Глава 7

Во второй половине дня, когда злость моя на Дейдре уже несколько утихла, в двери снова постучали — на сей раз одна из наложниц.

Звали её Бриана, и она имела гордый взгляд и несколько высокомерные повадки.

Волосы у Брианы были медно-рыжие, так же уложенные в косы, как и у Дейдре, а глаза — зелёные. Она, в отличие от служанки, не куталась в покрывала, а гордо несла их на плечах, демонстрируя обнажённые острые плечи и высокую грудь в вырезе декольте.

— Мне приказали объяснить вам местные порядки и обучить манерам, — сказала Бриана.

Я кивнула. Мне с первого взгляда стало ясно, что с этой женщиной следует быть настороже.

Однако Бриана оказалась гораздо добрее, чем можно было подумать, глядя на неё. Она не требовала от меня слишком много, как некоторые учителя до неё, и не пыталась ставить себя выше меня.

— Странно, что Ворон выбрал тебя, — говорила она, показывая, как нужно укладывать на плечи шаль, так чтобы соблюсти этикет и одновременно продемонстрировать всё, что послал Владыка Небес.

— У меня есть особые таланты, — только и говорила с улыбкой я. Пока я не видела остальных наложниц, но если все они были так же красивы, как Бриана, то в самом деле я смотрелась среди них как обкатанная морем галька в ларце с драгоценностями.

— Значит, это правда? — негромко произнесла Бриана, и я почти физически ощутила, как она отстраняется от меня.

— Что именно? — стараясь изобразить недоумение, поинтересовалась она.

Бриана отошла и села на оттоманку, на которой лежали наши шали и покрывала.

— Когда я была маленькой, — сказала она, — бабка рассказывала мне, что помимо нашего существуют иные миры. Множество миров, и каждый непохож на другой, как непохожи друг на друга два самоцвета.

Я внимательно смотрела на собеседницу, ожидая продолжения.

— Бабка говорила, что владеющие Даром слышат голоса иных миров.

— Слышат, — признала я осторожно, — но Ворон не поэтому взял меня в дом.

— Но ты владеешь искусством… колдовством?

Я снова ответила кивком.

Воцарилось молчание, и лишь через минуту я решилась его прервать:

— Ты боишься меня?

Бриана повела плечом.

— Мне нечего бояться тебя. Я же не боюсь всадника с мечом — хотя у меня и нет меча. Но это несправедливо — что одним из нас даровано больше, чем другим.

— Ты красива и умеешь привлекать мужчин. Я — нет. Я умею только колдовать. Так на чьей же стороне справедливость?

— Ты уверена… что красота — это дар? — спросила она.

— А ты уверена, что чародейство можно назвать даром? — спросила я её в унисон.

Бриана покачала головой и поднялась с оттоманки.

— Мне надо подумать, — сказала она, — завтра продолжим урок.

На сей раз Ворон ожидал меня, лёжа в небольшом озере, исходившем паром.

Он был абсолютно обнажён, так что я имела возможность — и, можно даже сказать, счастье — лицезреть рельефные, будто выточенные из мрамора мускулы на его груди. Такие же руки — перевитые жилами, будто тугие виноградные лозы.

Я никогда ещё не видела обнажённых мужчин — тем более таких. Разве что отца после рабочего дня, да изредка мальчишки в Башне раздевались до пояса и закатывали штаны, чтобы забраться в море или нарушить ещё какой-нибудь запрет. Последние были тощими, и самые красивые из них ни в какое сравнение с Вороном не шли.

— Я явилась на ваш зов, мой господин, — сказала я и отвесила ему ритуальный поклон, какому обучила меня Бриана.

— Ты заставила себя ждать.

— Прошу меня простить.

Меня не раз уже предупредили, что у Ворона вздорный нрав. Что не нужно его злить и не стоит принимать его выходки на свой счёт.

— Ты хотела, чтобы я рассказал тебе о том, кто хочет меня убить, — он покровительственно махнул рукой, — изволь.

Я осторожно присела на краешек бассейна, стараясь не замочить новые юбки, которые пока что своими считать не могла, и стала слушать его рассказ.

— Ты наверняка знаешь, что я двоюродный брат императора. Причём старше его на двенадцать лет. Но я его брат по матери. Она была младшей сестрой прежнего правителя. Как ты понимаешь, об особых правах на престол здесь речь не идёт — да я к ним и не стремлюсь. Однако император и его союзники благосклонно относятся ко мне. Они знают, что если с императором что-то произойдёт… В общем, ни один разумный человек в империи не станет ссориться со мной.

Я кивнула. Мне хотелось задать ещё один вопрос: почему он носит маску? Но, очевидно, не стоило его перебивать.

— Когда мне исполнилось тринадцать, меня, как и любого мальчика из благородной семьи, ввели в Круг Огня, чтобы узнать мою судьбу. Огонь был справедлив ко мне — он обещал, что я стану великим вождём. Но было противоречие в знаках, которые он дал моему отцу — в двадцать шесть лет, говорил один из них, когда я вступлю во владение Островом Лазурных Волн, когда семь звёзд выстроятся на небе в ряд, и семь трав прорастут из земли… демон обретёт власть надо мной, и я перестану существовать.

