– Женщина из команды слежки, – объяснил Эмма. – Судя по всему, ты сказал ей, что она хорошенькая.

Коннор задумался, пытаясь вспомнить, но тут же заметил, что все присутствующие наблюдают за ним с выражением удивления на лицах.

– Ого, Коннор, – Финеас удивленно поднял брови. – Я и не знал, что ты такой ловелас.

– Я не помню ее, – пробормотал он.

– Это было несколько лет назад, – сказала Эмма. – Остин рассказал мне об этом. Он и Алисса держали Шанну в плену в гостиничном номере, когда ты телепортировался, чтобы спасти ее. Тогда-то ты и сказал Алисе, что она хорошенькая.

Коннор пожал плечами.

– Тогда это было просто стратегический маневр, направленный на то, чтобы отвлечь их, пока я не уйду с Шанной, – его лицо потеплело. Неужели такое бесцеремонное замечание действительно заставило женщину влюбиться в него?

– Черт возьми, братан, – Финеас показал ему большой палец. – У тебя есть фан-клуб.

Коннор встал.

– Это не было моим намерением, – он направился к двери. – Мне нужно забрать Мариэль домой... я имею в виду, обратно в кабину, – его лицо запылало еще сильнее, и он быстро вышел.

Мерзавец. Ему нужно быть более осторожным. Если одно глупое замечание заставило женщину влюбиться, что будет с Мариэль, если он будет продолжать прикасаться к ней? Или целовать ее? Бедняжка хотела вернуться на небеса. Это был ее дом. Вовсе не кабина. Если он каким-то образом заставит ее почувствовать к нему слишком большую привязанность, ей будет только труднее уйти.

Проблема была в том, что он хотел ее любви. Черт, он хотел ее, и точка. Какой же он дурак, если думает, что может соперничать с небесами? Он готовил себя к тяжелой сердечной боли. И что еще хуже, он может в конечном итоге причинить и Мариэль сердечную боль.

Ему нужно отступить, увеличить расстояние между ними. И все же, он должен был продолжать тренировать ее и проникать в ее разум, чтобы знать, куда телепортироваться.

Черт. Какой запутанный беспорядок.

Он нашел Мариэль в кафетерии, где она обсуждала теологию с Романом и отцом Эндрю. Шанна вышла на улицу поиграть с детьми.

Когда он приблизился, Мариэль поднял глаза и улыбнулась. Его сердце как обычно сжалось.

– Я готов доставить тебя обратно в кабину, когда пожелаешь.

– Я готова, – она встала и собрала посуду. – Мне было приятно снова поговорить с вами, отец. И встретиться с тобой, Роман.

Он встал.

– Спасибо... что спасла мою жизнь.

Отец Эндрю отодвинулся с ее пути.

– Я с нетерпением жду встречи с тобой, моя дорогая.

Коннор взял ее стакан и салатницу.

– Я помогу тебе.

– Коннор, – Роман сделал паузу с неловким видом. – Я судил тебя слишком строго.

– Это моя работа – защищать тебя и твою семью. У тебя было полное право злиться.

– Теперь я убежден, что нам нужна Мариэль, – сказал Роман. – Пожалуйста, позаботься о ней.

– Я так и сделаю, – он проводил ее на кухню, где они поставили посуду в раковину. – Готова идти? – он нежно взял ее за руки.

– Разве тебе не нужно держать меня крепче? – она обвила руками его шею. – Я не хочу, чтобы ты потерял меня по дороге.

Рано или поздно ему придется ее потерять. Он окутал ее в своих объятиях.

– Ты со мной.

На данный момент.

Черная пустота поглотила их, и они материализовались в каюте рядом с диваном. Как только она твердо встала на ноги, он отпустил ее.

Она застенчиво улыбнулась ему.

– Это была еще одна долгая ночь.

– Да.

Она села на диван.

– Теперь, когда мы одни, я хотела бы поговорить, – она указала на свободное место рядом с собой.

Он не стал садиться. Он знал, к чему она клонит.

– У меня есть некоторые поручения, которые нужно сделать до восхода солнца.

– Ты собираешься оставить меня здесь без защиты? Дэрафер может появиться.

Коннор поморщился. Она была права.

Она похлопала по диванной подушке.

– Я хочу говорить.

– В этом нет нужды.

– Да, есть. Ты страдаешь от слишком сильной боли и угрызений совести...

– Это не твое дело.

– Ты сказал, что я исцеляю тебя. Как я могу помочь, если ты не позволяешь мне?

Он переступил с ноги на ногу.

– Я прекрасно справлялся на протяжении веков. Мне не нужна твоя помощь.

– Но я хочу помочь. Мне невыносима мысль о том, что ты страдаешь в полном одиночестве...

– Мне не нужна твоя жалость!

Она встала.

– Тогда пожалей меня. Потому что я буду несчастна на небе, если буду знать, что ты здесь страдаешь и чувствуешь себя одиноким.

Он сделал глубокий вдох, чтобы облегчить свое разочарование.

– Как только ты вернешься на небеса, ты забудешь о...

– Не говори мне этого! – ее глаза вспыхнули гневом. – Я всегда буду помнить этот вечер и всегда буду дорожить им.

Но ты все равно оставишь меня. Он отвернулся и потер рукой лоб.

– Я не думаю, что для нас это хорошая идея – сблизиться. Это сделает... будет труднее сказать "прощай".

– Если мне придется оставить тебя, зная, что я не помогла тебе, это будет самым тяжелым ударом. Я уже говорила тебе, Коннор Бьюкенен, что глубоко забочусь о тебе.

