ИЛЬЯ И ИЗОЛЬДА 3. МИНЕТ ДЛЯ МУТАНТА.
- С Днем рождения, сынок! - подняв хрустальный бокал с красным "Цинандали", с улыбкой встала из-за стола Изольда Аслановна. - Пусть твоя жизнь всегда будет наполнена только крепким здоровьем, ярким счастьем, да сплошными успехами!
- И любовью… - также, поднимаясь вместе с приятелем с наполненными бокалами, улыбнулся ей Илья. - Ведь любовь, это тоже важная часть нашей жизни…
- С Днем рождения, друг! - заметив пробежавшую меж ними искру, в свою очередь воскликнул чудовищно длинноносый Витаутас. - Всего тебе самого-самого!
Звонко стукнувшись троицей бокалов, они выпили прекрасного кахетинского вина, да, вновь опустившись на стулья, принялись уплетать ароматно дымящиеся хинкали - только что приготовленные зрелой дивой большие грузинские пельмени, сочно наполненные ею наивкуснейшим свиным фаршем!
- Умммх, как вкусно! – через пару минут восторженно протянул её долговязый сын, чуть ли ни проглатывая сие "морщинистое" яство. - Да ты у меня, оказывается, ещё и кулинарная мастерица!
- А ты думал, что я умею только песенки петь?! - воссияла довольной улыбкой Изольда Аслановна и, сразу же перевела искрящую зелень глаз на аномального гостя. - А вам как, Витаутас, понравилось блюдо?
- Да, Изольда Аслановна… - смущаясь, пробубнил он. - Ваши фекалии великолепны…
Зрелая дива на мгновенье недоуменно переглянулась с не менее изумившимся Ильей, да вместе с ним разверзлась… громовым горским смехом!
- Хинкали! - сквозь хохот воскликнул Илья, заметив непонимающий взгляд друга. - Это блюдо не какие-то "фекалии", а хинкали!
- Ой! - мгновенно осознав нелепый "ляп", густо покраснел Витаутас. - Извините, оговорился…
- Ничего-ничего… - посмеиваясь, добродушно проговорила зрелая дива. - Бывает…
- Ну, может, мам, это была его оговорка по Фрейду?! Может он тайный поклонник копро в виде особой практики садо-мазо?! Впрочем, не будем об этом за трапезой…
- Вот именно, Илюш! Не смущай мальчика своими извращенными домыслами! Он и так уже красный как рак!
Они постепенно затихли, да отпив из бокалов по новой порции вина, продолжили поедать чудесно подходящие к нему хинкали.
Витаутас же, действительно покраснев как вареный рак из-за "смороженного" перла, желал лишь одного - провалиться сквозь землю!
"Идиот! - мысленно ругал он себя, не смея поднять темно-карего взора. - Это надо же ляпнуть вместо "хинкали" - "фекалии"! Дааа, я особенный идиот…"
Являясь единственным приглашенным гостем на 30-летие Ильи (который решил отметить свой юбилей в таком сугубо-узком семейном кругу!), он, всеми фибрами души ощущал смущение от сего речевого фиаско.
Однако, некоторое время спустя, видя, что, больше на это не обращают никакого внимания, успокоился, покоренный смаком свиных хинкали, да хмельным нектаром красного вина.
Сам невеликий круг этого юбилейного празднества состоял из него - 34-летнего Витаутаса, только что вступившего в 30-летие Ильи, да его 54-летней матери Изольды Аслановны Г. - известной эстрадной грузинской певицы. Певицы, которая, несмотря на столь солидный возраст, продолжала выглядеть настоящей дивой, и по-прежнему была очень востребована на музыкальном Олимпе.
Такое их чисто грузинское пиршество, проходило за накрытым светлой скатертью небольшим кругло-дубовым столом, что стоял посреди ещё недостроенной к "охотничьему гнездышку" пристройки, коя, в ближайшем будущем должна была стать именно для Ильи персональной комнатой отдыха.
Сия пристройка была весьма просторной, имела деревянные полы, большие застекленные оконные проемы, ещё непокрашенные серокаменные стены, но… с отсутствующей пока крышей над головой! Из-за чего, порывы осеннего ветра, вольно пикируя сюда с самих заснеженных гор, порою заносили целые охапки желто-клиновой листвы, поигрывая ею прямо на полу с серебристою пудрой уличной пыли!
Однако, сегодня, словно вторя особенному вечеру, царящая вокруг ранняя осень почти не шалила своими необузданными ветрами. Напротив, она роскошными оранжево-золотистыми лучами мягкого солнца, изливалась сквозь все окна пристройки, волшебно-пушистым светом овеивая в ней как пирующих, так и некоторые предметы мебели, помимо дубового стола, состоящей из нескольких венских стульев, да большой деревянной кровати подле трюмо, сплошь покрытой блестяще-матовыми шелками покрывал с четою подушек!
Жмурясь от сего ласкового сиянья, наслаждаясь хинкали, да ароматным вином, Витаутас, предаваясь этой непринужденной осенней атмосфере, постепенно стал чувствовать себя как в раю, присутствовать в котором ему снисходительно разрешила эта прелестная в своей зрелости грузинская дама, да её рослый сын, красою подобный настоящему горцу-джигиту.
Одетый в голубую джинсовую куртку, такие же мастные джинсы и серые кроссовки (Илья во всё тоже, но единого темно-серого цвета!), он, по мере растущего охмеления от "Цинандали", всё чаще косился на Изольду Аслановну, невольно восхищаясь её потрясающей красотой.
