Три пары раскосых глаз впились в него:

— А елмауз?

— Я его усмирил. Поранил только… лечил всё это время, — тут Амарель не солгал. — А он меня наградил. Золотом.

— Тебя отвязать, — старший всё не унимался, — так колдовать начнёшь.

— Не начну, — заверил его Амарель. — Обещаю…

И здесь он осёкся, вспомнив, что один раз уже обманул, а обманщику веры нет — и, похоже, жители Ярлы об этом подумали. Они колебались, смотрели друг на друга.

— А заим и совет? — вспомнил человек с топором.

Чувствуя, как убегает время, Амарель снова заговорил:

— Они всё себе! Себе заберут! Лучше отвяжите меня! Скажете, я исчез… прямо из верёвок! Я же колдун!

— Не так ты силён, а то бы и вправду исчез, — вдруг усмехнулся старший. — Ладно, пошли к пещере. Успеем.

И Амарель, наконец-то, облегчённо вздохнул.

IV

Эсфи медленно, шажок за шажком, брела вперёд. Храп Ирзы доносился всё слабее — она удалялась от повозки, то и дело пытаясь разобрать звуки голосов в ночи. Эсфи кралась по лесу, ощупывала стволы деревьев, через продранные башмачки касаясь пальцами ног то голой сухой земли, то жёстких травинок.

— Ай! — не сдержалась Эсфи, ступив прямо в крапиву, и отпрыгнула назад. Башмачок слетел с ноги, и Эсфи пришлось искать его. Еле-еле она нашарила башмачок и, подтянув его к себе, надела на ногу. А затем прислушалась.

Откуда-то доносилось птичье пение, едва различимое, но Эсфи хотелось, чтобы это оказался соловей, как в книжке. Птица умолкла, и Эсфи поднялась на ноги, нашла гладкий, восхитительно гладкий ствол неподалёку, к которому можно было прислониться и подумать, куда же теперь идти — направо, налево или вперёд.

— Как там в сказке было? Налево — бедствие, — задумчиво произнесла Эсфи, — направо — приключение, а впереди… а впереди — то-не-знаю-что!

Герой в книжке выбрал последнее, и Эсфи решила поступить, как он. Ещё немного блужданья по лесу, и Эсфи дождалась «награды» — услышала, наконец, приглушённые голоса. Эсфи спряталась за толстое дерево и стала слушать.

— …Значит, скоро будем в Фаарне? — спросила Мэриэн.

— Скоро, — прозвучал ответ Тарджиньи.

— И разойдёмся каждый своей дорогой. Так?

— Так.

— Тогда, может, всё-таки расскажешь, кто ты на самом деле?

Вот тут Эсфи заволновалась по-настоящему и сказала себе: правильно сделала, когда пошла искать Мэриэн и Тарджинью. А вдруг что-то страшное случится, и нужно будет помочь Мэриэн?

— Я тебя не понимаю, — безмятежно откликнулась Тарджинья. Эсфи поспорила бы на пару новых башмачков, что Мэриэн слегка рассердилась:

— Брось. Ты поняла, о чём я говорю.

— Да ладно, а если бы я хотела поиграть? — хихикнула Тарджинья. — Ну, хорошо. Сдаюсь. Ты такая грозная с этим мечом, к рукояти которого вот-вот потянешься…

— Хватит болтать, — оборвала её Мэриэн. Теперь она рассердилась ещё больше, и Эсфи её прекрасно понимала, хотя ей самой Тарджинья нравилась. Будет жалко, если она окажется оборотнем или злой ведьмой…

— Я — джинния.

В лесу сделалось совсем тихо, а у Эсфи заколотилось сердце.

— Джинния? — не сразу откликнулась Мэриэн. — Вы что, вправду существуете?

Эсфи задала бы тот же самый вопрос, поскольку джинны, как рассказывали в книгах, это волшебный народ. Они обитали где-то на нижнем небе, метали молнии и летали, как орлы, иногда и в орлином оперенье.