По спине моей пробежал холодок. Разговоры о демонах не любит ни один чародей.

— Но у вас нет врагов, — повторила я его собственные слова.

— Врагов нет. Но вот уже четыре месяца, как я владею островом Лазурных Волн. И вот уже месяц, как ко мне приходят видения: всё как в предсказании огня. Семь звёзд выстроились на небе в ряд. Семь трав… — он качнул головой, прогоняя наваждение, — понимаешь меня?

Я кивнула и сказала:

— Да.

— Ты можешь мне помочь?

— Мне нужно время, чтобы дать ответ, мой господин. Дело может оказаться простым — а может, и нет.

Он схватил меня за руку и выдохнул, потянув на себя:

— Времени у тебя нет! — а потом замолк и почти шёпотом добавил: — Я боюсь.

Я спокойно высвободила руку:

— Сделаю, что смогу. Позвольте мне идти.

Бриана и её бабушка в самом деле были правы, хотя, очевидно, и не понимали в магии ничего.

Каждый чародей, миновавший первую и вторую ступень, знает, что архипелаг, затерянный в океане — лишь одно звено в цепочке миров. Миры эти, подобно множеству пузырьков, теснятся в пустоте, иногда срастаясь стенками и создавая таким образом «проход». Отталкиваются друг от друга, разлетаясь в стороны, иногда даже взрываются — как свойственно мыльным пузырям.

А ещё миры отражают друг друга своими гранями, и часто в одном из соседних миров повторяется то же, что произошло в другом. Именно так возникают предсказания и провиденья. Но отражения — обманчивая сущность. И часто на поверку всё оказывается не так, как показывает нам магическая чаша или хрустальный шар.

Несведущие в искусстве, порой выучив всё один заговор на воде, принимаются ворожить, силясь предсказать завтрашний день. Но это едва ли не самый ненадёжный прогноз.

Потому я не слишком поверила пророчеству, которое начертал моему господину огонь.

Но знающий чародей сумеет разглядеть прошлое, сокрытое от глаз. Для этого надо не только уметь смотреть и видеть, но и правильно сделать расчет. Определить, какая правда отразилась в отражениях миров.

Говорят, что все эти пузырьки — только тени настоящих деревьев и камней, которые растут там, где находится истинный мир. Нас всех учат так. Но иногда я задаю себе вопрос — если наш мир всего лишь отражение, хотя я чувствую и осязаю его, то кто смеет говорить мне, что там, по другую сторону пузырьков — настоящий мир?

Что земля, на которой я стою, и глаза, которыми я смотрю, шум морской волны под окном и гром, бушующий над морем — всё это просто сон?

Иногда я думаю, что они правы. Но если это в самом деле так — что будет, когда я проснусь? Или вернее — когда я на самом деле сплю?

Мир, в котором ко мне приходит мой персональный дух, порой кажется мне таким же настоящим, как тот, в котором я живу наяву.

А ещё иногда я испытываю странное чувство — будто настоящим тот мир делает именно он. Его голос, ласкающий мой слух. И тогда мне становится не важно, в каком из миров я нахожусь — я просто хочу, чтобы он оказался там со мной.

Оставшись в одиночестве после встречи с моим новым господином, я приказала Дейдре принести мне чашу, воду и некоторое количество разных трав.

Сама я в ожидании, когда будут выполнены мои распоряжения, прилегла отдохнуть.

Когда же Дейдре появилась на пороге, опять я велела ей поставить чашу на ковёр передо мной, рядом сложить пучки зелени, которые она держала в руках, а затем выйти вон.

Оставшись в одиночестве, я села на колени перед чашей и прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Затем приподнял веки и провела рукой над водой.

Нараспев произнесла несколько слов, которые бумаге передавать не стоит. И начала один за другим выбирать из пучков нужные листочки, чтобы затем, раскрошив их в пальцах, кинуть в воду.

Медленно в расходившихся по воде кругах появлялись миражи — отражения иных миров.

Дрожь охватила моё тело — предчувствие, что я увижу его, гостя из снов.

Но нет, ни лица его, ни голоса не появилось в воде.

Зато я видела моего господина — в одной лишь ночной накидке на голое тело, такое же прекрасное, как наяву. Он сидел на подушках, широко расставив ноги и положив руку на одно колено — а одна из танцовщиц гарема извивалась перед ним.

Она скользнула к повелителю, и всё померкло — на месте изображения появился луг, где одна за другой всходили семь разноцветных трав.

Я вздрогнула, вспомнив слова господина, но тут же взяла себя в руки, когда изображение задрожало в унисон моим мыслям. Усилием воли я вернула сосредоточение и теперь снова видела Физэна, но теперь уже гуляющего по саду с кубком вина в руках. Драгоценные перстни унизывали его пальцы, они блестели на солнце, когда Ворон подносил кубок к губам.

Снова отражение подёрнулось дымкой, и я увидела второй его сон — небо, полное звёзд, и среди них семь, выстроившихся в венец ярче других.

Я напрягла волю, требуя воду снова показать мне господина, но тут обнаружила, что густая тень заслонила свет.

Вскинулась и увидела Бриану, стоявшую прямо передо мной. Она прикрывала рот рукой.

— Так значит, люди не лгут, — прошептала Бриана.