В следующее мгновение ты, спотыкаясь, заваливаешься в подвал. В стельку пьяная. Это судьба, Эмилия.

— Дерьмо! — вскрикиваешь ты и икаешь. Ты такая милая, когда пьяная, детка. Тебе об этом уже говорили? Телка на моем члене хочет приподняться, чтобы посмотреть, кто нас прерывает, но я снова толкаю ее вниз, и ты замечаешь нас.

— О, Господи! — твои глаза расширяются, а потом в них появляется это дерзкое сияние, когда ты говоришь: — Ох, мне так жаль, Мейсон, я понятия не имела, что ты здесь.

В моем подвале, серьезно, Эмилия? Даже моя бабушка могла лучше врать.

— Я лучше пойду! — пьяно бормочешь ты и спотыкаешься на ровном месте.

— Ох, детка, останься! — лениво говорю я, поглаживая телку по голове. У нее так много лака на волосах, что мои пальцы почти склеиваются, и это портит весь эффект.

Эмилия, ты всегда была храброй. Немного помедлив, подходишь к моему дивану и садишься, как долбаная примерная ученица.

— Думаю, мне стоит немного отдохнуть, — бормочешь при этом. Ты такая забавная, Эмилия, тебе ведь просто хочется посмотреть, как эта малышка сосет мой член. Я смотрю тебе в глаза, когда кончаю в ее рот. Ты сглатываешь и беспокойно ерзаешь по дивану, в то время как я отталкиваю от себя другую со словами:

— Свали отсюда!

Эмилия, я не знаю, почему женщины настолько не уважают себя, что после минета их выбрасывают, как мусор. Но пока вы позволяете, я буду пользоваться этим. Всегда виноват мужчина, если с женщиной плохо обращаются, но о том, что сама женщина позволяет так с собой обращаться, никто не говорит. Я ненавижу эмансипацию, Эмилия, серьезно.

Девка сваливает, и мы остаемся одни. Указательным пальцем маню тебя на кровать, и ты следуешь, будто притянута невидимыми нитями, я сжимаю свой член. Ты хочешь этого, Эмилия, не рассказывай мне ничего. Вот почему ты здесь. Не потому, что по-пьяни забрела сюда. Ты садишься рядом со мной и прислоняешься к изголовью, пока я поджигаю косяк и глубоко вдыхаю дым. При этом я опираюсь на один локоть и смотрю на тебя, наклонив голову набок.

— Я снова хочу трахнуть тебя, Эмилия, — констатирую я, как если бы сказал: небо синее. Ты закрываешь глаза и прикусываешь нижнюю губу. Ты снова чувствуешь мой большой палец, как он стирает капли дождя, так же, как и мой член, который скользит в тебя так глубоко, как никто другой. Ты хочешь что-то сказать, но я прижимаю косяк к твоим губам. Твои глаза расширяются, когда ты делаешь затяжку. После этого ты начинаешь кашлять, такое ощущение, что минут двадцать, но все в порядке, Эмилия, вторая затяжка будет лучше.

Открываю еще одну банку пива и протягиваю тебе запить. Ты скоро станешь самой собой, Эмилия, об этом я позабочусь.

— Боже мой, как же дерет в горле! — запинаясь, говоришь ты, все еще кашляя.

Я снова прижимаю косяк к твоим губам.

— Тяни! — ты подчиняешься. На этот раз я выпрямляюсь и провожу губами по твоим, когда ты выдыхаешь дым. Глубоко вдыхаю его. Затем делаю большую затяжку и позволяю тебе вдохнуть дым.

Мы смотрим друг на друга. Ты перестаешь дышать.

Я знаю, что могу тебя сейчас получить.

Затем я снова целую тебя, медленно и чувственно, скользнув рукой под твой топ к груди, детка. Ты стонешь, когда я крепко ее сжимаю.

Ты хочешь всего этого.

