Итак, в совете только несколько предателей. Наверняка, Томас Климент. Он открыл то заседание, выдвинул меня и Елену, явно опасаясь потери её статуса.

Я служу Братве, а не одному человеку. Это был приказ совета.

– Ты должен был просто убить их, как убил моего брата.

Мы смотрим друг на друга, потому что она впервые высказывает подозрение, которое другие держат в себе.

– Я не убивал твоего брата. Это сделал Николай Андрушко, и мы избавились от него.

– У меня проблемы с доверием, – вздыхает она.

Она гладит одной своей рукой другую, словно телёнок трётся о мамку. Елена – красивая женщина. Без сомнения, любой мужчина отметил бы это, но у меня внутри нет ничего, кроме ненависти.

– Мне нужно, чтобы ты снова доказал свою верность. Как тогда, когда я попросила тебя убить свою сестру.

Да, она должна умереть. Я убью её, заберу Наоми и исчезну. В этом мире есть другие тихие и отдалённые места.

Слышу шелест и вижу шёлк её плаща в пол... меня отбрасывает в воспоминания моих первых дней здесь. Когда мой член реагировал на женские прикосновения без понимания. Когда моё тело реагировало на отвратительные раздражители, а я научился ненавидеть себя.

У меня сжимается желудок, а яйца съёживаются. Чувствую себя таким же грязным, как Наоми, покрытая кровью и семенем осла. Всё это было так давно, когда мне приказывали служить ей. Я с трудом верю, что она хочет меня. Я слишком стар, покрыт шрамами и волосами. Тогда мне было четырнадцать лет. Тогда она решила, что Александр возьмёт меня на обучение. Её разочаровывали мои толстые пальцы и волосатые яйца. Это был один из лучших дней в моей жизни.

– Чего ты хочешь от меня?

Она разливается смехом.

 – Я дам тебе выбор, Вася, потому что забочусь о тебе.

Она хлопает в ладоши, и я вижу, как слуга вводит в комнату молодого голого мальчика. Ему лет десять, может быть, одиннадцать. Трудно сказать. Но до пубертатного возраста. Волос нигде нет, кроме головы.

У меня пересыхает во рту, а язык кажется огромным. Он смотрит на меня светящимися глазами. В них страх, отвращение и замешательство. У него член твёрдый и красный. Слуга тоже молод, едва старше пленника, и ни на кого не смотрит, а прижимает руку к боку.

– Отойди, дорогой, ты загораживаешь проход, – Елена велит мальчикам пройти дальше в комнату.

Входят ещё два человека, и в этот раз я не могу сдержать свою злость. Илоф Явлинский ведёт испуганную Наоми. Этот головорез известен на улицах своим насилием над женщинами. Я планировал уничтожить его и других, когда захвачу контроль над Братвой.

При виде Наоми в его руках на меня наваливается страх, быстро сменившийся яростью. Я готов на жертвы, но что взять со святой Наоми, которая виновата только в том, что любит меня? Нет, такая несправедливость не произойдёт. Мне хочется броситься вперёд, разодрать горло Илофа и сожрать его, как настоящий волк.

Я буду мучить его, засуну его в подвале на даче в лесу и буду навещать ежемесячно, чтобы нанести новые увечья. Он будет умолять о смерти, но я не дам.

Наоми держится одной рукой за бейсболку, и у неё двигаются губы. Она ищет внутреннюю силу, а я молюсь, чтобы она нашла её.

Что бы ни хотела Елена, я сделаю. Сделаю, а потом буду отмывать себя три дня, и молить о прощении. Но затем вернусь и заберу картину, чтобы отдать Достонееву, а Елена Петрович станет лишь нелепым воспоминанием.

– Ну, вот, мы всё здесь. Чудесно, – Елена снова хлопает. – Вася, вот, твой тест на верность. У тебя три варианта. Мой новый посвящённый, Григорий, может удовлетворить меня. Ему десять лет, и у него было лишь несколько уроков. Может, ты мог бы дать ему пару советов, как прикасаться ко мне? Ведь у меня никогда не было такого хорошего ученика, как ты.

При этих словах Наоми вздрагивает. Она больше никогда не позволит мне коснуться себя.

– Или ты можешь наблюдать, как Илоф насилует твою женщину. Это будет не так физически приятно для меня, но возможно, станет развлечением. Не знаю. Нам придётся проверить это.

– А третий вариант? – спрашиваю я.

Всё, что она предлагает, не подходит мне, раз другие страдают.

Елена щёлкает языком.

– Как всегда защитник? Мне всегда было странно, что у тебя и Николая так сильны защитные инстинкты. Ведь вас учили только убивать. Почему тебя волнует эта шлюха и этот мудак? Они одноразовые. Одна женщина? Один мальчик? Их можно заменить. Но ты, Вася, ты мне нужен. Я обучила тебя, воспитала и поставила, как свою правую руку, чтобы руководить Братвой. Ты – консильери²⁷, если говорить испанскими терминами, учитывая твой маленький отпуск, – хихикает она.

– Какой третий вариант? – повторяю я.

Вздохнув, она открывает ящик стола и достаёт тонкий длинный нож.

– Ты станешь евнухом²⁸. Раз ты так хочешь пожертвовать собой, тогда пожертвуй своей мужественностью и снова стань моим волком. Какая женщина ещё захочет тебя? – ухмыляется она. – Конечно, Илоф не отрежет тебе член. В этом нет необходимости. Он только разрежет твои яйца и удалит содержимое.

Я смотрю на Наоми, потому что она таращится на меня. Её синие глаза такие чистые, как небеса.

– Ты примешь меня? – спрашиваю я.

У неё округляются брови, но я говорю ей своим взглядом, что у меня есть руки, чтобы прикасаться к ней, и рот, чтобы целовать её. Могу подарить ей наслаждение пальцами, языком и игрушками. Мне не нужен мой член, если она примет меня, когда мы здесь закончим.

Я смотрю в её большие синие глаза, пока они не становятся единственным, что я вижу. Нет Братвы, Москвы, России и Елены. Не чувствую страха, которого опасался. Её взгляд – это выражение... любви? Точно неуверен, но он приветствует меня, прощает и утешает.

– Я сделаю это, – говорю я Елене, но не отвожу взгляд от Наоми. – Позволь им уйти, и можешь взять из моего тела всё, что захочешь.