Изменить стиль страницы

Они спарились… он знал, что они не сделали того, что делали животные, когда самец садился сверху и делал выпады. Это было похоже на то, когда он ткнул себя в руку, мечтая спариться с женщиной, которую мог бы назвать своей.

― О чём? ― спросила Харпер. ― О чём ты думаешь?

В течение минуты он не был уверен, что может говорить, настолько захваченный тем, что между ними произошло, тем, как они всё ещё лежали вместе, а Харпер медленно гладила шрамы на его груди.

― Люди… спариваются разными способами?

Она мило улыбнулась, её рука потянулась к другому шраму, палец слегка скользнул по нему.

― Да, наверное. Но люди это не называют спариванием. Они называют это сексом. Или занятием любовью. Есть и другие термины, но я думаю, что лучше всего начать с этих.

Её улыбка сменилась хмурым взглядом, когда её палец переместился к той части шрама на его ребрах, которую оставил дикий кабан. Он не хотел, чтобы она думала о том, как он сражается с дикими кабанами прямо сейчас ― или вообще когда-либо, ― и поэтому слегка повернулся, чтобы её палец не касался этого шрама.

Харпер встретилась с ним взглядом и сказала:

― Но мы не занимались любовью. Это… ― Она отвела глаза в сторону, а затем снова посмотрела на него. ― Это совсем другое. Это когда…

― Когда самец садится на самку и входит в неё

Харпер на мгновение замолчала. Ему было интересно, хочет ли она этого, но он не был уверен, что должен спрашивать. Он хотел этого. Он чувствовал, как его тело твердеет только от одной мысли об этом. Такого с ним никогда раньше не случалось ― он становился твердым сразу после того, как испытывал прилив удовольствия, заставлявший его семя вырываться из тела.

― Да, именно так. ― Румянец залил её шею, это удивило и смутило Джека, учитывая, что они только что сделали.

«Я сказал что-то не так, вот почему», ― подумал он и почувствовал себя немного неловко, но это чувство было не таким сильным, как счастье, переполнявшее его, когда он держал Харпер в своих объятиях, когда её руки скользили по его коже.

― Мы не занимались любовью, но прикасались друг к другу очень интимно, и это очень… особенная, важная вещь. По крайней мере, для меня. ― Харпер опустила взгляд, так что он не мог видеть её глаз, и румянец, который поднялся по её шее, теперь отразился на щеках.

Джек не мог понять, почему она ведёт себя так застенчиво, говоря об этом после того, что они испытали вместе. Это казалось… шагом назад. Ещё одно правило, ещё один момент, который он должен был выяснить, понять.

― Для меня это тоже важно, ― сказал он. ― Я хочу делать это с тобой снова. И… снова.

Она засмеялась счастливым, заливистым смехом, её глаза сияли, когда она встретилась с ним взглядом.

― Я тоже. Но сначала накорми меня, Джек. У меня разыгрался аппетит.

Он ухмыльнулся. Он может это сделать. Он может покормить её. Ничто не принесёт ему большего счастья.

Харпер

Весь день они по очереди читали вслух «Граф Монте-Кристо». Джек читал медленно, внимательно и останавливался, когда встречал слово, которого не знал. Он пробегал по нему глазами несколько раз, прежде чем пытался произнести его вслух. В девяти случаях из десяти он произносил это слово правильно с первого раза.

«Он умён, ― снова и снова думала Харпер. ― Очень умён. И если отважится выйти в мир, то за несколько недель сумеет сообразить, что такое современное общество».

Пока они читали, Джек задавал вопросы, которые были одновременно сложными ― учитывая, как он жил ― и чрезвычайно проницательными. Он был наполнен противоречиями ― дикий и чувствительный, необразованный и проницательный, и он очаровывал Харпер до бесконечности.

Она покраснела, подумав о том, что они сделали, о страсти, которая овладела ею, когда они целовались, о похоти, контролировавшей её, как никогда прежде. С тех пор как окончила среднюю школу, Харпер убедила себя, что секс с партнерами, которых она выберет, и последующий контроль этих отношений станет ключом к её исцелению. Тем не менее, она всегда чувствовала, что не подпускает своих партнеров близко, и как результат всегда оказывалась эмоционально разочарованной. И такой же одинокой, как и всегда. Пару лет назад она полностью отказалась от секса. Конечно, Харпер знала, почему у неё были сексуальные проблемы, но это знание никогда не меняло её реакции на прикосновения мужчины.

«До сих пор».

В том, что у них было с Джеком чувствовалось что-то… изысканное. Забавно, что именно это слово пришло ей на ум в этой деревянной хижине посреди леса, а не в каком-нибудь роскошном месте. Но да, это слово, казалось, правильным, подходящим. Лежа рядом с Джеком, прикасаясь к коже друг друга в золотистом свете дня, она чувствовала себя самой изысканной, самой прекрасной на свете.

«Их тела были изысканными, неповторимыми. Они словно были рождены испытывать эти яркие, сильные ощущения», ― поняла она, и это стало настоящим откровением.

Харпер нравилось, как радовался Джек, прикасаясь к ней. Ей нравились его откровенные вопросы. Они возбуждали её. Он возбуждал её.