Не говоря ни слова, ты буквально просишь об этом, а я сегодня щедрый, Эмилия. Прежде чем возьму у тебя то, что мне нужно. Рывком стягиваю твой топ через голову и говорю:

— Лежи здесь! — ты уже не в себе, дыхание сбилось, и даже не видишь, как я устанавливаю свой телефон на комоде, стоящем напротив и нажимаю на кнопку записи видео.

Ох, я обожаю преимущества современности.

Дьявольски ухмыляясь, поворачиваюсь и небрежно подхожу к тебе.

Я твоя погибель, детка, и ты не можешь меня остановить.

***

Да, я испортил тебя, Эмилия.

Я воспитал тебя и высвободил твою внутреннюю суку. Ты никогда не найдешь никого, кто мог бы также хорошо с ней обращаться.

Это того стоило.

Я пьян, и мое лицо горит, снова. Здесь воняет потом и пролитыми напитками. Вообще-то я хотел поискать кого-нибудь, кто меня отвлечет, так как мой бой ни к чему не привел, и Клэр тоже меня не удовлетворила. Мой телефон вибрирует в моем заднем кармане. Это ты со своего нового номера, который прислала мне сразу же, как только купила телефон. Эмилия, тебе нужна эта связь.

Я не сохранил тебя, как всех других. Тебя зовут не Дженифер-догги, Гемма-минет, Джанет-стоя или Лорен-анал. Тебя зовут просто Эмилия.

И ты единственная, на кого я поставил фотографию, как ты связанная лежишь на моей кровати, покрытая моей спермой.

Не волнуйся, Эмилия, этого никто никогда не увидит. Мой телефон — единственное, за чем я действительно слежу, он никогда не валяется где попало. Я подумываю не брать трубку, но любопытство побеждает. Сейчас четыре часа утра, это наше время. Обычно в этот час ты лежишь подо мной и кричишь, находишься на мне или свисаешь с потолка. Умоляешь, хнычешь, мой член у тебя во рту, и ты кончаешь снова и снова.

Пфф, ты целую неделю говорила «нет», не я.

— Что? — отвечаю я, как только выхожу на улицу. Мимо проезжает трамвай и заглушает твой голос, который звучит не совсем трезво. Меня это раздражает, Эмилия. Выражайся нормально.

— Я лежу здесь, Мейсон, и думаю о тебе, — говоришь пьяным голосом. Опять, Эмилия. Серьезно? Я выбрасываю окурок.

— Где ты лежишь и думаешь обо мне? — раздраженно спрашиваю я, потому что ты снова разрушила мои планы.

— Ну здесь! — говоришь ты, и я чешу лоб. Ты так бесишь, Эмилия. Любую другую я бы уже давно послал к черту.

— Где «здесь», Эмилия? — грубо и громко спрашиваю я. Пара, проходящая мимо, вздрагивает, когда я иду к своей машине.

— На старом вокзале, Мейсон. Где же еще? Это же очевидно... — супер, Эмилия, ты в стельку пьяная, в черном платье на железнодорожном вокзале, где тусуются наркоманы и насильники. Это здорово. Прекрасная идея пойти туда сейчас.

— Ты совсем рехнулась? — кричу я, чувствуя, как мой гнев накаляется до предела. — Тебе жить надоело? Хочешь, чтобы тебя изнасиловали, или может иглу в вене? Чего ты хочешь?

Я уже еду — слишком быстро.

— Я хочу, чтобы ты был добр ко мне и перестал трахать моих подруг. — Я бы рассмеялся, если бы не был так зол.

— Что-то более реалистичное! — рычу и сворачиваю за поворот. — Ты останешься на связи, пока я не приеду. Поняла?

— Ты беспокоишься обо мне? — я слышу усмешку в твоем голосе, Эмилия. Ты не контролируешь себя, Эмилия.

— Если с тобой что-нибудь случится, кому будет не хватать шлюхи?

— Ты такая задница!

