишь в качестве реакции на нашумевшую в 1990 г. статью американского футуролога Ф. Фукуямы «Конец истории?».
Возможно, здесь перечислены далеко не все наиболее значительные советские работы по альтернативистике. Но в количестве ли дело? Важно, что это – последние советские работы. И по альтернативистике тоже.
Каким будет старт российской альтернативистики, заявившей о своем существовании не только книгой И.В. Бестужева-Лады «Альтернативная цивилизация» (1998)? Это зависит от того, какое внимание будет уделено данной проблематике в условиях, когда, мягко говоря, не до нее: выжить бы России в ближайшие годы, а уж потом думать о выживании человечества в ближайшие десятилетия. Но «первые ласточки» уже пытаются сделать «альтернативную весну: в 90-х гг. появились серии монографий Н.Н. Моисеева („Как далеко до завтрашнего дня…“, 1994 и 1997; „Быть или не быть человечеству?“, 1999); В.Л. Иноземцева („За пределами экономического общества“, 1998, „Расколотая цивилизация“, 1999) и др.
Что касается их многочисленных западных коллег, то из них трудно выделить сколько-нибудь общепризнанных лидеров типа Германа Кана для «технооптимистов», Аурелио Печчеи для «экопессимистов» или Алвина Тоффлера, которого, в известной мере, правда, можно отнести к предтечам альтернативистики. На память приходят разом несколько десятков имен одинаково первоклассных авторов, перечислять которые здесь – значит намного выйти за рамки лекции, а упомянуть лишь некоторых – значит обидеть остальных. Скажу лишь, что по сравнению с глобалистикой здесь намного выше процент сравнительно молодых (от 25 до 40 лет) авторов и еще выше – процент авторов-женщин, сильнее предрасположенных к проблематике именно альтернативистики. Что ж? Молодежь, да еще женского пола – это не так уж плохо для старта нового направления междисциплинарных исследований. Чтобы альтернативистика – в противоположность глобалистике – не выглядела совсем уж безликой, сошлемся в качестве иллюстрации на две-три выдающиеся работы, которые произвели наибольшее впечатление в ряду двадцати-тридцати столь же выдающихся из двухсот-трехсот первоклассных трудов.
Это, конечно же, Гейзел Гендерсон – «Создание альтернативных будущностей» (1978). С характерным подзаголовком: «Конец экономики» и с предисловием одного из наиболее авторитетных предтеч альтернативистики – Э. Шумахера. Основная идея труда, нашумевшего в свое время, – необходимость перехода от привычных категорий политэкономии к оптимальному сочетанию критериев экономики и экологии, к качественно иному образу жизни общества, включая полное переосмысление сущности научно-технического прогресса на благо людей. Эти идеи она развивала позднее еще в двух столь же нашумевших книгах – «Политика солнечной эпохи: альтернатива экономике» (1981) и «Парадигмы в прогрессе (Смена парадигм): жизнь за пределами экономики» (1991).
Следует назвать и Мэрилин Фергюсон – «Заговор Водолея: личные и общественные трансформации в 80-х годах» (1980). Основная идея книги: на смену эпохе Рыб, в которой мы мыкались последние две тысячи, лет, грядет такой же продолжительности эпоха Водолея, с совершенно иной системой ценностных ориентации людей, с качественно иным менталитетом и образом жизни. Первые признаки наступления новой эпохи («заговор Водолея») уже дают о себе знать: на смену «вертикальной» иерархии бюрократических структур приходят «горизонтальные» сети взаимодействия; на смену здравоохранению – изначальное «здравоохранение», с минимизацией медицинского вмешательства; на смену образованию как средству повысить свой статус в обществе – непрерывное образование как процесс, как радость познания нового; на смену труду для выживания—труд как радость самореализации личности. И так далее. Прямо-таки мечты утопистов XIX в., до марксистов включительно, только шаг за шагом находящие свое воплощение в реальной жизни развитых стран мира сегодня! И следует сделать все возможное, чтобы приблизить эпоху Водолея целенаправленными усилиями.
Чтобы не создалось обманчивого впечатления, будто современная альтернативистика представлена только симпатичными американскими дамами с фамилиями, оканчивающимися на «сон», упомянем еще две книги, вполне равноценные, на наш взгляд, предыдущим: Л. Броун (США) «Созидание устойчивого общества» (1981) – широчайшая панорама альтернативистики, и Ж. Робен (Франция) «Смена эпох» (1989) – с упором на радикальную переориентацию экономики и политики, а также на необходимость реморализации общества. Как уже говорилось, этот список нетрудно дополнить еще несколькими десятками названий работ того же качества.
Вместо того, чтобы перечислять названия, которым все равно не хватит места даже для наикратчайших аннотаций, гораздо разумнее, по нашему убеждению, задаться вопросом: почему десятки блестящих книг по альтернативистике – ничуть не менее, а в некоторых отношениях даже более интересные, чем книги Кана и Тоффлера, первые доклады Римскому клубу – не получили в мировой аудитории того же отзвука, не дали того же эффекта разорвавшейся бомбы? Виной ли тому изменение обстановки, когда на первый план в глазах читателей выходят проблемы не столько будущего, сколько настоящего – распад Советской империи, предродовые судороги рождения нового Багдадского халифата от Марокко до Индонезии, от Казани до Южной Африки, смена противостояния СССР – США противостоянием США – Зап. Европа – Япония и т.п.? Или психологическая усталость читательской аудитории от любой «литературы о будущем», ничего, кроме неприятностей, не несущей? Или неспособность самих авторов преодолеть психологический барьер неприятия всего качественно нового, «пробиться» к читателю, «достучаться» до его ума и сердца? Или что-то еще?