Глава 18

Тихонько напевая себе под нос, я взяла кондитерский мешок и выдавила сладкий сливочно-ванильный крем на последнюю золотистую печеньку.

Отложив мешок в сторону, я с удовлетворением осматривала результаты своих трудов: один лоток печенья со слоем сливочного крема и один лоток печенья с малиновым джемом. Улыбнувшись, я соединила печеньки двух видов. «Масляный вихрь» готов! Осталось только присыпать сахарной пудрой.

Нанеся последние штрихи, я отнесла готовое печенье в гостиную. Услышав запах, Зуилас опустил книгу с пейзажами, и из-под неё показалась ещё одна голова. Носочек зажмурилась и понюхала воздух.

— Это называется «Масляный вихрь». Попробуй.

Он схватил одну печенюшку, принюхался и запихнул её целиком в рот. Челюсть шевельнулась несколько раз, а затем он проглотил.

— Ну как?

Вместо ответа он подвинул тарелку поближе к себе. Носочек потянулась к печенью, и он тут же легонько оттолкнул её, забрасывая в рот следующую печенюшку.

Фыркнув — но в душе я была довольна — я ушла убирать кухню. После уборки я устроилась на диванчике рядом с Зуиласом, уложив на колени гримуар и блокнот с записями. Я нашла очередную вставку от Мирин. До встречи с Эзрой осталось ещё несколько часов, так что я вполне успею перевести коротенькую запись.

Меня пугала мысль о встрече с Эзрой. Перспектива встретиться с опасным, сильным демоном-магом была такой же ужасающей, как и перспектива встречи с колдунами-альбиносами. Тяжело вздохнув, я попыталась загнать страх куда подальше.

Пока Зуилас поглощал печеньки, я сконцентрировалась на словах Мирин. С каждой переведённой фразой в моей груди зарождалось новое беспокойство. Наконец, когда солнце скрылось за горизонтом, я отложила в сторону гримуар и уставилась на перевод.

Печаль заполонила моё сердце.

Сестра, сегодня был самый страшный день в моей жизни. Сегодня небо было серым, а ветер был жестоким и пронизывающим до костей. Сегодня наши враги пришли за нами.

Сегодня они нашли нас, и мой Валиир дрался с ними не на жизнь, а на смерть. Мы выжили — они погибли.

Сестра, мне бы радоваться, но у меня на сердце печаль. Я видела, как он упал. Я видела его кровь. Они умерли, но мой Валиир….я боялась, что он тоже умрёт. Я боялась, что он погибнет в этом чужом для него мире. Силы оставили его. Его глаза почернели, а тело стало холодным. Я боялась, что он умрёт.

Я боялась, что он оставит меня.

Те чувства не покинули меня, нет. Они стали ещё сильнее. Я больше не задаюсь вопросом почему я хочу прикоснуться к нему. Теперь меня волнует другой вопрос: позволит ли он мне прикоснуться к нему?

Он практически не выказывает эмоций. Он не смотрит на меня, как одурманенный мальчишка, не дышит тяжело, не краснеет, не старается приласкать или пощупать, как это делают наши мужчины. Способен ли он вообще почувствовать огонь желания? Желает ли он меня или же я слишком человек, и не способна пробудить в нём страсть?

Эти вопрос! Может мне стоит вырвать эту страницу из гримуара?

Внутри меня нарастает желание прикоснуться к нему. Смогу ли я справиться с этим? Что же мне делать: защитить своё сердце или же поддаться искушению Судьбы?

Гордость или страсть, сестра, и я знаю, что я должна выбрать!

— Мирин Атанас.

Я резко выдохнула. Неужели Мирин пишет о том, о чём я думаю? Неужели она и правда собралась открыть свои чувства? Демону?

Нет. Этого не может быть. Она же даже не знала, чувствует ли демон хоть что-нибудь — к ней и ко всем человеческим женщинам в целом. Она же написала, что он не проявлял никаких признаков влечения к ней. Насколько она знала, он считал женщин уродливыми и не идущими ни в какое сравнение с демоницами.

Я, наверное, неправильно всё поняла. Или же неправильно перевела. Не могла Мирин быть такой безрассудной, чтобы взять и выложить демону все свои чувства. Не могла она поставить на кон своё сердце, я уже молчу о чести и достоинстве. Не могла она сказать демону, что любит его!

Я до конца не была уверена, понимал ли Зуилас, что такое сочувствие. Знаю точно, ни один демон никогда не сможет понять, что такое любовь.

Допустим, демон Мирин смог постичь концепцию любви и влечения, но с чего она взяла, что он захочет разделить эти чувства с ней? На что она надеялась? Что её демон сможет каким-то образом ответить на её чувства или же на что-то большее?

Она хотела, чтобы он ответил ей взаимностью? Она хотела…это…с демоном?

— Vayanin?

Я вскочила с дивана, как ужаленная. Зуилас с тревогой уставился на меня.

— Я в порядке, — приглушённым голосом ответила я, принявшись собирать гримуар и блокнот. — Нужно это убрать. Нам скоро выходить.

Он выглянул в окно, где только-только начали опускаться сумерки. До встречи с Эзрой осталось ещё 2 часа, но я не стала говорить ему об этом. Собрав книги, я поспешила в спальню.

Да что со мной такое? Почему моё сердце стучит так громко? Может я просто беспокоюсь о Мирин? О том, что она стоит на грани горя и унижения?