— Притормози, Эмилия. Райли будет разрушен, еще сделает с собой что-нибудь. Кстати, это может случиться и тогда, когда он узнает о нас двоих. Не забывай об этом!

— Поэтому я и уезжаю в Нью-Йорк! — вскрикиваешь ты. Если я еще раз услышу про этот сраный Нью-Йорк, ударю что-нибудь маленькое и хрупкое, и если тебе не повезет — это будешь ты.

Я паркуюсь поперек трех парковочных мест и выхожу из машины. Суетливо оглядываюсь вокруг, Эмилия. Но тебя здесь нет.

— Где ты? — ору я и вдалеке слышу твое хихиканье.

О, Господи, Эмилия. Либо я тебя убью, либо ты меня!

Луна ярко светит на тебя. Ты лежишь на спине посреди заброшенных рельс, с бутылкой водки в руке, и смотришь на усыпанное звездами небо. Я прекрасно знаю, что от водки твои трусики слетают, Эмилия, я это знаю — причем с рекордной скоростью — и ты тоже это знаешь.

Со сложенными на бедрах руками я встаю над твоей головой и смотрю на тебя сверху вниз. Ты сияешь, как проклятое солнце. Почему ты так на меня смотришь, Эмилия?

— Привееет! — хихикая, говоришь ты и машешь мне ладошкой.

— Вставай!

— Я не могу, это так тяжело.

— Я скоро покажу тебе, что значит тяжело. Поднимай свою задницу!

— Ты только посмотри на это! Мейсон, ложись рядом и посмотри, какое небо красивое!

Я в бешенстве, Эмилия, а тебе просто насрать!

Мне нужна сигарета.

Простонав, сажусь по-турецки у твоей головы. Ты подползаешь и устраиваешься поудобнее на моих коленях!

Что это с тобой, Эмилия?

Я, что ли, диван, Эмилия?

Подкуриваю сигарету и выдыхаю дым в «ах, какое красивое небо». Ты смотришь вверх.

— Когда я была еще маленькой, и мир был в порядке, бабушка всегда считала со мной звезды. — О нет, Эмилия, происходит то, чего я никогда не хотел. Сейчас ты расскажешь мне свою историю.

Я забираю водку из твоей руки и делаю несколько глотков. Терпеть не могу этот женский треп. Я не хочу знать, что ты делала со своей бабушкой, каким было твое детство и кто трахнул тебя первым.

Факт в том, что сейчас я трахаю тебя.

— Моя бабушка была лучшей женщиной, которую я знала, и когда она умерла, я чувствовала себя так, как ты, когда твоей бабушки не стало. Она была единственным человеком, которому я когда-либо доверяла. У нее всегда были румяные щеки, как будто она слегка подгорела на солнце, а ее седые волосы были вьющимися и мягкими, как у ребенка. Я всегда могла прийти к ней, понимаешь? Она всегда говорила мне, чтобы я нашла себе мужчину, который будет хорошо ко мне относиться.

Я поднимаю бровь.

— Поезд ушел, — сухо говорю я, и ты раздраженно вздыхаешь. Ты обязательно хочешь получить по заднице? Но это будет только, когда ты будешь трезвая и все прочувствуешь.

— Когда моя бабушка умерла, единственный близкий человек, которого я знала и с которым мне было комфортно, ушел. А мне было всего шесть. После этого все как-то просто пошло под откос. Единственное, что удерживало меня в какой-то степени на ногах — моя лучшая подруга Бриджит и ее замечательная мама.

— Почему же все пошло под откос, Эмилия? Тебе не разрешалось смотреть мультики про Спящую красавицу, или Золушку, или что-то в этом роде? — Теперь ты смотришь на меня, Эмилия. Твой взгляд другой. Он такой, каким я его никогда не видел. Даже когда я пытал тебя самым худшим образом. Даже когда я действительно причинял тебе боль, ты никогда не смотрела на меня так — как маленькая девочка, которая может сломаться в любую минуту.