Глава 2

Джейкоб

Я сидел возле дома моего покойного лучшего друга и старался не чувствовать себя полным ублюдком. Это было невозможно.

Я был ублюдком.

Извращенцем.

Психом.

Если бы Фрэнк увидел меня сейчас, он бы почувствовал отвращение. Он бил бы меня по лицу, пинал по почкам и предупреждал, чтобы я держался подальше от его дочери, иначе он отрезал бы мне яйца и повесил их на стену.

Боже, я чертовски скучал по нему.

Я потер щетину на подбородке. Сегодня утром даже не побрился. И задумался, стоило ли мне это делать. Без сомнения, Мэдди привыкла к этим гладкокожим прыщавым ребятишкам, которые никак не могли отрастить бороду. Черт побери, они же теперь депилируют грудь, ноги и свои чертовы яйца. Если бы Мэдди хоть раз взглянула на мое волосатое тело, ей бы стало противно.

Я держал себя в порядке, не был гребаным животным, но никогда ничего не выдирал воском на своем теле и никогда не планировал этого. Если бы Бог не хотел, чтобы у нас были волосы на яйцах, он бы не поместил их туда в первую очередь, верно?

Кроме того, может, Мэдди это понравится. Может, это заставит ее почувствовать себя рядом с настоящим мужчиной. Не те маленькие придурки, с которыми она встречалась в прошлом. Кстати о придурках – я наклонился и поправил свой. Я был тверд, как проклятый камень, просто сидя на подъездной дорожке, и собирался провести с ней весь гребаный день. О чем, черт возьми, я думал?

Я не думал.

«Ты не мог вынести разочарования на ее лице, когда сказал, что не можешь взяться за эту работу. И тебе нужен предлог, чтобы быть рядом с ней».

Мой внутренний голос прав в обоих случаях. Было полным безумием позволить себе подобраться так близко к Мэдди, но я так устал избегать ее. Так устал видеть боль в ее глазах, когда заскочил подстричь газон, но отказался зайти и навестить ее после этого.

Она чувствовала себя покинутой, я знаю, но у меня не было гребаного выбора. Я больше не мог оставаться с ней наедине. Моя страсть к ней так сильна, что не мог думать здраво рядом с ней. Все мысли были о ее сладком местечке между ее гладкими бедрами, как обнимаю ее и заставляю брать мой толстый член снова и снова, пока она бы не закричала, чтобы я заставил ее кончить.

Я выкинул из головы мысленный образ Мэдди. Черт. Я был тридцативосьмилетним мужчиной, страстно желавшим двадцатитрехлетнюю дочь моего покойного лучшего друга.

Как уже сказал, я был гребаным извращенцем.

Я взглянул на часы. Пять минут девятого. Мне нужно было туда войти. Мне нужно снять мерки для книжных полок и пойти за материалами. И мне нужно было сделать все это с Мэдди, вертящейся вокруг меня. С ее сладким ароматом ванили, мягкими темными волосами и красивыми глазами лани.

«Не забудь про ее сиськи».

Я громко застонал. Как будто я мог забыть о ее невероятных сиськах. Последние девять месяцев они снились мне каждую ночь. Мечтал о том, как они выглядят, как они на вкус, каково было бы кончить на них. Образ Мэдди, лежащей голой на кровати, ее тяжелые, круглые сиськи забрызганы густыми струями моей спермы, почти заставил меня кончить в мои собственные чертовы джинсы. Давление на мой член теперь было болезненным, и я снова поправил штаны. Это не помогло, и на мгновение у меня возникла дикая идея просто передернуть в грузовике, прежде чем войти.

Я отдернул руку от промежности и украдкой посмотрел в лобовое стекло. Ни Мэдди, ни ее соседей нигде не было видно, но, боже, мне нужно было взять себя в руки.

Может, Мэдди уйдет. Может, она пойдет за покупками или потусоваться с Рейчел, или еще что-нибудь.

«Она не пойдет. Ты же знаешь, что она этого не сделает».

Нет, она этого не сделает. Потому что, как бы сильно я ни желал это отрицать, милая маленькая Мэдди хотела меня. Если бы та ночь девять месяцев назад не открыла мне правду, я бы просто увидел, как она смотрит на меня сейчас. Как будто полностью отказалась даже от попыток скрыть это от меня. Черт, я практически чувствовал запах ее гребаного желания, когда мы стояли слишком близко. Она хотела, чтобы я ее трахнул, и я не знал, был ли это какой-то комплекс папочки или что-то еще, но это только сделало намного сложнее помнить, что я не должен — не мог — трахать ее.

Я закрыл глаза и подумал о Фрэнке, о том, как он будет разочарован во мне, о том, как он будет вечно ненавидеть меня только за то, что я так думаю о его дочери. Это было так же эффективно, как лить ледяную воду на мои яйца. Моя эрекция исчезла, и я чуть не застонал от облегчения.

Глубоко вздохнув, я вылез из машины, схватил пояс с инструментами, пристегнул его и направился к входной двери. Я постучал один раз, и дверь открылась, как будто Мэдди стояла с другой стороны и ждала меня.

