– Да ну, что вы в самом деле! – сказал Федоров. – В таких местах никогда и ничто не решается. Так что поберегите энергию, посол.

– Для чего? Для эшафота?

– Ну, почему же так мрачно. Для серьезного разговора – с теми, кто действительно решает.

– Вы что же, надеетесь встретиться с ними?

– Нашим девизом все еще остается надежда, – проговорил Федоров, и непонятно было – смеется он или действительно на что-то еще рассчитывает.

Когда перед тем, как запихнуть их снова в броневик, на приговоренных надевали наручники, Изнов пробормотал никак не желавшему расстаться с ними прекослову:

– Алас, какой тут у вас кассационный срок? Я намерен сразу же обжаловать приговор.

– А никакого приговора не было, – сказал тих. – Был принят закон. Принят высшей властью нашего мира. Так что обжаловать некому – да и нет такого законоположения. И просить о помиловании тоже некого. Закон есть закон – он окончателен.

– Что же сейчас с нами сделают?

– Вообще-то законы у нас чаще всего принимаются вовсе не для того, чтобы их исполняли, – сказал прекослов. – Но должен огорчить вас: такие, как принятый по вашему поводу, все-таки реализуются. Хотя как быстро – этого никто не знает. Кроме всего прочего, потому, что это стоит денег, ибо всякий труд должен быть оплачен, в том числе и морально нелегкая работа по преданию вас смерти; денег же у Сброда, как вы уже знаете, нет – корабль ваш канул в неизвестность, а других доходов в ближайшие дни не предвидится. Однако в конце концов, надо полагать, средства найдутся. Пока же вас доставят в так называемый Дом Ожидания…

– Может быть, нас там хоть накормят чем-нибудь? – понадеялся Федоров. – Очень хочется есть – наверное, от переживаний. А?

– Просто уже время обедать, – сказал Меркурий. – Переживания тут ни при чем. Да и что такого происходит, собственно?

– Не все относятся к смерти так философски, как синерианские царедворцы, – тоном извинения проговорил Изнов.

– Боюсь, что нам грозит смерть от голода, – сказал Федоров. – Похоже, сейчас это единственная реальная опасность.

– Тогда еще не ели нас… – пробормотал Изнов, вспомнив древний анекдот.

На этот раз им уже не пришлось сидеть на коленях у конвойных солдат: охрана приговоренных была усилена, и на коленях сидели другие солдаты, арестованным же пришлось устраиваться на полу. Может быть, в какой-то степени это было даже удобнее, однако трясло значительно больше, чем прежде; городские улицы за истекшие несколько часов ничуть не стали благоустроеннее, дорога же, по которой их теперь везли, оказалась еще хуже. Как и в предыдущий раз, прекослова в машину не пустили, и он остался около здания Сброда, успев лишь попрощаться словами:

– Приходится покинуть вас – но ненадолго…

В его отсутствие приговоренным разговаривать было не с кем – разве что между собой. Однако это не остановило Федорова, спросившего, ни к кому, в частности, не обращаясь:

– Интересно, чья там охрана – в Доме Ожидания?

Ему ответил, поразмыслив, Меркурий:

– Не наша.

Изнов усмехнулся:

– Можно подумать, что у нас тут есть своя охрана. Какая глупость!

– М-м… – неопределенно промычал Федоров. Этим разговор и кончился. И как раз вовремя. Потому что машина резко затормозила. И тут же раздались выстрелы.

Задняя дверца распахнулась.

– Бросать оружие и выходить, держа руки за головой! – послышалась не раз уже слышанная Федоровым в его жизни команда.

Солдаты повиновались, не сделав даже попытки сопротивляться. Впрочем, поступили они совершенно правильно: оказавшись на улице, приговоренные увидели, что проезд был перегорожен тяжелым грузовиком, а броневик окружили множество людей, вооруженных и одетых в черные комбинезоны. Лица нападавших были закрыты черными же масками с прорезями для глаз. Приговоренных тут же отвели в сторону, не смешивая с солдатами. К ним подошел один из чернокомбинезонных, судя по уверенному голосу – начальник.

