— Полностью соглашусь, — тихо сказал Майлз. — Жизнь слишком коротка для иного.

***

Море поцелуев. Легких, страстных. Голодных, сладких. Теплых, как солнечный свет, нежных, как кожа младенца. Никогда поцелуи не были столь… интимными. Всепоглощающими.

— Откуда это? — Линли невесомо коснулся губами нитки шрама на подбородке Майлза.

— Врезался в бетонную стену на велике, когда мне было четырнадцать.

— О, — пробормотал Линли. Он вновь одарил Майлза ласкающим поцелуем в подбородок. — Монреаль очень удобен для велосипедистов.

— Приятно слышать.

Майлз никогда не был с партнером, который тратил бы столько времени на подготовку к сексу. Это немного смущало. Майлз знал, как заниматься сексом. Но не был уверен, что знает, как заниматься любовью.

— Необычно при таких светлых волосах иметь темные брови и ресницы. — Линли усмехнулся. — Подкрашиваешь шевелюру, Майлз?

— Я?! — Майлз потряс головой.

Улыбнувшись, Линли потерся носом о нос Майлза, их трепещущие ресницы соприкоснулись.

— У тебя вкус фуа-гра с арахисовым маслом.

— Я забыл почистить зубы.

Линли хмыкнул.

— Ох уж эти американцы! Мне нравится твой вкус, Майлз. Хочу попробовать каждый дюйм твоего тела.

И он занялся этим, заставляя Майлза задыхаться, закрывать глаза, судорожно сглатывать и лихорадочно отвечать тем же.

Предупредительность и даже своего рода вежливость Линли в постели поразила Майлза (не слишком справедливо по отношению к Палмеру). Майлзу никогда не уделяли столько внимания. На него никогда не обращали столько внимания. Линли засыпал его комплиментами и вопросами. Не обычными вопросами про безопасность, а теми, что задают хриплым, низким рыком. «Майлз, тебе так нравится?», или «А это местечко чувствительное?», или даже «Скажи, чего тебе хочется?»

Не то чтобы у Майлза был неудачный сексуальный опыт. Всего пара неловких случаев. Но он ни разу не был с человеком, который пытался очаровать, соблазнить, когда оба уже голыми лежали в постели. В этом было что-то декадентское. Как бутерброды с арахисовым маслом и фуа-гра. Определенно Майлзу следовало поднять планку, если в Монреале занимаются таким сексом.

Обнаженное тело Линли было гибким и сильным, золотистым, как калифорнийское лето. Счастливый обладатель мощных ног и плеч лыжника, не говоря уже о плоском животе и крепкой заднице, он навис, опираясь на руки, над Майлзом, и его ясные голубые глаза сияли.

— В нашем распоряжении вся ночь, так кто будет первым? М-м?

— П-первым? — Майлз думал, вернее, боялся, что Линли выполнит свой долг гостеприимства и сбежит, но опять ошибся. У них впереди вся ночь.

Линли мягко рассмеялся.

— Со мной в постели все еще тот застенчивый Майлз, которого я знал?

Майлз тоже усмехнулся, потому что нет, не совсем, но Линли был полон сюрпризов, и он наслаждался каждым из них.

Вытянув руку, он взял член Линли, чувствуя, как горячая кровь бьется под шелковистой кожей. Линли резко вдохнул и откинул голову назад.

— Вот так. Мне нравится.

Майлзу тоже нравилось, и он скользнул ладонью ниже, чтобы обхватить и погладить нежные яички. Линли мурлыкнул и толкнулся в ладонь Майлза.

— М-м… Так вот как ты хочешь?

— Ты можешь трахнуть меня, — сказал наконец Майлз.

Линли поморщился.

— Очень романтично.

— Есть подходящее слово на французском?

— Полно слов и фраз. Некоторые получше, другие хуже. Faire des galipettes. Кувыркаться. Tremper le biscuit. Проткнуть бисквит…

Майлз расхохотался.

— Ты это придумал только что.

Линли усмехнулся.

— Нет. Но не отвлекайся. Так ты хочешь потрахаться?

— Я хочу трахаться и быть оттраханным.

— Ваше желание — закон…

Линли ловким движением соскользнул с кровати. Порывшись в кармане джинсов, он вытащил блестящий пакетик и бросил презерватив Майлзу.

— Запомни, на чем мы остановились.

Линли включил свет в ванной и зашел внутрь. Он вернулся через минуту с маленьким тюбиком крема Crabtree & Evelyn.

— Вербена и лаванда.

— Лаванда? Надеюсь, я не усну, — сказал Майлз.

Линли ухмыльнулся.

— Приложу все свои скромные усилия, чтобы не допустить этого.

Он присоединился к Майлзу на кровати, и вместе они сдвинули покрывало с одеялами в сторону, оставшись на голых простынях и подушках.

Майлз вытянулся на животе, вибрируя от поцелуев Линли, когда тот пробегался губами вдоль спины и нежно посасывал кожу, уткнувшись носом в ямочки у ягодиц, пока его пальцы, едва касаясь, подразнивали расселину.

Майлз сглотнул, но от накатившего удовольствия, а не тревоги. Земляной аромат лаванды, вербены и смазки согрел воздух, и наконец палец Линли осторожно и настойчиво проник в тело Майлза. Крем был теплым от рук Линли и слегка пощипывал нежное нутро.

— Такой тихий, — прошептал Линли. — Ты в порядке?

— Да, продолжай, — прошептал Майлз в ответ.

