Глава 8
Никогда мне в голову не приходил вопрос о том, плохо я поступаю или хорошо.
Я была девочкой, от рождения не имевшей ничего. Ничего, что должна была бы оберегать, и никого, кого должна была бы защищать.
Академия говорила, что я обязана ей всем. Да. Благодарность к Академии жила в моей душе.
Но весь остальной мир за пределами нашей башни был чужой, неизведанной землёй, которую мне только ещё следовало покорить.
Невольно порой в моей душе проскальзывала обида на учителей — как не поняли они, что я была именно той, кто мог бы осуществить все их планы при дворе? Почему не поддержали меня, а выжидали, оправдаю ли я себя?
Ни разу с того момента, когда я переступила порог Академии, наставники мне не помогли. И чем дальше, тем менее сильна была моя к ним любовь.
Что и говорить обо всех остальных?
К тому же кто из нас вообще знает, что такое добро, а что — зло, в нашем одном из затерянных среди других мыльных пузырьков миров?
Я не убила Бриану. Никогда потом я не причиняла ей боль — она и не вынуждала меня.
Бриана стала моей подругой. Самой доверенной, самой надёжной, от которой я могла не скрывать никаких тайн. Которая никогда бы мне не соврала. Кто из нас, женщин, не мечтает о такой?
Она стала моим зеркалом, но зеркалом, которое никогда не лжёт. И с того дня, когда она заключила со мной контракт, моя уверенность не только в ней, но и в себе, стремительно росла.
Первым делом, когда договор наш был заключён, я рассказала ей о своих видениях. Я хотела бы снова провести ритуал и показать ей ещё одно, которое и сама не сумела досмотреть, но сосредоточенность покинула меня.
— Что за девушка танцевала перед нашим господином? — спросила я. — В голубых шароварах, с накидкой расшитой хризопразами.
Бриана задумалась на несколько секунд.
— В последние дни для танцев наш господин приглашает к себе только двух. Оливию, которую привели в дом в прошлом году, и Миану, которая здесь с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать лет.
— Мне нужно посмотреть на них, — сказала я.
— Тебе лучше не встречаться с ними лицом к лицу. Как и ни с кем другим, — торопливо пояснила Бриана.
Я хмыкнула и откинулась на подушки, расслабленно глядя снизу вверх на неё, сидевшую на коленях на ковре.
— Конечно, — признала я, — ничего интересного в разговорах с ними я, наверное, не найду. С ними поговоришь ты. А я понаблюдаю, как всё пройдёт.
Первой мы взяли на примету Оливию. Бриана была знакома с ней достаточно хорошо. Ей не составило труда вызвать другую наложницу на разговор. Я же, чтобы не рисковать, осталась у себя в покоях. Приказав Дейдре принести цукатов — мне до безумия понравился этот очаровательный деликатес, который здесь мог получить любой, даже зимой, а я не пробовала ни разу за прошедшие восемнадцать лет — освежила воду в своей магической чаше, насыпала в неё новую комбинацию трав и стала наблюдать.
Второй сеанс дался мне куда более легко, да и само заклинание было проще того, что я использовала в первый раз.
В воде отразились две девушки, сидевшие на траве под навесом, который удерживали несколько служанок. Они пили лёгкое пряное вино и смеялись.
Я сразу поняла, что Оливия не может быть той, кого я ищу. У неё была слишком тёмная кожа — а за те несколько мгновений, что наблюдала танец, отразившийся в чаше, я успела разглядеть белоснежные руки танцовщицы. Волосы у неё были чёрными, как и в моём видении, зато бёдра гораздо круче.
Я всё же не торопилась убирать отражение и некоторое время задумчиво наблюдала за их беседой. Мне было интересно, не скажет ли Бриана что-нибудь обо мне — я тогда ещё не была уверена до конца, что моё заклятие достаточно сильно.
Однако разговор шёл о другом.
— Наш господин Физэн вряд ли останется на Острове Лазурных Волн на зиму, — говорила Оливия.
— Да, — Бриана с улыбкой наблюдала за ней из-под приспущенных ресниц. — И, конечно же, в Кахиллу наш хозяин Т`Элинн, пусть славится имя его, возьмёт с собой не всех.
Вот так я узнала настоящее имя Ворона — Физэн Т`Элинн. Оливии в знак особой милости и того, что она вхожа в его спальню, разрешалось произносить имя. Все остальные имели право только на употребление фамилии своего хозяина.
— Я думаю, хорошо, если двух или трёх, — продолжала Оливия.
— Но тебе-то нечего опасаться, Оливия, ты нынче в большой милости у него.
Оливия нахмурилась.
— В доме Ворона в последнее время много новых… имён.
Я замерла, предчувствуя, что сейчас речь зайдёт обо мне, и отчасти оказалась права.
— Ты имеешь в виду Гвендолин? — спросила моя дорогая верная Бриана.
Оливия только махнула рукой.
— Не смейся надо мной. Понятия не имею, как она вообще попала сюда.
Я ожидала, что сейчас речь зайдёт о колдовстве — и снова не ошиблась.
Бриана открыла рот, чтобы что-то сказать… и тут же закашлялась. Как ни старалась она выдавить хоть слово, но справиться с заклятьем не могла.
Я улыбнулась, ощутив торжество. Оказалось, что ладить с людьми так легко. Они могут сколько угодно ненавидеть и бояться нас… Но сопротивляться не смогут никогда.
