— Понимаешь? Это защитный механизм. Его свойство проглатывать информацию — лишь внешний слой, ядовитая оболочка. Она защищает сущность от обнаружения в то время, как она просачивается в нашу реальность.

— Будут идти годы, его явления продолжатся, станут более плотными и связными… пока весь мир в них не потонет, и все не завопят «Почему же никто не понял, что нам грозит?» И ответить будет некому, потому что все, кто понял, были убиты этой системой…

— Видишь его, Мэрион? Теперь видишь.

Уилер находится в самом центре антимеметических исследований Фонда. В её распоряжении есть все необработанные данные. Стены испещрены расчётами, но ей нет нужды их читать — подсчёт она может провести и в уме. Не хватало лишь крохотного толчка в нужном направлении, тончайшего намёка. Глядя сквозь экран ноутбука расширенными глазами, она понимает, как всё это связано воедино. Она видит SCP-3125.

В сравнении с ним она кажется себе букашкой. Ей и раньше доводилось сталкиваться с грозными, могучими идеями всех уровней меметичности, доводилось и одолевать их и ставить на службу, но то, что она видит сейчас, на порядок больше того, что она считала возможным. Теперь, когда она знает, что он там, она чувствует его, словно космические лучи. Он дырявит мир тысячью своих проявлений и разит без пощады всех, кто распознает общую закономерность. Он не относится к реальности, не относится к человечеству. Он происходит из более высокого, более ужасного места, и он нисходит сюда.

Уилер на экране показывает законченную диаграмму. Она нарисовала искорёженную, фрактально сложную сжимающуюся руку с пятикратной симметрией. У неё нет ни предплечья, ни запястья, есть лишь пять длинных человеческих пальцев, вытянутых по пяти направлениям. В центре зияет пятигранное отверстие, которое вполне могло бы быть ртом.

Но диаграмма в этой камере уже есть. Она прилеплена к стене за спиной у Мэрион на экране ноутбука. Её видно ясно, как день — скрупулёзно выполненный коллаж в зелёных тонах, диаметром добрых два метра, на котором изображён тот же самый комплекс мемов, но в сто раз подробнее. Вокруг него, будто споры вокруг гриба, облако диаграмм поменьше в различных видах. Растопыренные конечности широко охватывают Уилер со всех сторон, а прямо у неё за спиной находится рот.

Уилер, смотрящая на экран, не осознаёт этого, и потому не оборачивается.

— Как можно сражаться с врагом, ни разу даже не осознав, что враг существует? — спрашивает Уилер в записи. — Как можно победить, не зная, что ты ведёшь войну? Что нам делать?

— Семь лет назад в мире насчитывалось более четырёх сотен научных групп, занимавшихся антимеметикой. Госучреждения, военные филиалы, частные корпорации, проекты университетов. Многие из них считались Свóрами или входили в них. С большинством из них мы были в союзе. Мы сами были на передовой Антимеметической Коалиции, которая охватывала весь мир и тысячи тысяч людей. На сегодняшний день все эти группы перестали существовать. Последняя из них — не более трёх суток назад.

— Три года назад в Фондовском Отделе Антимеметики состояло более четырёх тысяч человек. Сейчас их девяносто.

— Нет никакой войны. Войну мы проиграли. Всё, конец. Сейчас идёт зачистка. Мы ещё существуем только потому, что биохимия амнезиаков у нас лучше, чем у кого бы то ни было на свете. Потому что когда видишь SCP-3125, только это и можно делать — бежать прочь и постараться забыть, что видела, глушить свою память химикатами, спиртным или черепно-мозговыми травмами. И даже это не всегда действует. Он замыкает кольцо. Мы натыкаемся на него снова и снова, сами не понимая этого. Мы не можем не дать себе открыть его в очередной раз! Слишком уж мы умненькие!

Она указывает куда-то на стену, вне поля зрения камеры ноутбука. Уилер переводит взгляд в том направлении. В верхнем углу камеры висит созвездие головокружительно сложных чертежей. Все страницы до единой подписаны инициалами Барта Хьюза.

— Мы могли бы построить машину. Всего-то надо, что восемь лет, лабораторию размером с Западную Вирджинию и все деньги, что есть на свете. Обратись мы к Совету О5, он бы не закрыл на это глаза. Но как построить такую машину и самим ни разу не понять, для чего она? Это всё равно, что построить «Аполлон-11» так, чтобы ни единый инженер не догадался, что на свете есть Луна. Одна только организация транспорта вынесет весь мозг, но вот обеспечение секретности — это далеко за гранью невозможного. Кто-нибудь начнёт задавать вопросы. И тогда конец всему. Так что нам делать?

— Найти другой подход, — обращается Уилер к безучастному экрану. Покорный судьбе голос из ноутбука бесит её. — Ты вообще в своём уме?

— …Я могла бы приказать всем разойтись. Могла бы оставить себе сообщеньице со словами «на этом пути подстерегает опасность, распусти Отдел Антимеметики и займись другими проектами». Но у меня будут подозрения. Я начну задавать вопросы. И тогда — конец.

Уилер, сгорбив спину, смотрит в экран и пытается понять, что же ей показывают.