И Линли продолжил и довел Майлза до исступления, когда тот, тяжело дыша, уже извивался на простынях. Затем Палмер поставил его на колени и медленно, сладко вошел.

— О, Боже… — выдохнул Майлз. Линли не был экстраординарно большим, но сам момент таким и казался.

Палмер остановился в учтивой и участливой заботе, и Майлз, не выдержав, подался назад, насаживаясь на член Линли, пока его задница не прижалась к мягкому теплу паха.

Линли тут же начал двигаться, с неспешной уверенностью и полной отдачей. Майлз двигал бедрами в такт его толчкам, они скользили в едином первобытном ритме, который набирал скорость и силу, становясь безудержным.

Кровать ходила ходуном. Дыхание Линли обжигало Майлзу ухо. Теперь Палмер был тих, сосредоточен и напряжен… Майлз тоже сконцентрировался, потянулся к трепещущим, эфемерным искрам, рождающимся за закрытыми веками и пробегающим по позвоночнику, и наконец вспыхнул.

Глубокую, всепоглощающую тишину разорвало горячее, влажное, липкое, ликующее освобождение.

В объятиях друг друга они рухнули, мокрые и дрожащие, на смятые простыни, как потерпевшие кораблекрушение, выброшенные штормом на необитаемый пляж.

***

Некоторое время спустя Линли лениво спросил:

— Как так получилось, что ты меняешь свою жизнь в одиночку?

Майлз лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь легкими ласками руки Линли на своем бедре.

— Что ты имеешь в виду?

— Как… Как тебя до сих пор никто не прибрал к рукам?

Майлз фыркнул. «Прибрать к рукам» — звучит, будто он мешок фуража.

— У тебя нет парня или партнера?

— Если бы он был, разве бы мы сейчас оказались в этой ситуации?

— Прошу прощения, — сказал Линли скорее удовлетворенно, нежели извиняясь. — Просто хотел удостовериться.

— Может, следовало удостовериться до кувырканий в постели?

Возможно, это прозвучало слишком резко, потому что Линли тихо рассмеялся.

— Согласен. Но иногда маленькая голова думает за большую.

Не поспоришь. Кто не наступал на эти грабли? Оставалось надеяться, что только не Майлз. Однако, чем бы все не кончилось, он не будет жалеть об этой ночи.

Майлз вздохнул.

— Я из тех парней, друзья которых говорят: «У меня есть для тебя идеальная пара!» — и это всегда оканчивается катастрофой.

Линли поцокал языком. И Майлз улыбнулся.

— Катастрофа, да?

— Ну, может, и не совсем так, но пары точно не были идеальны.

— Тебе так сложно угодить?

До этого момента Майлз считал, что как раз всем остальным трудно угодить. Но, может быть, проблема была именно в нем. А еще, вероятно, проблема — не совсем подходящее слово. Возможно, он просто всегда ждал чего-то другого, стремился к большему.

— Не сказал бы, что я привередлив. Избирателен? — задумчиво произнес Майлз.

— Разборчив, — предложил свой вариант Линли.

— Требователен.

Линли хрипло усмехнулся и вновь завладел ртом Майлза.

***

Утром они позавтракали в кафе Joe на Сент-Антуан: Линли отказался от обильного гостиничного завтрака ради восьмиминутной поездки в одну из своих любимых закусочных.

— Вынужден огорчить, но шведский стол — не мой формат, — сообщил Палмер, когда они одевались.

— Ого!

— Думаешь, я сноб.

— Первостатейный.

— Это тебя напрягает?

А правда, напрягает? Майлз задумался. Он уже знал кое-что о Линли. Помимо того, что тот был эталонным снобом, он также отличался высокомерностью, своенравностью. А еще он обожал решать проблемы, независимо от того, существовали они в реальности или в его голове. Кроме того, Линли мог быть неожиданно чутким, иногда скромным и в целом мягким. И он был потрясающ в постели. Никаких существенных изъянов.

— А тебя напрягает, что меня не напрягает?

— Нет. Абсолютно.

Майлз пожал плечами.

— Ну тогда вот мой ответ.

После завтрака Линли планировал отправиться в свою галерею, так что Майлз сунул в рюкзак альбом для набросков. У него была назначена встреча с месье Тибо, но только на вторую половину дня, поэтому он решил провести утро в разведке территории.

Взглянув на Майлза, Линли открыл было рот, но промолчал.

Конечно, за яйцами Бенедикт с ветчиной он все же поднял болезненную тему.

— Я хотел бы посмотреть твои работы, — сказал он.

Майлз хмыкнул.

— Нет, не хочешь.

— Я серьезно.

— Я тоже. Нет.

Линли хмурился, помешивая кофе в своей чашке.

— Когда ты пришел ко мне в галерею… До того, как начал преподавать…

— Все в порядке, — прервал его Майлз. Он не желал снова слышать об искрах и новизне взгляда. Меньше всего ему хотелось наблюдать, как Линли разрушает его уверенность в себе или желание творить. Он не мог допустить, чтобы этот яркий и многообещающий день был омрачен напоминанием, что Палмер — полнейший мудак.

Но Линли продолжал давить.

— Тогда я был начинающим галеристом. Слишком зеленым и юным, чтобы доверять своему чутью. Я боялся ошибиться.

— М-м-м…

— Первый успех вскружил мне голову. Слишком сильно. Более того… Я боялся пробовать новое. Мне казалось, что моя репутация основана на нескольких удачных находках.

— Синдром самозванца, — подсказал Майлз. Он поверить не мог, что Линли вообще способен чувствовать неуверенность.