Он смотрел на нее, и слезы в ее глазах разрывали ему сердце.

– Я рассказала тебе о своих ошибках, – продолжала она. – Это моя вина, что серийный убийца был свободно отпущен на Землю. Те женщины умерли из-за меня. Разве это тебя не злит? Разве ты не хочешь ненавидеть меня, потому что...

– Нет! Я не думаю плохо о тебе. Ты сжалилась над умирающим ребенком.

Она вздернула подбородок.

– Значит, ты меня не осуждаешь. Подумай о том, что я такая же понимающая, как и ты. Расскажи мне о себе. Я не буду думать о тебе плохо.

Она бы так и сделала, если бы знала все, что он сделал. Она совершила ошибку из милосердия, полагая, что поступает правильно. Он действовал в гневе, прекрасно понимая, что это неправильно.

Она села на диван.

Он ждал, что она скажет что-нибудь, но она просто ждала, глядя на него с надеждой.

Он напряженно сел рядом с ней.

Она по-прежнему молчала. Почему она не уговаривает его? Тогда ей будет легче отказать.

Он вздохнул. Что хорошего может из этого получиться?

– Я родился в 1512 году.

– Так молод, – пробормотала она, и ее глаза весело блеснули. – Практически ребенок.

Он нахмурился, глядя на нее.

– Я думал, что ты не будешь судить.

Она улыбнулась.

– Сколько тебя было лет, когда тебя преобразовали?

– Тридцать, – он нервно покосился в ее сторону. – Ты не могла догадаться? Разве я выгляжу намного старше?

Она выглядела возмущенной.

– Я бы не осмелился судить.

Его челюсть дрогнула. Его так и подмывало ткнуть ее в бок или пощекотать. А потом зацеловать ее до бесчувствия. На самом деле, он мог бы пропустить щекотку и перейти прямо к поцелуям.

– Ты всегда был таким красивым?

Его брови взлетели вверх.

– Да.

Она рассмеялась.

Его губы дрогнули.

– Конечно, ты можешь подумать, что это нескромно с моей стороны, но, к счастью, ты меня не осуждаешь.

– Я бы и не мечтала об этом, – ее взгляд смягчился. – Так как же это случилось? Роман был тем, кто изменил тебя?

– Да. Йен MaкФи и я сражались в битве при Солуэй-Мосс, к югу от шотландской границы. Тамошние земли всегда были предметом споров, английские и шотландские короли ворчали друг на друга, а бедняги вроде меня и Йена расплачивались за это, – он вздохнул. – Это было унизительное поражение, еще более унизительное, когда я понял, что умру.

Она коснулась его руки.

– Мне очень жаль.

Он пожал плечами.

– В ту ночь Роман и Ангус нашли нас и спросили, хотим ли мы продолжать жить и бороться за правое дело. Мы оба сказали "да", не вполне понимая, что нас ждет, но ни один из нас не хотел умирать.

– Конечно, нет.

– Роман изменил меня, а Ангус изменил Йена. Парню было всего пятнадцать.

– Сейчас он выглядит старше.

Коннор кивнул.

– Роман изобрел препарат, который может сдержать вампирский сон в течение дня, но он также старит вампира на год за каждый день. Йен принял препарат, чтобы выглядеть старше.

– Как интересно. А теперь он женат, и они ждут первого ребенка, – Мариэль улыбнулась. – Я рада, что у него все так хорошо получилось.

– Да.

– Почему Финеас сказал, что у тебя кризис среднего возраста?

Он усмехнулся.

– Это нелепая теория, что у вампира могут развиться некоторые... эмоциональные проблемы после того, как он прожил половину тысячелетия.

Она наклонила голову, размышляя.

– Пятьсот лет не кажутся мне долгими. Но я согласна, что ты слишком обременен угрызениями совести.

Он скрестил руки на груди.

– Я жил с этим веками. Я к этому привык.

– А кто такая Дарси Ньюхарт?

Он поморщился.

– Ошибка.

– Она была на краю твоего раскаяния, не слишком хорошо скрыта.

– Да, пожалуй, это правда. У нее все сложилось хорошо, так что я уже не чувствую себя так плохо, как раньше.

– Что случилось?

– Грегори затащил меня в бар, где смертные подростки любят притворяться вампирами. Дарси работала репортером на телевидении, делала репортаж об этом месте, и когда она попыталась взять у нас интервью как у вымышленных вампиров, мы подумали, что это было бы очень весело. Но потом на нее напали в переулке какие-то Недовольные, и к тому времени, когда мы нашли ее, она была близка к смерти.

– Как ужасно.

– Мне было невыносимо видеть, как она умирает, поэтому я изменил ее, – вздохнул Коннор. – Я думал, что даю ей жизнь, но на самом деле я забирал ее жизнь. Она потеряла все, что было для нее важно. Ее работа, ее семья и друзья.

– Ей не нравилось быть вампиром?

– Нет. Она ненавидела меня за то, что я изменил ее и не оставил ей выбора.

Мариэль кивнула.

– И поэтому ты чувствуешь вину и раскаяние. Но ты же сказал, что у нее все сложилось хорошо?

– Да. Роман нашел способ снова сделать ее смертной, и теперь она счастлива замужем за другим смертным. У них есть маленький ребенок и еще один на подходе.  Они с Остином работают в Бюро безопасности и расследований Маккея, как и я.

Мариэль улыбнулась.

– Это прекрасно. Я люблю счастливые концовки, – она откинулась на спинку дивана. – Спасибо, что рассказал мне. Это было не слишком болезненно, не так ли?

– Я могу быть травмирован на несколько столетий.

Она усмехнулась.