– У вас все в порядке? – спросил он.

– В полном. Благодарю, – ответил Федоров сразу же, словно ожидал этого вопроса.

– В таком случае прошу в машину.

– Простите, но я хотел бы узнать, куда нас повезут, – не утерпел Изнов.

Ему послышалось, что глава нападавших усмехнулся.

– В тюрьму, куда же еще? – тем не менее ответил он.

– Но ведь нас и так везли туда. Зачем же…

Федоров слегка толкнул его в бок:

– Посол, сейчас не время для выступлений.

– Но послушайте, это же нелепо…

– Тюрьмы бывают разные.

Наверное, советник был прав – если только каждой тюрьме соответствовал свой способ доставки клиентуры. На сей раз то был никак не броневик, но экипаж, который, пользуясь терранской терминологией, можно было бы назвать лимузином представительского класса. Удобно устроившись на заднем сиденье, Изнов благостно покряхтел.

– Не все перемены, оказывается, бывают к худшему, – изрек он. – Хотелось бы надеяться, что это войдет в правило.

Никто не ответил ему, но посол не обиделся, наслаждаясь неожиданным комфортом.

Машина шла так плавно, что казалось – они едут по улицам совсем другого города. И посол искренне пожалел, когда лимузин остановился и ему дали понять, что путешествие окончилось и пора выходить. Он был бы не прочь проехать так часок-другой, чтобы окончательно прийти в себя. Но спорить не приходилось – это дипломат понимал хорошо. И он выбрался, стараясь не показать, насколько это ему неприятно.

Наверное, это была тюрьма – судя по тому, что окна первого этажа были оснащены решетками, а наверху, насколько можно было разглядеть, – теми же намордниками, что и в любом заведении такого рода; и тут, однако, чувствовалась некоторая разница: местами намордники эти были опущены так, что, надо полагать, ничуть не закрывали обзора изнутри. Здание это, немалых размеров, стояло на обширном участке, обнесенном, как и полагалось, высоким и надежным забором; участок же этот, в свою очередь, находился в середине огромного парка, в котором негромко шумели деревья и пахло скошенной травой.

– Благодать, – сказал Изнов. – Как же это им удалось получить такую территорию под тюрьму? У нас на Терре такой номер нипочем не прошел бы.

– Ну, отчего же… – сказал Федоров, чуть усмехнувшись. – Бывало и у нас. Все дело в специфике…

– В специфике – чего? Можно подумать, что вы разбираетесь в том, что здесь происходит, – рассердился Изнов.

– Не во всем, конечно. Однако некоторые вещи мне ясны.

– Интересно. Какие же?

– Не стану оглашать. Из чистого суеверия, – серьезно проговорил Федоров.

– Меркурий, вы слышите? Кто мог бы ожидать от нашего советника…

– Я и сам суеверен, – ответил синерианин. – Но поспешим: нас приглашают.

И он первым двинулся ко входу, лишь около двери задержался, чтобы пропустить вперед Изнова, как и подобало согласно строгому дипломатическому этикету и протоколу.

Странно, однако, если не считать караула у входа и преграждавшей выход решетки, внутри ничто не говорило о том, что они оказались в месте лишения свободы, а не в каком-то клубе высокого ранга. Холл устилался громадным ковром, глубокие кресла и маленькие столики были разбросаны тут и там и наводили на мысли не об отбытии наказания, а скорее о комфортабельном отдыхе, который не хотелось прерывать.

– Однако!.. – только и выговорил Изнов.

Возможно, он собирался разразиться пространным рассуждением по поводу различного отношения к пенитенциарной системе в разных мирах Галактики; однако, раскрыв рот, вдруг забыл о необходимости закрыть его, а перед тем выдохнуть воздух; и так посол стоял, постепенно багровея при взгляде на приближавшуюся к ним с противоположного конца холла фигуру.

– Я сказал, что мы скоро встретимся, – такими словами приветствовал приговоренных прекослов Алас. – Я всегда стараюсь, чтобы слова мои не слишком расходились с делом. Вы удивлены, увидев меня здесь… и в таком виде?