Глава 9
Я получила свой первый вызов явиться в Академию на занятия на следующее же утро. Это была простая карточка с символом Ордена, датой и временем. Я, вероятно, увижу ещё несколько таких записок до конца лета. Большая часть нашего обучения должна проходить в то время, когда мои товарищи-ученики приезжали домой из своих других школ.
На следующий день я приготовилась приехать в Академию задолго до назначенного времени, но по дороге конь потерял подкову. Я видела башню старого монастыря, выглядывающую из-за крыши приземистой аптеки, но не могла туда попасть. Боб должен был проверить, не хромает ли бедное животное, а мне пришлось терпеливо ждать, пока он распряжёт старого мерина и проведёт его назад и вперёд по переулку, не сводя глаз с его ног.
Этот конь и в лучшие дни ходил медленной и неуклюжей походкой. Я не видела ничего подозрительного, но Боб настоял на том, чтобы пройтись с ним взад и вперёд пять раз, и только потом убедился, что ситуация не ухудшилась. Я могла поклясться, что внутри у меня всё сжалось от разочарования, когда я увидела, как узловатые руки Боба снова медленно застёгивают ремни. Это просто кошмар, и паника, которую я почувствовала из-за опоздания на Собрание, не шла ни в какое сравнение с этим.
Наконец, мы подъехали к монастырю, но я так сильно опоздала, что человек, смотрящий за скрытым склоном, уже оставил свой пост, и мне пришлось войти через главный вход. После того, как я назвала пароль, двери открылись. Я чувствовала неодобрение от статуи Афины на входе. Она хмуро всматривалась в меня сверху вниз, как будто думала о том же, о чем и я.
«Ты опаздываешь».
Я лишь один раз бывала в зале Собраний и не знала, как пройти по каменным коридорам. Мужчина с отчётливым вдовьим пиком и таким же внушительным пристальным взглядом провёл меня в комнату на втором этаже. Наши шаги эхом отдавались в длинных пустых коридорах. Я вздрагивала на каждом шагу. Он открыл тяжёлую дверь в большую комнату. Она заскрипела, как будто смеясь над моим затруднительным положением.
В огромной комнате стояли ряды тяжёлых деревянных столов, а каменная лестница вела вниз к большому столу в передней части комнаты. Слабый свет просачивался через сводчатые окна, но они мало усиливали свет, горевший в лампах, которые висели под потолком на толстых железных цепях.
Я попыталась тихонько проскользнуть на место сзади, поставив свою корзинку под скамейку, но мои усилия оказались бесполезными. Комната была заполнена молодыми людьми в элегантных красных жилетах и аккуратных черных пиджаках. Все их взгляды были прикованы ко мне.
— Как любезно с вашей стороны присоединиться к нам, мисс Уитлок, — заявил пожилой мужчина, стоявший за длинным столом в начале комнаты. Он щурился, глядя на меня сквозь свои окуляры, и его тяжёлые обвисшие щеки подёргивались. Господь всемогущий, это тот самый мужчина, который так рьяно оспаривал моё выдвижение на Собрании.
Кончики моих ушей вспыхнули, и я уставилась в пол. Я даже не знала его имени, и тем более того, что обсуждали остальные ученики. На главном столе была выложена огромная композиция из частей и механизмов, но я не могла понять, для чего это всё.
— Как я и рассказывал, — он говорил довольно возмущённо. — В первую очередь наша работа сводится к точности, — на его морщинистом лбу образовались складки. — Мисс Уитлок!
Я встала, держась рукой за стол, чтобы не упасть. Я ждала, зная, что он вызвал меня только для того, чтобы унизить. Тихие взрывы сдавленного смеха парней в комнате были слишком отчётливыми, чтобы их можно было игнорировать.
— Не могли бы вы сказать мне, каким должно быть соотношение эпициклической конфигурации шестерни, и описать разницу между соотношением солнечной шестерни и планетарных шестерней в сравнении с кольцеобразной деталью? — он сцепил руки за спиной и качнулся на каблуках так, что его округлый живот мотнулся вперёд и назад.
Блок шестерён эпициклической передачи. Я знала, что читала о них, но не могла припомнить точную формулу для них. Мне нужно было это записать. Я попыталась представить совокупность механизмов по рисункам в записях Саймона, но страницы его дневников оставались пустыми в моём сознании. Моя ладонь начала скользить по гладкому дереву стола.
— Солнечная шестерня должна оставаться неподвижной? — спросила я, ужаснувшись, что не знаю правильного ответа. Мне нужно больше времени. Приглушенный шёпот среди парней стал громче. Казалось, мои щеки горели огнём.
— Садитесь, мисс Уитлок, — невозможно было игнорировать отвращение в его голосе. Я не просто села, я попыталась слиться с полом. Мне хотелось исчезнуть. Мне казалось, что все парни в комнате смотрят на меня, как на дурочку.
Учитель продолжал говорить на протяжении двух часов, и его голос звучал так, словно он говорил сквозь грязь. Я пыталась записать всё, что он говорил. Записи Саймона были такими плавными и ясными. Мои же выглядели как несвязные обрывки слов. Когда я пересмотрела их, то они, казалось, вообще не несли в себе смысла.
