ГЛАВА ПЯТАЯ

Милли

Мой телефон зазвонил ещё до восхода солнца.

Точнее, не зазвонил, а загудел откуда-то из-под моей спины. Я попыталась перевернуться, но поняла, что запуталась в одеяле, и выбраться будет сложно: руки затекли, голова была, как в тумане, и я не оказалась не готова покидать сон с Крисом Хемсвортом.

Во сне я просила его остаться после занятий, а он прошёл в мой кабинет, закрыв за собой дверь. Обычно меня ужасали отношения между преподавателем и студентом, но во сне я выглядела как сексуальная преподавательница, а Крис Хемсворт был Тором (с короткими волосами из «Тор: Рагнарёк», если точнее), и я была готова сдаться.

Глядя на экран, я прищурилась: полшестого утра. Жаль того человека, кто имел стальные яйца, чтобы посметь вырвать меня из сна в реальность, потому что я собиралась оторвать их.

Не открывая глаз, непослушными руками я нажала на «принять» и сонно каркнула:

— Алло?

— Эй, Милли.

Моя сестра. Сестра с шестимесячными близнецами, которая думала, что на рассвете все уже не спят.

— Я хотела поймать тебя перед тем, как ты уйдешь на пары.

После нескольких усилий я все-таки повернулась на бок. Это не очень помогло.

— У меня нет занятий до девяти, Элли, — я потёрла глаза. — А ещё даже шести нет.

— Ой-ой, — пропела она. На фоне шумела вода, звенели, скорее всего, тарелки в раковине. Элли всё время двигалась, делала не менее двух дел одновременно, так что она звонила не просто поболтать. Мы обычно и не болтали просто так. — Прости. Я просто проверяла, не изменила ли ты расписание и подумала ли о моих словах.

Вина вспыхнула в моём животе.

Несмотря на слова, сказанные Рейду, болезнь папы уже давала о себе знать. Порой он едва мог двигаться по утрам. Его невропатолог напомнил о возможной скорой операции для стимуляции участков мозга. С двумя детьми и насыщенной жизнью в Сиэтле Элли нуждалась в помощи. Она хотела, чтобы её одинокая сестра сделала то, что могла: переехать домой на время летнего отпуска, когда пройдёт операция папы, и позволить сестре немного отдохнуть.

Вот только этот перезд вызывал влажное паническое чувство в груди, словно я не могла дышать. Я не хотела ехать домой.

Я старше Элли на шесть лет и никогда не была ей близкой подругой. Зато всегда была маминой чокнутой уткой. В хорошие дни я глупа и игрива, а в сложные — упряма. Элли, напротив, была тихой и внимательной, надёжной. Я хотела вести перезапуск «Неразгаданных тайн», когда вырасту, а Элли хотела стать медсестрой.

Мне было двенадцать, когда мама умерла, а Элли — всего шесть, и я вдруг оказалась второй по старшинству в доме. Шесть лет между нами означали, что я была няней, поваром, служанкой и старшей сестрой, заменой папе. Будь у меня характер Элли, было бы куда проще. Теперь я это поняла.

Но я сходила с ума от боли. Я помнила всё о маме: её смех, улыбку и крепкие объятия. Честно говоря, я не знала, как двигаться дальше, проживая день, жизнь без мамы. Элли была слишком мала, чтобы всё так ясно помнить. Несправедливо, что я должна была заботиться о ней, когда сама нуждалась в заботе. Я едва могла разобраться в своих чувствах, тем более — помочь другому ребёнку.

Элли задавала вопросы о маме: что случилось, когда она вернётся, было ли больно, — и папа менял тему, а я пыталась отвечать, как могла. Я бы сказала ей, что мама заболела, что она не вернётся, но я была рядом. Я бы убедила ей, что мама мучилась недолго и очень нас любила. Может, папа думал, что защищал нас от жестокой правды — смерть мамы была быстрой и болезненной. Или ему было тяжело самому это принять. Как бы там ни было, в доме не хватало кислорода без мамы, и за несколько лет Элли перестала задавать вопросы, и мы все-все затихли. Казалось, папа ждал, пока мы подрастём и уедем.

Я не могла объяснить чувство, когда ни к кому не привязан. Раньше во снах я была себя посреди океана, видела на мили во все стороны, но вокруг никого не было.

Когда мне исполнилось восемнадцать, я почти убежала за дверь.

Элли осталась в Сиэтле учиться, вышла замуж, превратила потерю в то, что ей требовалось: якорь и семью. У неё с папой было иначе, потому что почти всю её жизнь только он был её родителем? Наверное. Но теперь, вытерпев двенадцать лет, Элли, моя терпеливая, добрая сестра, теряла самообладание из-за меня.

— Я не говорю, что ты должна навсегда переехать домой, — сказала она. — Но хотя бы приезжай чаще. Оставайся не только на выходные. Думаю, летом было бы хорошо… для всех нас.

— Мне нужно сдать рукопись статьи к концу лета, — ответила я. — И мне потребуются все три месяца, чтобы её дописать, — это было так, но было и удобной отмазкой. Судя по её молчанию, мы обе это знали. — Я посмотрю, сколько можно сделать заранее, а потом решу, получится ли приехать.

— Спасибо, Милли.

Я ощущала, что сестра хотела порадоваться за меня, но голос был разочарованным.

