– Что теперь?

– Я в вечном долгу перед тобой и перед твоей мамой…

– Маме долги теперь возвращать некак. То, что здесь, ей больше уже не нужно.

– А тебе? Ты ведь живой.

– Зачем тебе всё это? Как ты вообще узнала? Вовчик сказал?

– Он отдал мне конверт. Кстати, я привезла его назад.

– Ира, у нас ведь больше ничего не будет. Может быть, я последняя сволочь, потому что использовал тебя…

– Я сама захотела этого, – перебила она его и положила на стол конверт. – И не отказывай мне, пожалуйста.

– Просто я не смогу больше с тобой залезть в постель. Я не смогу больше быть твоим дорогим удовольствием.

– А я и просить не стану. Неужели ты не понял, что мне нужно было просто видеться с тобой? Остальное всё второстепенно. Ты для меня всегда будешь моим Самым Дорогим Удовольствием. И не из-за цены. Все мальчики, которых я снимала, были совсем не такими. Не один из них не думал обо мне, только о себе. Все сразу старались выяснить, сколько мне лет и сколько я готова заплатить. Потом их невозможно было отогнать. У тебя всё было не так, всё наоборот…

Артуру стало неожиданно жаль её. Это было, кажется, первое чувство, которое появилось у него, кроме чувства потери, за последнее время. Он запутался пальцами в её влажных волосах и посмотрел в её полные слез глаза.

– У тебя же волосы мокрые, – тихо сказал он. – Простудишься… Садись, я сейчас сварю кофе. Ты сильно замерзла?

– Да, – чуть слышно ответила Ирина.

– Тогда посиди несколько минут.

Артур пошел к себе в комнату и принес ей свой теплый свитер и толстые спортивные носки. Он надел на неё свитер, потом присел, снял с неё туфли и надел носки. Свитер был на Ирину очень большой, пришлось подвернуть рукава. Артур сварил кофе, разлил по шашкам и одну поставил перед Ириной.

– Согреваешься? – спросил он.

– Немножко, – кивнула Ирина.

– Ты сейчас похожа на нахохлившуюся птичку.

– А вообще? Вообще, на кого я похожа? На взбесившуюся старуху? – у неё дрогнули губы.

– Во-первых, на старуху ты никогда не была похожа. Я думал тебе где-то к сорока близится. Потом, из разговоров, понял, что больше, но не пытался узнать, на сколько. Ты очень красивая и умная женщина без возраста. По крайней мере, для меня.

– А, когда ты узнал, сколько мне?

– Я просто немного не мог сопоставить, – он, по привычке, подкурил две сигареты и одну протянул Ирине.

– Спасибо, – он благодарно кивнула. – А ты никогда не хотел спросить, зачем мне всё это?

– Ты просто не хочешь оставаться одна. Извини, за бестактность, а, когда мы с тобой… – он глубоко затянулся. – Или это чтобы не заподозрили твоего возраста?

– Ты хочешь спросить, действительно ли мне было хорошо? – она быстро взглянула в его глаза.

– Да. Ещё хочешь кофе?

– Хочу, – она подождала, пока Артур повернулся к ней спиной. – Я ведь сказала, что никто из мальчиков не думал обо мне. Ты это делал. В наш первый вечер ты без слов понял всё. Так хорошо мне не было уже десять лет.

– Давно ты так?

– Двенадцать лет назад вышла замуж за канадца и уехала дочь. Через полтора года внезапно умер муж. У него инфаркт был. Я осталась одна, у меня началась жуткая депрессия. Посмотрел бы ты на меня тогда, – она горько усмехнулась. – На себя плюнула, выглядела, лет на шестьдесят, бессонницей начала страдать, невроз нажила, с сердцем стало плохо. Через два года дочь и зять сделали мне вызов. Я приехала. Софья, когда увидела меня, пришла в ужас. Я пробыла в Канаде четыре месяца. За это время дочь уговорила меня сделать пластические операции и пройти курс психотерапии. Я вернулась другим человеком. По началу мне это всё даже понравилось, а потом я поняла, что только так, поддерживая такую внешность, я могу ещё какое-то выбраться из своей раковины… Ты послушай моих ровесниц – только и разговоров, что про болячки и где, что достать… Я боюсь этого…

– Моя мама такой не была, – Артур смотрел в чашку с кофе. – Она всегда тоже боялась попасть в эту трясину. Она ведь до последнего улыбалась… Отец погиб девять лет назад. Со мной были проблемы. Она меня, в полном смысле слова, по новой на ноги ставила. Я ведь после тяжелой травмы два года не ходил совсем, потом на костылях, потом ходить учился… – он помолчал. – Она всегда была такой оптимисткой… Только всегда боялась, что я узнаю о том, что у неё обожатель есть. Я, когда случайно об этом узнал, в обморок не упал. Наоборот, порадовался, что она немного отвлечется…

– У твоей мамы был друг?