Наконец, учитель объявил перерыв между лекциями, но вместо ликования я почувствовала себя побеждённой. Я просто хотела сбежать, но когда я попыталась выйти из комнаты, парень по имени Сэмюэл преградил мне путь. Дэвид стоял рядом.
— Чувствуешь себя переутомлённой работой? — спросил Сэмюэл, и в его голосе звенело фальшивое беспокойство, напоминавшее скрипичный смычок, нестройно царапающий по струне. — Ты знаешь, есть места, предназначенные для ухода за женщинами, которые страдают от таких недугов.
Дэвид выгнул идеальную бровь. Один из парней ударил меня в плечо, и я потеряла равновесие.
Придя в ужас от намёка, что моё место — в сумасшедшем доме, я пыталась придумать остроумный резкий ответ. В итоге всё, что я смогла сказать — это:
— Я ничего тебе не сделала.
Сэмюэл нахмурился, как будто только что проглотил что-то отвратительное.
— Ты ненормальная, если думаешь, что подходишь этому месту.
— Оставь её, — сказал Дэвид и оттащил Сэмюэла в сторону. — Она не стоит проблем.
Сэмюэл вырвался из его хватки и свирепо посмотрел на него.
— Ты же сам находишь её такой интересной.
— Дело не в ней, и ты это знаешь, — Дэвид опять положил руку на плечо Сэмюэла и развернул его к двери. Молодой граф оглянулся на меня с непроницаемым выражением лица.
Комната быстро опустела, и я почувствовала себя так, словно меня только что выпотрошили. Наконец, я осталась одна и попыталась унять тошноту в своём нутре.
Академии потребовался всего один день, чтобы довести меня до состояния холодного и беззащитного куска мяса, висящего на крюке. Я просто хотела удрать из класса. Воздух внутри душил меня.
Я брела по коридорам, не глядя, куда иду, пока не нашла маленькую кладовую. К счастью, она пустовала, поэтому я спряталась внутри и уселась на кособокую скамейку рядом с узким витражным окном. Я попыталась вновь обрести спокойствие. В животе урчало от голода. В смятении я забыла свою корзину со вторым завтраком, который приготовила мне миссис Бриндл.
По приоткрытой двери слегка постучали.
— Могу я войти?
Я подняла голову и увидела Питера, прислонившегося к двери. Его глаза осторожно изучали меня из-под тяжёлых век. Я разгладила складку на юбке и выпрямилась под его пристальным взглядом.
— Ты тоже хочешь поиздеваться надо мной? — спросила я.
— Учитель Барнабас поступил несправедливо, — сказал он, даже не обращая внимания на мой вопрос. Питер вошёл в комнату и занял место на низком конце скамейки. Он упёрся локтями в колени и сплёл пальцы.
Я повернулась и провела пальцем по краю изогнутого куска темно-зелёного стекла в окне.
— Это не было несправедливо. Вот в чём проблема. Я опоздала и плохо подготовилась, — я знала, что будет нелегко, но всё равно чувствовала себя ужасно.
— Я не смог бы ответить, — признался Питер. — Сомневаюсь, что кто-нибудь смог бы. Мы пробыли здесь всего полдня, а когда ты вошла, он едва успел объяснить, что такое цепь планетарных механизмов. Я бы на твоём месте не стал беспокоиться о том, чтобы быть худшим в классе, потому что я уверен — этот титул выпадет мне.
Это заставило меня улыбнуться.
— Нет, не выпадет. Ты воспитывался, чтобы стать Развлекателем.
Он странно посмотрел на меня, и я поняла, что для моего предположения не было никаких оснований.
— Не так ли? — добавила я.
Питер покачал головой.
— Я обучался, чтобы быть священником.
— Нет, — это слово буквально вырвалось у меня, и я улыбнулась. Вообще-то, он вёл себя так, как подобает человеку такой профессии.
— Правда, — он положил руку на сердце, а другую поднял в воздух, чтобы принести клятву. — Жизнь была блаженно заурядной. Я был сыном сельского врача. И вот мы унаследовали поместье кузена, о котором я ничего не знал, и всё изменилось, — он переплёл руки, потом сжал их в кулаки. — Это ещё одна из многих вещей, которых ожидают от меня как от единственного наследника нашего нового состояния. Мне даже не нравится Лондон. Когда я провалюсь, все эти хлопоты будут напрасны.
— Не говори так, — я не хотела, чтобы он потерпел неудачу. Он был единственным учеником, который не прочь поговорить со мной. — Ты не провалишься, — сказала я, и его плечи слегка расслабились. — Я уверена, что ты будешь великолепен.
— Очевидно, ты меня плохо знаешь, — он застенчиво улыбнулся, затем мой живот ужасно заурчал. — У меня есть немного сыра и хлеба. Присоединяйся, если хочешь, — он вытащил из-под пальто небольшой свёрток и развернул ткань.
Я с благодарностью приняла то, что он предлагал.
Он прислонился к стене и уставился в потолок, отломив кусок хлеба и принимаясь задумчиво жевать.
— Я бы предложил тебе больше, но новый повар немного странная. У неё есть хорошо проверенные закуски, но по какой-то причине она категорически отказывается их готовить. Говорит, что они ей наскучили. Вместо этого она продолжает экспериментировать, и я боюсь, что мой вкус не может позволить ей расширить свои горизонты.