— Я сообщу, как только что-нибудь узнаю, — я повернулась на спину и смотрела на потолок, на серо-голубой свет из окна, ползующий вдоль стен. Приглушённый цвет сочетался с моим настроением. — Как он?

— Он… — она выключила воду, в тишине формулировала ответ. Если я так волновалась в ожидании её слов, каково ей было жить с этим изо дня в день? — Он не очень, — сказала она. — Стал медлительнее и менее самостоятельным. Равновесие нарушено, так что мы думаем поискать новый дом. Без лестницы.

Джаред и Элли купили дом сразу после свадьбы. Всё было плохо, раз они думали продавать его.

— Я могу помочь с этим, — сказала я, проглотив ком в горле. — У меня как раз будет часть аванса к тому времени, и, если потребуется, деньги твои.

* * *

Два шоколадных пончика с воздушным рисом сильно улучшили моё состояние, когда я добралась до университета, но звонок Элли приклеился к мыслям, как брызги тумана на окне. Я знала, что постаралась в детстве, но сейчас всё равно ощущала себя эгоистичной скотиной. Элли нуждалась во мне. Папа нуждался во мне. Но я скорее прогулялась бы по пляжу из битого стекла, чем провела лето в доме детства.

Инстинкт вёл меня: с кофе в руках я ногой открыла дверь кабинета Рейда. Он заканчивал звонок, зажав телефон между плечом и подбородком, записывая что-то ручкой.

Вежливо было бы подождать снаружи или сказать, чтобы он потом нашёл меня, но мы с Рейдом плохо соблюдали границы, что было заметно. Я опустила стакан перед ним и села, пока он заканчивал. Я была не в настроении болтать, но если бы заперлась в своём кабинете, сделала бы себе только хуже.

Несмотря на педантичность мозга Рейда, его стол удивлял бардаком. На нём покоились развалины из папок, бумаг и книг, но Рейд еще обожал делать записи, так что всюду были клочки бумаги и заметки на липучках: на мониторе компьютера, на окне и стенах. Пробковая доска висела на расстоянии руки, и на ней было полно бюллетеней, отчётов и случайных каракулей. Даже не знаю, как всё это там держалось.

Рядом с его компьютером висел рисунок мозга — не просто набросок, а анатомически верный рисунок со стрелками и словами типа лимбическая система и верхнее двухолмие. Потому мы больше не играли в «Нарисуй что-нибудь». Рейд сильно увлекался. Заметка рядом с рисунком была с именем Лилли и телефонным номером, записанным игривым почерком и заключённым в сердечко.

Разве он упоминал Лилли?

— Прости за это. Ты в порядке?

Я вздрогнула, пролив кофе на его стол. Я даже не услышала, как он закончил разговор по телефону.

— Блин. Что?

— Ты… дуешься, — поразился он.

Я взглянула на записанный номер телефона, а потом туда, где последней своей салфеткой вытирала лужу кофе.

— Ага. Точно. Просто задумалась.

Рейд посмотрел на меня с любопытной улыбкой, дал мне ещё несколько салфеток. Он взял свой стакан.

— Спасибо за кофе. Я хотел взять до начала работы, но меня вызвали.

— Ясное дело.

Он сделал глоток и резко выдохнул, когда обжёгся.

— Постскриптум: горячий, — сказала я, бросив салфетки в урну возле его ног. — Тяжёлое утро?

— Можно и так сказать. Я пришёл за ведомостями, но пара студентов поджидали меня и стали просить о продлении сдачи. Но я рад, что ты пришла, — он посмотрел на меня и повторил. — Ты точно в порядке?

— Да, Рейд.

— Выглядишь… неважно.

— Ого. Решил меня соблазнить.

— Серьёзно, что с тобой?

— Ничего, клянусь.

Он скептически смотрел на меня одну, две, три секунды, а потом тряхнул головой, проясняя её.

— Ладно, как знаешь. Я хотел тебе кое-что показать, — он взял свой телефон, провёл пальцем по экрану и повернул его ко мне.

Я склонилась.

— Боже, Рейд. У тебя девяносто восемь приложений ждут обновления? Amazon, OpenTable, Facebook… Что с тобой?

— Сосредоточься, Милли, — он постучал по синей иконке с красным значком оповещения. — Приложение IRL. Я проснулся с восемнадцатью оповещениями.

— Оповещениями…?

Он явно думал, что я догадаюсь, потому что молчал пару долгих секунд, но потом сдался.

— Ты не читала описание приложения, когда загружала его?

Я развела руками, будто он должен был сам понять ответ.

— Видимо, нет?

Смеясь, он сказал:

— Ладно, это значит, что восемнадцать женщин поделились со мной своим профилем.

— О-о, — я нащупала свою сумочку на спинке стула и вытащила свой телефон. Даже не думала смотреть. — Я всё заполняла на ноутбуке, — повернула экран к нему. — О, смотри-ка, я и не загрузила приложение.

— По словам Эда, для всего остального тебе пригодится телефон, — он поднял голову. — Поищи в «AppStore».

— Эй-эй, меньше технических фраз, — мои глаза расширились, я играла смятение. — Напиши это для меня, умник.

— Боже, Милли.

— Я знаю, как работает айфон, Рейд.

Он отклонился с терпеливым вздохом и продолжил листать свои сообщения.

— Одна из них говорит на французском, и она — инструктор по дайвингу, — гордо сказал он, глаза расширились, когда он увеличил фотографию.

Как только приложение загрузилось, я ввела пароль и логин, которые зарегистрировала на компьютере.