— За последнюю неделю господин ни разу не вызвал меня, — сказала с грустью Оливия.
— Тогда кто же танцует для него?
Наконец Бриана повела себя так, как и должна бы была.
— Не знаю… — растерянно произнесла Оливия, — это меня и беспокоит.
Они говорили ещё о чём-то, но больше ничего полезного никто из них так и не сказал.
Подобрать подход к Миане оказалось заметно тяжелей.
Эта черноволосая красавица была одной из самых первых наложниц господина нашего, Физэна Т`Элинна. Была она старше его на добрый десяток лет, но, судя по всему, оказалась первой, кто научил его утехам любви.
Миана в доме Ворона занимала особое положение — такое, какое могла бы занимать мать султана, живи мы несколько южней.
Если кому-то из наложниц требовалось что-либо попросить у неё — та отправлялась к ней.
Если кто-либо из наложниц попадал в немилость Мианы — в кратчайшие сроки та покидала дом.
К моему удивлению, желающих оказаться за стенами дома Ворона было крайне мало — если не сказать, не было вообще. Не так уж много я общалась с живущими здесь, но, чтобы понять причины, мне оказалось достаточно перекинуться с Дейдре парой слов.
— Там холодно зимой, — просто сказала она, — а когда долгие месяцы нет солнца — то нечего есть.
Я поёжилась. Всё же своё детство я запомнила не совсем так — и тем не менее не могла не признать, что она была права.
Именно Дейдре я решила подослать к Миане, потому как подпускать к себе Бриану той не было никакого резона.
Однако сложность состояла в том, что, в отличие от Брианы, Дейдре пока ещё не была верна мне до кончиков ногтей. Она могла что-нибудь взболтнуть.
Покопавшись в тех немногих книгах, что мне удалось привезти с собой, я легко нашла выход.
Магию душ следовало объединить с магией пересечения миров. Ну и что, что именно этот раздел запретил какой-то там древний конклав? Если я буду слушать каждого старого идиота — то так и не добьюсь славы для Академии никогда.
Так рассуждала я, раскладывая травки на разделочной доске и ножом вырезая тайный знак.
— Кион! Явись! — приказала я. Прозрачный силуэт заколыхался над доской, видимый только мне. — Готов ли ты заключить со мной договор? Согласен ли ты, чтобы душа твоя отныне принадлежала мне? В обмен ты получишь плоть и возможность смотреть на мир островов глазами живых.
— Да… — прозвучал в комнате едва слышный вздох.
Вот и хорошо. Я спрятала нож и стала ждать, когда Дейдре принесёт мне обед.
Та появилась на пороге как только солнце поднялось в зенит. Её уговаривать не было нужды — я лишь разорвала круг, и силуэт, обретший волю, бросился на неё. Дейдре вскрикнула, но уже через мгновение затихла. А мне оставалось наблюдать, как нездешнее пламя колышется в её глазах.
— Иди к Миане, — сказала я, — ты станешь моими устами для неё.
Щёлкнула пальцами, и покорная моей воле Дейдре двинулась прочь.
«Почему никто не распознал во мне способности к магии душ?» — с тоской думала я, вспоминая красивое платье Даи, похожее на лепестки мака, танцующие на ветру.
Тем временем в золотой чаше, снова стоявшей на полу, отразилось, на мой взгляд, слишком красивое лицо Мианы. У неё были полные алые губы, стройная шея, аккуратные изысканные подбородок и нос, и глаза, густо подведённые сурьмой. Чёрные волосы лежали на плечах.
Я подумала, что хотела бы тоже быть такой. Но отложила эту мысль в сторону — решив, что сейчас нужно думать о другом.
Дейдре вошла в покои старшей из наложниц и отвесила ей глубокий поклон.
— Меня послала к тебе Гвендолин, госпожа.
Та и бровью не повела.
— Зачем? — спросила она.
Дейдре замешкалась, и я поняла, что нужно брать инициативу на себя.
— У неё прошение для тебя, о, прекраснейшая госпожа, — прошептала я, и Дейдре тут же повторила мои слова.
Миана продолжала молча смотреть на неё.
— Ведь ты будешь танцевать перед господином в эту ночь.
Миана не отвечала.
— Моя госпожа, Гвендолин, может богато одарить тебя.
— Что может быть у неё такого, чего нет у меня? — фыркнула Миана.
— У неё есть власть видеть то, что сокрыто от глаз, — сказала Дейдре, вслед за мной, — она умеет готовить зелья, какие могут разжечь любовь…
Кое-что из сказанного было враньём. Например, зелья у меня получались не очень хорошо. Но я продолжал вдохновенно перечислять все дисциплины, какие успела изучить за последние десять лет.
— Она читает по звёздам и говорит с умершими…
Я замолкла, увидев, как полыхнул в глазах Мианы огонь, и разочарованно выдохнула, когда он потух.
— Я могу поговорить с господином, — сказала она, — если твоя Гвендолин кое-что сделает для меня. Послезавтра я пойду к нему.
Я мгновенно выпрямилась.
— Послезавтра? Но это поздно! Кто сегодня танцует для него?
Миана, мгновение назад готовая рассказать нам всё, мгновенно закрылась, услышав последние слова.
— Твоя госпожа будет просить меня — потому что никто больше не властен в спальне принца так, как я!