— … Еще несколько месяцев назад, знаю. Так что: есть хоть какие-то идеи? Реальные идеи, я имею в виду. Мисс Квантовая Гравитация?

Стеф вздыхает.

— Мне не по душе всякие безумные гипотезы…

— Ясное дело.

— Но мне кажется…, что эти данные соответствуют решетке крошечных сингулярностей, движущихся практически случайным образом на фиксированном расстоянии от Земли.

— И какого порядка это расстояние?

— Я не люблю делать необоснованные предположения. Не люблю гадать. Спроси меня через год — после того, как мы обработаем все данные… Эй, ТЫ! — Сеф неожиданно кричит кому-то другому. — Не смей это трогать!

Гэри прикладывает телефон к другому уху и напряженно вслушивается в сутолоку на другом конце.

— Стеф, речь идет о кликах[41] или парсеках?

— Гэри, посмотри на небо, — раздается в другом ухе голос Элли. Он смотрит вверх. Небо будто затягивает черная скатерть. Звезды гаснут, и черный диск — теперь он видит, что это именно диск — расширяется куда быстрее, чем раньше.

— Стеф? Ответь что-нибудь.

— Скорее, о световых месяцах, — сдавленно отвечает она.

— Произошло заражение, — добавляет второй голос. Он совершенно не похож на то, что Гэри доводилось слышать раньше. Широко распахнув глаза, он с силой прижимает телефон к уху.

— Стеф? Кто это был.

— Мне пора.

Гэри смотрит на успокоившийся телефон, а затем поднимает глаза вверх. Теперь его окружают другие люди. Они смотрят на него. Смотрят в небо.

— Так что же это?

Гэри пытается сосредоточиться. Пытается соединить детали паззла в целостную картину. Пиво дает своеобразную смазку для его мыслительных процессов, но в то же время делает их скользкими и плохо поддающимися контролю.

— Если бы ты захотел полностью отрезать Землю, человечество и всю нашу Солнечную систему от остальной Вселенной, — отвечает он, — то в теории — и я имею в виду теорию в привычном, а не научном смысле, т. е. на практике это бы вряд ли когда-нибудь сработало — ее можно было бы окружить горизонтом событий. Берешь квадриллион, квинтиллион или какое-то другое безумно громадное число зачаточных черных дыр и рассеиваешь их в виде сферической решетки с центром в районе Солнца. На этом этапе мы бы ничего не заметили. Засечь такие черные дыры было бы довольно сложно. Влияние каждой из них компенсировалось бы парной дырой, расположенной в диаметрально противоположной точке сферы, и только их более слабые взаимодействия удалось бы обнаружить при помощи гравитационно-волновых детекторов.

Он направляется к ограждению и смотрит на горизонт, откуда надвигается черный занавес. Наполовину дело уже сделано

— Дальше их нужно соединить. Не знаю, как именно, но их горизонты событий склеиваются друг с другом. В итоге получаются длинные и узкие горизонты, что-то вроде черных нитей. Затем остается только заполнить пустоты в этом плетении, пока в итоге не получится черная оболочка. Пустотелая черная дыра. Черная изнутри, черная снаружи. Непроницаемый барьер.

— Но разве они не должны нас просто раздавить?

— Нет! Конечно, структура в целом сжимается до размеров точки — но поскольку пространство-время искривлено, а его кривизна выходит за пределы обычных трех измерений, точка сжатия находится не в реальном трехмерном пространстве. Она превращается в бутылочное горлышко. Перетяжку. Вроде капли дождя, свисающей с нижней части гигантской стальной сферы. Эта черная дыра перекроет наш единственный путь наружу. Нас посадят под карантин. Только нас и наше Солнце.

Джулс снова смотрит на небо в телескоп. К этому моменту диск закрывает уже больше половины неба. Если бы это был настоящий диск или круг, они бы с ним уже столкнулись. Похоже, что теория Гэри оказалась верна.

— Ты так без работы останешься, — говорит Джулс.

— В этом нет ничего смешного!

Его слова привлекают едва ли не всеобщее внимание.

— Это не просто мой источник заработка, это вся моя жизнь! Я разглядывал звезды с тех пор, как мне исполнилось, сколько, шесть лет? Я хотел туда попасть, ясно? Я хотел стать первым человеком, который совершит полет на сверхсветовом корабле к Проксиме Центавра и обратно. Все, что мы, люди, когда-либо совершали — это обращали взгляд к небу. И мечтали. Оно было нашим источником вдохновения. Нашей извечной целью. Галактика могла стать нашей. А теперь… теперь… мы застряли…

Дыра закрылась. Звезды исчезли. Гэри тщетно сжимает ограждение.

— Теперь мне нечего изучать, кроме данных. А у нас больше нет будущего. Мы так и будем сидеть на дне этой дыры с глупыми, мелочными земными проблемами, пока не выгорит Солнце.

— Думаю, ты принимаешь это слишком близко к сердцу, — замечает Джеймс. — Это не конец света, Гэри.

Гэри обводит глазами огорченные лица, все взгляды которых обращены на него. Обычно он так себя не ведет.

— Мне нехорошо, — произносит он и нетвердым шагом направляется в ванную.

Склонившись над раковиной и залпом глотая воду, он слышит, как люди неуклюже возобновляют свой разговор. Слышит, как они смеются. Его телефон снова звонит, и Гэри его отключает.

Это ничего не меняет, — думает он про себя. Да и вообще, что толку от этих звезд? В повседневной жизни? Эти люди их почти не видят. Всю свою жизнь они смотрят себе под ноги. Так делают почти все. Никто не собирался лететь к Проксиме Центавра. Не на самом деле. С тем же успехом мы могли бы лишиться и всех планет — все равно нам от них не было никакой пользы.

И тогда Гэри, наконец, понимает. Ничего не изменилось.

Совершенно ничего.