– Был. Слинял, когда её выяснилось, что у мамы рак. Она была в больнице. Он пришел ко мне и попросил сказать маме что-нибудь такое, мол, уехал он срочно и так далее. Даже забежать попрощаться не успел, – у Артура по лицу пробежала судорога. – Он её, видишь ли, больной боялся увидеть. Мне его с лестницы тогда спустить хотелось. Не спустил. Маме сказал, что Сергей пока не может прийти, уехал. Она только грустно так улыбнулась и сказала, что знает, что он никуда не уехал, а просто настало время разбежаться.

– Многие бояться даже мелких осложнений в жизни. Я сталкивалась с таким.

– Осложнений не бывает. Бывает расплата, – Артур снова тяжело посмотрел на неё. – В этой жизни платить нужно за всё.

– За всё? – Ирина секунду смотрела на него несколько удивленно, потом опустила глаза. Его взгляд невозможно было выдержать.

– За всё. У всего есть своя цена. Даже то, что не продается, продается за то, что не покупается. Это из какой-то детской сказки. Только вот всё дело в том, что это не каламбур и не для детей. Это для взрослых.

– Почему ты так решил?

– На себе проверил.

– У тебя тоже нет возраста, – после долгой паузы сказала Ирина.

– Просто меня эта жизнь встряхнуть так за тридцать лет успела, что некоторым и на две жизни хватит.

Они долго молчали. В квартире было тихо. Тишина эта была похожа на толстый-толстый слой ваты. Единственным звуком, пробивавшимся через неё, был чуть слышный стук дождевых капель о стекло. Артуру начало казаться, что он, наконец, уснул и видит сон. В этом сне начинали возвращаться на время замершие и потерянные ощущения.

– Спасибо тебе, я согрелась, – Ирина коснулась рукой руки Артура, лежащей на столе.

– Кажется, и меня немного согрела, – Артур накрыл её руку ладонью.

– Я боялась, что ты… не простишь меня…

– За что? Кто у кого прощения просить должен был? Давай не будем выяснять.

– Мне, наверное, пора. Ты проводишь меня?

– Ты спешишь? – Артур не мог сейчас остаться один.

– Нет, но я не хочу тебе надоедать.

– Ты не надоедаешь мне.

– Можно я иногда буду звонить?

– Конечно. Если хочешь, всё останется…

– Хоть ты и пытался меня убедить, что это свет падает, но у тебя появилось много седины, – она смотрела на Артура грустно улыбаясь. – Ты бороду специально отпустил?

– Просто настолько всё стало безразлично, что бриться перестал.

– Ты так выглядишь старше.

– Это хорошо или плохо?

– Мне нравится. Что-то восточное в лице появляется. На арабского принца становишься похож.

– Почему на принца?

– Печальный принц из восточной сказки. Нагнись чуть-чуть.

Артур слегка нагнулся. Ирина погладила его бороду. Он задержал её ладонь и прижался к ней губами. У Ирины снова задрожали губы и на глаза завернулись слезы. Рука её дрогнула.

– Ну, что ты? – Артур встал со своего места, подошел к Ирине и присел перед ней. – Что с тобой?

– Прости меня… – Ирина прижала к груди его голову.

Артур поднялся, увлекая её за собой, взял на руки. Ирина прижалась к нему, её плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. И снова она задыхалась от страсти и от слез.

– Почему ты плакала? – спросил Артур, путаясь пальцами в её волосах.

– Мне кажется, что скоро, очень скоро, я умру. Пообещай мне, что если я попрошу тебя прийти, ты не испугаешься и придешь, – она говорила очень тихо.

– Ты не здорова? – у Артура дрогнуло сердце.

– Здорова. Просто у меня в последнее время такое предчувствие… Ты не подумай, я манией суицида не страдаю.