Будучи облаченной в роскошное темно-золотистое платье с откровенным декольте и эффектно схваченным темным корсажем - дива, несмотря на пятую декаду лет с "хвостиком", по-прежнему выглядела великолепно! По-прежнему, черная смоль её густо-волнистых волос, ниспадающих ей на покатые плечи, вспыхивала в завораживающих молниях играющих бликов! По-прежнему, в больших изумрудах её эффектно натушенных глаз (с блестяще осеребрёнными тенями век!), сверкал глубокий огонь томного желания! Да, по-прежнему, сочно переливаясь темно-алым светом помады, пылали маковые лепестки её пухлых губ, безмолвно манящих собою в сокрытые таинства страсти!
И, он, со смаком поедая хинкали, с периодичным замиранием сердца застенчиво "вкушал" и всю её эту божественную красоту! Красоту, которую, словно последними штрихами гениального художника, прекрасно подчеркивала сверкающая чета толсто-золотистых колец сережек, висящий на темной нити квадратик золотого кулона, да пестрящие лазурью небес высоко-каблучные туфли!
С каждой минутой он с головою "погружался" в неё и, мысленно растворяясь в сём очаровании её благоухающей женственности, вскоре стал ощущать леденящую дрожь трепета даже при виде того, как её белозубый рот, широко раскрывая себя, изящно поглощает одну хинкали за другой!
Изольда Аслановна же, волшебно вспыхивая златом платья в бархатной призме осеннего вечера, в свою очередь, отчасти ловя на себе эти восхищенные взгляды, отчасти сама непроизвольно поглядывая на его "особенность", одаривала его взаимно заинтересованным взором. Одаривала, каждый раз вспыхивая веселой улыбкой тогда, когда он, неожиданно "сталкиваясь" с ней глазами, тут же смущенно опускал взгляд в стол вместе с шнобелем.
- Витаутас, - сияя такой улыбкой, наконец, первой руша воцарившееся молчание, обратилась к нему она. - Вам, наверное, непросто живется с таким необычным носом? Люди всё время косятся на вас, перешептываются за спиною?
- Да, Изольда Аслановна… - на мгновенье, подняв на неё глаза, стеснительно пробурчал он. - Бывало всякое, но, я уже давно смирился с этим…
- А почему он такой? - заинтересовалась зрелая дива, поднимая с тарелки очередную хинкали. - Он у вас с самого рождения?
- Не совсем … - мотнул русоволосой главою Витаутас. - В первые годы жизни, у меня был небольшой, практически нормальный носик. Однако, затем что-то неожиданно нарушилось в хромосомах и, он начал постепенно увеличиваться, расти в длину, да… так и продолжил вытягиваться по жизни…
- Уж лучше у тебя бы начало вытягиваться "нечто" иное! - игриво подмигнув ему, с усмешкою встрял в их разговор Илья. - А то экая "крутость" - иметь сию "буратину" меж глаз!
- Илюш, опять пошлишь?! - строгим тоном "бросила" ему Изольда Аслановна, в ту же секунду озаряясь веселыми огоньками в пышно-ресничном очаровании очей. - Зато у него, может быть, прекрасно развито обоняние?
- Намекаешь, мам, про "нюх как у собаки"? - насмешливо спросил он, уже кончая со своими хинкали, да берясь за бутылку "Цинандали". - Ну не знаю, не знаю…
- Витаутас, - прямо обратилась к остроносому гостю зрелая дива. - А, действительно, какое у вас обоняние? Что, может быть такого необычного, вы, прямо сейчас чувствуете им здесь, чего не чувствуем мы с Ильей?
- Необычного? - сразу призадумался Витаутас и, словно крыса, "вострепетав" уродливо удлиненными щелками ноздрей, ещё гуще краснея, взволновано прошептал. - Я чувствую, Изольда Аслановна, что, у вас сейчас месячные… Что, у вас "там" тампон…
Услышав сие откровение, грузинская дама, раскрыв в потрясающем изумлении прелестный рот, сначала пораженно вылупилась на него, а через мгновенье, сама полыхнув яркой краской смущения, отвела взгляд в сторону.
- Ха-ха-ха-ха, ну ты даешь, друг! - в тот час громко рассмеялся Илья, дружески толкнув его плечом. - Что-ж, признаю - твое обоняние феноменально! Ибо, действительно, у неё сейчас "особые" женские дни!
- Илюш! - с жалобной ноткой "прозвенела" зрелая дива, но, всё же, не сумев совладать с внутренней неловкостью, снова опустив взор, смолкла.
"Блин! - мысленно обрушился на себя Витаутас. - Опять ты попал "свинским рылом в лужу"! Ну зачем ты такое сказал Изольде Аслановне?! Это же чудовищная бестактность! Мало того, что сначала "сморозил" про "фекалии", теперь, вот вообще раскрыл её месячные! Эх ты, "феномЭн" называется!"
Однако, уже невольно чувствуя будоражащий запах менструальной крови дивы, он, в тот же момент ощутил в паху неожиданный наплыв приятной истомы, а в мозгах озарение той мыслью, что её сын также весьма осведомлен о таком… глубоко-личном процессе!
"Между ними, что - есть "нечто большее"?! - поразился Витаутас сему открытию, ещё больше впрыснувшему в него теплые импульсы. - Впрочем, живя с такой сногсшибательной матерью, нереально не впасть в грех влечения!"