Господи, я думаю об этом так, словно это происходит сейчас, а не несколько столетий назад. Что бы там с ней ни произошло, это всё уже в далёком прошлом. Что бы она ни решила, это уже сделано. Я провела пальцем по старинному гримуару. Где-то среди этих страниц спрятана следующая часть её рассказа, и мне отчаянно хотелось найти её. Вот только у меня не было никаких причин для этого, кроме собственного любопытства. Я искала в её записях информацию об амулете, но Мирин так и не упомянула о нём.

Я уже подумывала о том, чтобы найти эту следующую вставку, но у меня не хватит времени, чтобы её перевести. Кроме того, напомнила я себе, сейчас это неважно. Совершенно неважно, что она там решила.

Отбросив посторонние мысли куда подальше, я спрятала гримуар под кровать. Сейчас у меня были дела поважнее, чем любовная жизнь Мирин. Например, мне предстояло свидание с демоном-магом, и, если нам «повезёт», то к нам присоединятся колдуны-альбиносы, охотящиеся на демонов.

_______________________

Когда я приехала, Эзра уже ждал под эстакадой. Казалось, что сегодня здесь было темнее, а шум транспорта — громче. Он сильно бил по мозгам.

Я с трудом смогла выдавить из себя улыбку.

— Я принесла, — сказала я, показывая ему стальное кольцо, которое Зуилас сорвал с альбиноса.

— Хорошо. Начнём, как только приедет Блэр.

— Блэр?

— Она один из телекинетиков в нашей гильдии, — пояснил он. — Не думала же ты, что я буду отслеживать колдуна?

Мне не хотелось признаваться, что вообще-то именно так я и подумала. Правда, телекинетик был гораздо лучшим вариантом. И почему я сама до этого не додумалась? Я же уже встречала одного телекинетика — Тэя.

— Пока ждём, давай обсудим план, — продолжил Эзра. — Давай отойдём.

Он провёл меня мимо забора из металлической сетки. Мы отошли подальше, чтобы нас не было видно с улицы, но, когда подошли поближе к бетонной стене, возле которой было найдено тело Яны, я остановилась.

— Мы уже достаточно далеко, — я отвернулась от стены. — Мне для разговора не нужно смотреть на потоки крови Яны.

— Это не потоки крови.

— А?

— Это краска.

— Откуда ты знаешь?

— У меня есть копия предварительного заключения из полицейского управления Ванкувера, а также отчёт о вскрытии, — он немного помолчал, а затем добавил. — Эти колдуны — больные ублюдки.

Мой инферно вспыхнул красным, и через мгновение рядом со мной оказался Зуилас.

— У Īnkavis всегда что-то не так с головой, разве нет? — отметил Зуилас как бы между прочим.

Я вспомнила, что Īnkavis на его языке означает «серийный убийца».

Левый глаз Эзры засветился красным:

— Эти ещё более отвратительны.

— Почему? — спросила я.

— Лучше тебе не знать.

Я бы и хотела не знать, но не могла стереть из памяти улыбающееся лицо Яны. Не могла забыть пьесу «Ромео и Джульетта», в которой она никогда не сыграет.

— Я справлюсь с этим, чем бы оно ни было.

Он явно был со мной не согласен, но всё-таки ответил:

— Эти потоки — красная краска, которой можно рисовать на теле. Яна была покрыта ею с ног до головы.

— Ты хочешь сказать, что они её покрасили? Но зачем?

— Чтобы она стала похожей на payashē. На демоницу.

Зуилас зашипел.

Волоски на моём теле стали дыбом. Мне вдруг стало трудно дышать. А Эзра продолжал:

— Они раздели её, связали и выкрасили в красный. Затем изнасиловали её.

Меня начало трясти. «Ты похожа», в памяти всплыли слова колдуна.

— Я не знаю такого слова, — рявкнул Зуилас.

— Это означает, — глаз Эзры вспыхнул красным, а его голос стал низким, как голос Этеррана. — Dh'keteh hh'ainunith amavren cun payilasith.

— Dh'keteh? — расширились глаза Зуиласа.

Этерран скривил губу от отвращения:

— Некоторым мужчинам это нравится. Поэтому женщины боятся мужчин.

— Но, — Зуилас сделал шаг назад, как будто пытался дистанцироваться от этого разговора, — но заставлять…

Я обхватила себя руками и нахмурилась, шокированная его реакцией. Он вёл себя так, будто сама идея изнасилования была ему непонятна.

— В нашем мире мы не насилуем демониц, — пояснил Этерран. — Это честь для нас — быть избранным payashē. Заставить её — это…

— Gh'akis! - прервал его Зуилас. — Лучше умереть, не имея сыновей, чем так поступить! Eshaīs hh'ainun dahganul.

— Согласен.

Эти два демона готовы на куски порвать любого, кто попадётся им под руку, но идея сексуального насилия вызывает в них отвращение? Я не могла это осознать. Как в жестоком мире демонов не могло быть изнасилований?

Я вдруг поняла, что они замолчали. Подняв голову вверх, я заметила, что Зуилас пристально разглядывал меня.

— Эм, Зуилас?

— Nailēranis et nā. Eshaillākir? — спросил он демона-мага.

— Возможно.

Сжав челюсти, Зуилас снова внимательно уставился на меня. Я отвернулась, не желая знать, какие выводы он сейчас сделал — не только обо мне, но и моём мире, в котором женщины находились внизу «силовой цепочки», а не в самом её верху.

— Время вышло, — магия Этеррана померкла. — Кто-то идёт.