Джек был явно неопытен, но было что-то удивительно эротичное в том, как он следовал своим инстинктам, когда дело касалось секса, прикосновений к её телу, получения удовольствия для себя.

«Я могла бы влюбиться в этого мужчину», ― подумала Харпер, но тут же отбросила эту мысль.

Было слишком много вопросов, слишком много неопределенностей, когда речь заходила о том, как могут сложиться их отношения. И почему-то думать об этом, казалось, так… несправедливо, эгоистично... Джек прожил жизнь, полную боли, мучений и борьбы, и ему ещё предстоит столкнуться со многими трудностями… хоть и другого рода. Ему придётся узнать многое из незнакомого, чужого для него мира.

Но в данный момент эти темы казались слишком обобщёнными и далёкими, чтобы о них серьёзно размышлять. Потому что именно в этот момент Харпер посмотрела на Джека, его голова склонилась к ней, лоб сосредоточенно наморщился, а красивые губы произнесли слово, которого он никогда раньше не произносил. Было тепло от огня, а за окном сиял ледяной, волшебный мир. Застывшая сказка. Словно и время замерло в этот день. У Харпер перехватывало дыхание от застенчивых улыбок Джека, от того, как он облизывал губы от восторга, кушая грушу, и от того, как его поцелуи становились всё более смелыми, более опытными, более восхитительными с течением дня.

Они прошли несколько миль до старой лесовозной дороги, не скрытой густым лесом, и Харпер смогла поймать сигнал. Она позвонила в школу-интернат и объяснила, почему не смогла выйти на смену, потом позвонила Райли и оставила ей сообщение, когда та не ответила. Она собиралась позвонить агенту Галлахеру, но от него не было пропущенных звонков, поэтому решила не беспокоить его лишний раз, зная, что как только появятся новые сведения касательно расследования смерти её родителей ― он обязательно с ней свяжется.

Красивая птица начала петь, ее восхитительная трель эхом разносилась по лесу, и Харпер улыбнулась. Джек поймал её взгляд, поднял лицо, закрывая руками рот и подражая песне. У Джека так точно получилось изобразить пение птицы, что Харпер буквально раскрыла рот в удивлении.

― Как ты это сделал?

Он улыбнулся и пожал плечами.

― Практика. ― Он на мгновение замолчал. ― Хотел бы я знать, как называются животные, птицы, ― пробормотал он почти про себя. ― Я знаю, как они звучат и что делают, но не знаю, как они называются.

― Я могу помочь с некоторыми, ― сказала Харпер, ― но я не знаю названия именно этой птицы.

Они медленно пошли обратно через лес к его хижине, рыжая лиса заметила их, уставилась широко раскрытыми глазами и бросилась прочь. Харпер улыбнулась, гадая, не та ли это лисица, детенышей которой спас Джек.

― Лисы спариваются на всю жизнь, ― сказала Харпер.

Ей всегда это в них нравилось.

― Не все, ― ответил Джек.

Харпер повернула голову.

― Что? Да, на всю жизнь.

Он покачал головой.

― Где ты об этом слышала?

― Прочитала в книге.

― Значит, книга солгала. Некоторые лисы спариваются на всю жизнь. Но не все. Я видел одного серого с четырьмя лисицами прошлым летом. Они были в трёх разных частях леса. Этот парень всегда куда-то бежал.

― А что он делал?

― Спаривался.

― Вот дьявол.

Джек рассмеялся самым открытым и честным смехом, который Харпер когда-либо слышала, и у неё внутри всё перевернулось.

― Так что же делать лисице? Как определить моногамных самцов от хронических бабников?

Джек одарил её улыбкой, очевидно, поняв, что такое моногамия и что такое хронический бабник.

― Все мужчины должны делать это… привлекать самку. Почему женщина должна выбрать именно его? Все делают это по-разному. Птицы поют или распушают перья. Некоторые животные ходят причудливо или танцуют вокруг. ― Он одарил её ещё одной игривой улыбкой. ― У самцов есть сотни способов заполучить симпатию самки. Но всё всегда зависит от женщины ― она даёт сигнал, что выбирает его. До этого момента он… ходит вокруг.

Харпер перешагнула через выступающий из снега камень.

― Только не в человеческом мире. Там мужчины берут то, что хотят, ― пробормотала она. Харпер не собиралась говорить это, но в тот момент она была не собрана, и слова сами собой слетели с языка.

Джек с любопытством посмотрел на неё, а затем остановился, повернувшись к ней.

― Ты имеешь в виду меня?

Она покачала головой.

― О, нет. Пожалуйста, не думай так. Но я… ― Она сделала глубокий вдох, а затем выдохнула. Лес вокруг неё был тих, деревья над головой закрывали синеву неба. Это было похоже на другой мир, где она тоже могла быть другой. Это было похоже на место, которое сохранит её секреты в безопасности. И она почувствовала, что не хочет ничего скрывать от Джека. Она хотела, чтобы он понял её, узнал. ― После смерти моих родителей первый дом, в который меня поселили, принадлежал женщине с сыном-подростком. Он приходил в мою комнату ночью и… прикасался ко мне.