ЭПИЛОГ

Как ни странно использовать определение «звездный час» в отношении майора Дудайтиса – по-другому и не назвать короткий период его жизни после смерти Вернера. В течение месяца город будоражило от его нечеловеческой активности – ежедневно ментовские наряды проводили рейды по изъятию наркотиков и аресту наркоторговцев – тушки мелких дилеров десятками впихивали в узкое пространство воронков, с треском разлетались двери торч-хат, а количество изъятой наркоты впору было измерять центнерами, как урожай пшеницы.

В декабре, в самый канун Нового года, поздно ­ночью, соседи услышали резкий щелчок, похожий на звук выстрела, из квартиры майора, но не придали этому значения. Или предпочли не вмешиваться – Дудайтиса трудно было назвать популярным человеком во дворе. Начальник ОВД списал трехдневное отсутствие Дудайтиса на запой, и находившиеся рядом в этот момент сотрудники уловили на лице шефа тень облегчения. В тот же вечер в квартиру Дудайтиса через форточку влез Саша Фрол, промышлявший мелким воровством и, в силу слабоумия, не делавший различия между квартирой друга-алкаша и майора милиции. Соседи взломали дверь Дудайтиса из-за непрекращающихся воплей Фрола.

На столе стояли две пустые бутылки, тем самым версия начальника ОВД о запое получила некоторое подтверждение.

Майор сидел в углу, у самой двери, прижав к груди скрюченные руки.

Он застрелился.

По кровавому следу, ведшему из комнаты, след­ствие определило, что майор умер не сразу, а спустя пару минут, которых хватило на то, чтобы доползти до двери. Окровавленные отпечатки пальцев остались на ручке. Зачем Дудайтис полз к двери: чтобы попросить соседей вызвать «скорую» или же милосердно добить его – неясно. Да и какая разница?

Крота взяли во время одной из облав с пятью граммами героина на кармане. После смерти Вернера Крот предпринял ряд попыток поставить движение под контроль, но все они закончились плачевно, и уже к концу первого месяца Крот превратился в обычного среднего дилера с амбициями крутыша.

Получив три года, Крот отсидел один. Действительно ли образцовое поведение было тому причиной, либо, как утверждали, Денис выкупил его, никто не знал, ­однако первым человеком, которому Крот нанес визит, вернувшись в город, не зайдя даже к родителям, был именно Денис.

На второй день свободной жизни Крот принялся восстанавливать империю Вернера. Однако эта попытка изначально вела к конечному пункту с табличкой «Ватерлоо». Банду Крота расстреляли во время одной из стрелок люди новой наркотической бригады, созданной Ходжой. По иронии судьбы, могила Крота на городском кладбище соседствует с последним пристанищем Вернера. Они находятся почти друг напротив друга, чуть-чуть наискосок. Людям с богатой фантазией и хорошим зрением может показаться даже, что они смотрят друг на друга с фотографий на памятниках – хмурый, словно прибитый тяжелой думой Вернер и мальчишески улыбающийся Крот.

Денис же сумел опровергнуть расхожие утверждения о том, что выйти из бизнеса невозможно. После смерти Вернера он как-то отовсюду исчез. Нет, он по-прежнему жил в городе, здоровался при встрече со знакомыми, пару раз его даже видели в «Гетто». Но был он там лишь затем, чтобы дать наставления Амиго, как следует вести бизнес во время его, Дениса, отсутствия, – в первый раз, и продавая дело еврею Гроссману – во второй. Следом был продан дом Вернера.

Вскоре Денис переехал в Питер, где, после некоторых мытарств, получил место ночного диджея на пятой по аудитории радиостанции города. Его программа идет с двух ночи до половины пятого утра, называется R.I.P. и передает классические хиты рок-музыки наряду с их ремиксами. Каждую передачу Денис открывает фразой: «Рок-н-ролл мертв, дорогие мои, но мы-то живы». Тая родила ему сына, которого после недолгих раздумий решено было назвать Сергеем.

Маша живет в Москве, но собирается уехать. Она замужем за итальянским фотографом. Маша не любит его, но она обнаружила, что жить без любви легче.

В общем, все как-то устроились.

За прошедший год в городе зафиксировано сто ­восемьдесят смертей от наркотической передозировки, что на двадцать процентов выше показателей две тысячи пятого года и почти вдвое превышает цифры две тысячи четвертого.

Уладив небольшие проблемы с негритянскими и центровыми, городом рулит Ходжа.

Рок-н-ролл мертв, дорогие мои, но мы-то, кажется, живы.