— В чём дело, Мэрион? Ты в порядке?

— Я бы могла покончить с жизнью прямо здесь, — продолжает запись. — Но тогда моя группа найдёт SCP-3125 без меня, и им придётся дать SCP-3125 бой без меня. Что бы ни случилось, времени осталось немного. Максимум — два месяца. До конца года всё кончится. Возможно, я и так здесь умру. Я сижу на такой системе из мнестиков, что эндокринная система перестаёт работать. А принимать при этом ещё и амнезиаки равноценно трепанации. Не помню, когда в последний раз спала так, чтобы не снились кошмары про Адама, и я начинаю забывать, настоящий ли объект SCP-4987, или это просто номер, который я дала своей жизни…

— Ты не такая, — шепчет Уилер. — Ты сильнее. Что с тобой стряслось? Кто такой Адам?

— Не знаю, как нам это пережить. Не знаю, как нам взять верх. Кроме нас, в мире никого не осталось. После нас — уже никто.

Уилер мотает головой, не желая в такое верить.

— Так что у меня всё. Я сейчас выйду за дверь и забуду, кто я такая, а потом стану тобой, Мэрион, и тебе трподётся придумать, как из всего этого выбираться, потому что у меня не получается. — Она встаёт и выходит из поля зрения камеры. Слышно, что дыхание у неё глубокое и тяжёлое. Речь начинает искажаться. — Господи, глаза-то как болят. По-моему, олр начинает инфт млэй внутри меня.

Слышен звук открывающейся двери, а затем запись обрывается с пронзительным звуком и вспышкой света.

Какую-то долгую минуту Уилер смотрит на потемневший экран.

Она никогда не видела себя такой слабой, и такая наглядная демонстрация очень больно бьёт по её самолюбию. Она чувствует отчуждённость от того, что видела, словно бы это происходило в параллельной вселенной. Эта версия её самой вызывает у неё отторжение и омерзение. От понимания того, что эта версия до сих пор сидит где-то внутри неё, тоже не легче. Не складывается. Я смотрю на те же самые факты. Почему у неё опустились руки? Что она знала такого, что не знаю я?

Кто такой был Адам?

Ответ на этот вопрос столь очевиден и столь гадок, что она инстинктивно не принимает его на веру. Она ходит вокруг ответа, зондирует, пытается найти причины отбросить его, но бежать некуда. Адам был кем-то, кого она знала на момент записи видео, но вся память о нём впоследствии была стёрта из её разума. Адам был кем-то, чья безопасность тревожила её так сильно, что страх сковывал душу. Кем-то, кто мыслил сходным образом. Кем-то, с утратой кого она не могла бы смириться.

И всё же утратила.

Но что если…

(Но если уж идти сначала, как эту камеру вообще построили? Вопрос открытый. Уилер предполагает, что Хьюз построил её для практического испытания какой-то теории, после чего несколько удачных совпадений сделали из камеры штаб их войны. Кто-то по случайности открыл SCP-3125, находясь в камере, сделал для себя заметки, по которым потом был сделан набросок записи в базе SCP и сформулированы условия содержания; большую часть бумаг и оборудования принесли те, кто явился позже… Такое могло случиться…)

Но что если это помещение — не единственное?

В голове незваной гостьей всплывает мысль. Зона 41 почти безлюдна. В частности, в паре сотен метров под Зоной 41 есть пустая лаборатория тяжёлого машиностроения, подземный комплекс размером со стадион для хоккея. Самодостаточный, в идеальном состоянии, полностью заброшенный. Законсервирован, изначальное предназначение забыто. За тот период, который сохранился в памяти, туда никто не входил. Построен бог-знает-сколько десятков лет назад мёртвым поколением учёных-антимеметистов.

Что если именно там мы построили наше оружие?

Верю ли я в то, что я настолько умна? Что я и моя команда до такой степени предусмотрительны? Что нам так сильно улыбалась удача?

Она поворачивается, чтобы взглянуть на шлюз, прикидывая числа в голове.

Отдел Антимеметики, если не считать меня: тридцать восемь человек. До следующего захода сорок два дня. Это уже в следующем году. Будет слишком поздно. Если выйду из камеры сейчас, больше я сюда не вернусь. Плана лучше, чем тот, который у меня есть, уже не будет.

Кроме нас, в мире никого не осталось. После нас — уже никто.

Ким так глубоко погрузился в работу за терминалом, а шлюз работает так тихо, что начавшийся цикл открытия чуть было не проходит для него незамеченным.

— Надо обыскать тебя на предмет записок, — начинает он, но тут же замечает, что Мэрион Уилер лежит в позе эмбриона на полу тесного цилиндра и хватает ртом воздух так, словно только что пробежала марафонскую дистанцию. Ким протягивает руку, но она лишь мотает головой и остаётся лежать, подогнув колени к груди и судорожно вдыхая.

— Да что там стряслось-то такое, света ради? — спрашивает Ким.

— Просто надо… — выдыхает она, — …отдышаться. Ещё пару… секунд и буду в порядке. Уу-уф. Кажется, на секунду я отключилась, могла и хапнуть немного. Уу-уф. Вроде я в порядке. План помню.