Я бросил один взгляд на Мэдди, и моя эрекция вернулась в полную силу, как будто никогда и не пропадала. Я уставился на нее, в то время как похоть ревела в моем животе, а пульс глухо стучал в ушах. На ней были такие узкие джинсы, что казались нарисованными. Несмотря на холодную погоду, на ней тонкая белая майка, которая обтягивала ее грудь без лифчика. Я уставился на ее соски, торчащие из-под тонкой ткани. Были ли они того же оттенка розового, что и ее губы? Мне до смерти хотелось это выяснить.

Прежде чем успел сделать какую-нибудь глупость, например, прикоснуться к ним, перевел взгляд на ее лицо. Ее щеки порозовели, и я внутренне застонал, увидев выражение ее глаз. Черт возьми, девять месяцев я успешно скрывал от нее свою похоть и взорвался меньше чем за три секунды.

И все потому что на ней не было гребаного лифчика.

— Привет, Джейкоб, — ее голос звучал с придыханием, полным желания.

Я прочистил горло:

— Привет. Можно мне войти?

— Ах да, конечно, — ее смех был немного пронзительным. Она отступила назад, а я стиснул зубы и вошел в дом.

— Сначала я сделаю кое-какие измерения. — И быстро зашагал по коридору к кабинету Фрэнка. Я не был в доме со дня похорон. Я задержался после того, как все ушли, помог Мэдди убрать остатки еды и рассортировать десятки запеканок, которые принесли люди. К тому времени, как мы закончили, морозильник был полон до краев. Мэдди одарила меня своей милой улыбкой, когда я сказал ей, что ей не придется покупать еду в течение года.

Затем последовал за ней в гостиную и увидел, как она дотронулась до старого кресла, в котором всегда сидел ее отец. Ее лицо сморщилось, она начала раскачиваться, и я поднял ее и отнес на диван. Я усадил ее к себе на колени и стал укачивать, шепча слова утешения в ее волосы, но это не помогло, и она всхлипывала. Она плакала, пока не уснула, а я продолжал обнимать ее, поглаживая по спине и чувствуя, как разбивается ее сердце.

Когда она проснулась меньше чем через час, то попыталась извиниться. Я обхватил ладонями ее лицо, погладил большим пальцем атласную щеку и сказал, что все в порядке. Прежде чем успел сказать ей, что буду рядом, когда ей понадобится, ее нежный маленький рот оказался на моем.

Она была на вкус как мята, и когда ее сладкий язык проскользнул мимо моих губ в мой рот, похоть затопила меня. Я обхватил ладонями ее затылок и крепко поцеловал, взяв ее рот с грубой настойчивостью, в то время как мой член становился твердым под ней. Она прижалась к нему своей задницей и издала сладкий тихий стон, от которого моя кровь загорелась от потребности в ней.

Когда она наклонила голову и прикусила мое широкое горло, я был в двух секундах от того, чтобы отнести ее в спальню и трахнуть. Единственная причина, по которой я этого не сделал, единственное, что меня остановило, — это мельком увиденная фотография Фрэнка на каминной полке. Моя похоть тут же умерла и сменилась стыдом. Я столкнул милую Мэдди со своих колен и практически выбежал из дома. С тех пор я не возвращался.

Слава богу, она ни разу не попыталась поговорить со мной о той ночи. Не знаю, что бы я ей сказал. Эй, Мэдс, знаю, что ты выросла рядом со мной, и я лучший друг твоего старика, но я действительно хочу трахнуть тебя сейчас.

Черт. Мне хватило одного сладкого поцелуя, чтобы забыть ту маленькую девочку, которой была Мэдди. Теперь я видел только женщину, в которую она превратилась.

Очень сексуальную женщину.

Черт возьми, согласиться построить книжные полки было ошибкой.

Я притормозил у самого входа в кабинет Фрэнка. Я почти боялся войти. Все еще скучал по своему лучшему другу, и мысль о том, чтобы быть в этой комнате, быть рядом со всем, что служит ничем иным, как напоминанием о том, что я – о том, что Мэдди – потеряла, заставляла меня чувствовать себя плаксой.

— Джейкоб? Что случилось? — Голос Мэдди был полон беспокойства. Я отпрянул, когда она коснулась моей руки.

— Все в порядке.

Я открыл дверь и вошел в кабинет.

Это не так плохо, как я думал. Было много вещей, которые напоминали мне о Фрэнке, но Мэдди внесла некоторые изменения. Его старый письменный стол исчез, сменившись более новой, изящной моделью, и тонкий ноутбук был на месте древнего компьютера, который раньше стоял на столе. Однако его старое офисное кресло все еще там, выглядит еще более изношенным рядом с новым современным письменным столом. Дальняя часть комнаты была пуста. На полу перед ним громоздились коробки с книгами.

— А что случилось со старой книжной полкой?

— Она сломалась под тяжестью книг недели через три после смерти отца, — Мэдди тихонько рассмеялась. — Это случилось посреди ночи и чертовски напугало меня. Громкий треск, а затем грохот падающих на пол книг — я подумала, что кто-то вломился сюда с пистолетом или чем-то в этом роде. Я просидела в своей постели, как испуганный ребенок, около часа, прежде чем наконец набралась смелости выйти из своей комнаты.

У меня защемило сердце при мысли о том, что Мэдди одна и напугана в своем собственном доме.

— Ты должна была позвонить мне.

— Я знала, что ты не придешь, — ее голос был мягким, и в нем нет никакого обвинения, но я все равно вздрогнул, как будто она кричала на меня.