— Ага, существуем, — откликнулась Тарджинья таким тоном, словно ей до смерти хотелось поделиться историей о своём народе. — Мы живём в горах Ихранджана, нас немного, но у нас много глупых обычаев; мы можем говорить так, чтобы люди нас поняли, но у нас очень трудный язык; мы смотрим на людей и сразу видим их имена, словно они на лбу написаны, а ещё у нас разные таланты, у каждого джинна свой…

— У тебя-то какой? — Мэриэн не хватило терпения дослушать собеседницу до конца. Позабыв обо всём на свете, Эсфи подалась вперёд, чтобы лучше расслышать ответ Тарджиньи, и больно ткнулась лбом в шершавую древесную кору.

— Ай! — негромко вскрикнула Эсфи, хватаясь за голову, и тем выдала себя. Мэриэн мигом очутилась рядом:

— Ты не сильно ушиблась?

— Нет, — у Эсфи горели щёки от смущения — и немножко от стыда. Мэриэн вывела её из-за дерева, посадила на траву и сама устроилась рядом, держа Эсфи за руку. Это было так похоже на времена, когда они путешествовали вдвоём, и Эсфи ещё никого не успела погубить своим даром…

— Я здесь, на пеньке, ногой болтаю, — напомнила о себе Тарджинья. — Так вот, мой талант — водой повелевать.

— Это как? — выпалила Эсфи.

Она не сразу сообразила, откуда взялась струйка воды, которая потекла ей за шиворот, а потом возмущённо взвизгнула:

— Перестань! Это не смешно! Я заболею!

Тарджинья перестала.

— А реку ты смогла бы повернуть вспять? — Мэриэн своим рукавом вытерла Эсфи шею и спину под платьем, которое уже превращалось в лохмотья.

— Могла бы, — хвастливо заявила Тарджинья, и Эсфи фыркнула, всё ещё недовольная выходкой джиннии. Джиннии — кто бы мог подумать! Получалось, что джинны — как люди, потому как лишних ног, рук или рогов на голове у Тарджиньи не было. То ли дело книжные повести, где джиннов изображали уродами!

— А летать ты не умеешь? — спросила Эсфи, и теперь настало время Тарджиньи фыркать.

— Нет. Да вы послушайте…

Джинны жили в одинаковых домах-пирамидах с красными крышами, одевались в красное и соблюдали одни и те же обычаи на протяжении пятисот лет. Отступить от них считалось чуть ли не предательством.

— Я обязательно должна была выйти замуж, — с отвращением сказала Тарджинья, — когда мне стукнет двадцать четыре осени…

— Так долго же ещё, — перебила её Эсфи.

— Долго? Прошлой осенью мне исполнилось ровно двадцать четыре!

— Но с виду тебе лет двенадцать или тринадцать, — удивилась Мэриэн.

— Верно. Потому что вам, людям, отпущено сто лет, а нам — вдвое больше! И мы стареем медленнее.

Род джиннов вёлся от матери, и Тарджинья принадлежала к роду Фалеала, как и пять её младших сестёр. Именно матери решали, за кого выйдет замуж дочь и кому принесёт счастье — по традиции, невеста приносила счастье в дом жениха.

— У нас хуже говорят: сбыть невесту с рук, — заметила Мэриэн.

— Всё это пустые слова, — отмахнулась Тарджинья.

Мать шестерых джинний из рода Фалеала думала, что все её дочери хотят одной и той же судьбы, но недаром к старшей прилетела рухай-птица. Была такая птица с лазурными перьями, и говорили, будто бы те, кто её увидят, могут лишиться разума или просто стать чужими своему роду. С Тарджиньей случилось второе. Она захотела свободы, захотела побродить по всему миру и узнать, какой он.

— Я видела рухай-птицу ночью, совсем близко, как сейчас вижу вас, — мечтательно протянула Тарджинья. — Ох, и красивая она! И перья у неё звенят. Вы, люди, и знать не знаете!..

Эсфи стало обидно.

— Ты дальше говори, — потребовала она, и Тарджинья шутливо ответила:

— Слушаю и повинуюсь.

Тарджинье жизнь её племени казалась до безобразия унылой — целых двести лет можно было бы провести куда интереснее. Так и вышло, что Тарджинья сбежала в мир людей, и за это её наверняка прокляли дома.

— А может, и нет, — неуверенно сказала Эсфи. — Твоя мама… она же не проклянёт собственную дочь!

— А наши традиции? — серьёзно и чуточку грустно напомнила Тарджинья, но потом вернулась к беззаботному тону.

Первым человеком, которого Тарджинья встретила, спустившись с гор, оказался Ирза. С помощью сети он пытался выловить из реки немного рыбы, и Тарджинья, посмотрев на это с другого берега, решила помочь. Её Ирза пока не видел.

Тарджинья подняла целую волну и заставила рыб подплыть к сети. При виде такого чуда Ирза пал на колени и воздел руки к небу. Тарджинья сообразила, что он молился — благодарил своего бога или богов за то, что сделала она!

— Мне это не понравилось, и я показалась Ирзе. Объяснила, что это я, — голос Тарджиньи звенел весельем, и Эсфи тоже заулыбалась.

— Он не принял тебя за богиню?

— Меня? — Тарджинье, похоже, такая мысль и в голову не приходила. — Меня?! Ты думаешь, он мог…

— Наверное, потому он с тобой и путешествует. Милость богини и всё такое, — теперь смеялась Мэриэн, чуть ли не хохотала, и Эсфи обрадовалась её смеху, как возвращению старого знакомого.

— А я думала, всё дело в том, что я кормлю его рыбой, как только мы доберёмся до реки или озера, — Тарджинья наигранно вздохнула. — Эх вы, люди!

Ирза сначала хотел сбежать, но Тарджинья его успокоила и поклялась, что ничего плохого ему не сделает. Говорить Ирза не мог, зато он умел писать углём на деревянной дощечке, и Тарджинья узнала, что он живёт в хижине недалеко от реки. Когда-то у него была семья, но теперь он остался один, а вот кто его лишил языка и почему, Ирза утаил. Но это наверняка были дурные люди! Тарджинья подумала — и сказала, что желает путешествовать. Не пойдёт ли Ирза с ней, чтоб не скучно было? И он нацарапал на дощечке: «Пойду».

С тех пор они обошли весь Ихранджан. Тарджинья переоделась в местную одежду, сменила лёгкие красные туфли на прочные башмаки с подошвами из грубой бычьей кожи.

— Наш род богатый, вот и были у меня туфельки, как у дочери шаха, — продолжала Тарджинья. — А ваша-то обувь поизносилась — по каким скалам вы прыгали?

— Мы давно путешествуем! Пешком, — Эсфи не знала, можно ли говорить откровенно, или Мэриэн этого не одобрит. Но ведь Тарджинья столько всего рассказала о себе!

Тем не менее, Мэриэн не спешила отвечать тем же.

— А сюда вы на корабле приплыли?

— Верно. На купеческом корабле. Толстобрюхий капитан сам не понял, как это вышло! — Тарджинья веселилась, но Мэриэн осталась серьёзной:

— Значит, ты ещё и убеждать умеешь? В чём хочешь?

— Может быть, — поддразнила её Тарджинья.

Эсфи почувствовала, как напряглась рука подруги.

— Ты… — подозрительно начала она, но закончить ей Тарджинья не дала:

— Пошутила я, пошутила! Мы ему золота дали. Ты думаешь, за время путешествия нельзя было золота раздобыть? Да хоть спектакль с водой людям показать, или рыбы наловить и продать…