ГЛАВА 19

Лин позволила Захиру Алкавару усадить ее на диван с видом на двор. Фонтан было слышно отсюда. Все остальное было тихим и темным. Она смотрела нару.

В ней была пустота, какой не было даже после смерти Дариена. Может, это было природой метки Пророка. Ее создатель умер, потеря осталась с ней. Она едва могла думать о том, что узнавала и видела в этой комнате. Это казалось не важным.

В ту ночь Валанир поднял ее осторожно, словно она была птицей. Воспоминание не было связано с меткой Пророка.

— Я устала, — сказала она. Ветерок снаружи раскачивал ветви деревьев.

Нужно все потерять, сказал Эдриен. Она была его послушной ученицей.

Захир сидел напротив нее. Он надел мантию Она заметила перед этим, что его тело было мускулистым. Не это ожидалось от мага. Судя по этому и мозолям на руках, он бывал в бою. Он был теперь чужаком, но закаленное тело и рефлексы были у них общими.

— Ты хочешь умереть юным, — сказала она. — Расскажешь, почему?

— Я не хочу этого, Лин, — сказал он, она вздрогнула. Он редко звал ее по имени. — Я люблю эту жизнь, — он звучал холодно. — Но порой нас зовут забыть о себе. Так было и со мной. И ночью на том холме лишь я выжил в разрушении моего города… и был избран для этого.

Она сжалась от его холода. Ночь была и без того тяжелой. Она хотела быть в своей комнате, в одиночестве горевать по Валаниру.

Его тон смягчился.

— Прости, — сказал он. — Он… был и моим другом. И не забывай, это твоя потеря, но тут… случившееся с Алмирией — кошмар. Теперь нас заставят воевать против неизвестного ужаса. Этот ужас стирает города.

— Снова, — тихо сказала она.

Он покачал головой.

— Так кажется, но… это не одно и то же. Когда я рассказал тебе о Весперии, я кое-что утаил. Есть правила в связи с ифритом, чтобы она держалась. Мне нельзя говорить о ней, пока не спросят. Я не знал, приведет ли тебя ключ к Башне ветров сюда. Я надеялся. И, надеюсь, ты простишь меня за это. Было сложно годами никому не говорить, — он молчал пару мгновений. Фонтан и ветер были тихой музыкой внизу. — Вот, что случилось. В ночь, когда Весперия была разрушена, я вернулся в развалины, — он сглотнул ком в горле. Продолжил. — Я днями искал среди камней. Рисковал быть раздавленным, но мне было плевать, умру ли я. Хотя я немного переживал. Но я хотел найти родителей. Не помню, как долго я рылся в развалинах нашего дома. Это было очень важно. Если тело открыто стихиям, страдает душа. В текстах говорится о демоне цвета черной смолы, у него хлыст из колючек и шипов. Он приходит на закате и ударяет им по незащищенной душе. Потому похороны алфинян проходят в часы смерти. Я должен был найти их, или их души не обрели бы покой. Я думал… о хлысте.

Захир прошел к окну, а потом от него.

— Я не буду вдаваться в подробности тех дней. Я сам их толком не помню. Но, как потом подтвердили другие, обыскавшие развалины, пока король не запретил контакт с развалинами Весперии, — он остановился перед ней, — в развалинах Весперии не было тел.

Лин села прямо.

— Никаких тел.

— Ни тогда, ни потом. Следов людей не нашли. Люди моего города пропали. И моя жизнь была решена, — он замер в свете свечей. Его лицо казалось юным то ли от света, то ли потому что он вспоминал себя раньше. — До этого я мечтал стать певцом. Ты можешь рассмеяться, но… мой голос мог собрать людей со всей улицы по вечерам. Я вставал на ящик и пел известные и не очень баллады, — он впервые улыбнулся. — Родители не радовались, но и не мешали мне. Они знали, я был безнадежен — сын матери. Они знали, что я подрасту и отправлюсь попытать удачи в столице, в магазинах вина и кофейнях. Не лучшее стремление, но было ясно, что я был рожден для этого. И они любили меня, — он кашлянул и посмотрел на пол. — Таким был план. Я не думал изучать магию. Это было для стариков, как я думал, если вообще думал об этом. Но после Весперии… Лин, что я мог? Что важнее семьи?

Лин не могла сразу ответить. Он не знал, откуда она. Она не рассказывала об этом. Она вспомнила себя в саду, Дариен и Хассен касались ее руками в холмах над Тамриллином.

— Ничего, — сказала она. — И ты стал магом.

— Это не так сложно, — он сел тяжело напротив нее. — Я не буду уточнять, как попал в Университет волшебных искусств в Рамадусе… это история. Я был юным, мне ничто не мешало. И никто. Я был не всегда хорошим. Я совершал странные поступки… даже ужасные. Я… завязал отношения с аристократом в городе, он был добрым. Я был с ним нечестен. Он думал, что я любил его, но нет. Хотя тогда я думал иначе. А потом понял, что просто скрывал правду, чтобы не презирать себя. Я все еще жалею об этом. Говоря себе, что это любовь, я использовал его для обучения в Университет. Сирота без денег мог получить статус только через связи. Меня приглашали на балы. Я научился умом и словами очаровывать окружающих. Я начал интересоваться тем, что было за рамками. Запретным.

Она выдохнула.

— Ифрит.

Свеча бросила тень на его лицо, но его глаза горели.

— Я поймал джинна. Я чуть не погиб при этом, и я знал… знал цену. Мне не дожить до старости, Лин. Если я смогу освободить души города, что моя жизнь? Я не знал, как мучителен путь. У ифритов время другое — они вечные. Для них годы пролетают за кашель. Я годами использовал джинна, чтобы пробить облаков вокруг Весперии. И я все еще не достиг цели, хоть и вижу ее. Я вижу ее, — он пожал плечами. — Когда я был младше, я этого не знал. Я был уверен, был среди правящего класса Рамадуса. Я думал, что могу все.

— Но ты пришел сюда.

Он кивнул.

— Пришел. Мне было двадцать три. Двор Юсуфа Эвраяда был шансом для новичка, как я. Его династия была юной, первый маг был стариком. Там власть мог захватить другой. В Рамадусе было поколение магов, что длилось сотни лет. Башня стекла тут была новой. Ей нужна была новая кровь.

— Но был и другой повод, — резко сказала Лин. Она устала, горевала, но это не притупило весь ее разум. — Ты занялся запретной магией. Ты пришел туда, где было меньше тех, кто заметит. Это ведь правда?

Его лицо было странным, словно он мог вот-вот рассмеяться.

— Я не отрицаю.

— И потом ты завоевал Юсуфа Эвраяда, и он сделал тебя первым магом, — продолжила она, — и это разозлило Тарика ибн Мора.

— Это было ошибкой, — сказал он. — Тарик стал думать тогда об измене, когда Юсуф не оценил его. А мне хватило бы места второго. Но, признаюсь, я знал, как очаровать Юсуфа. Я знал, что сказать. Я был амбициозен, Лин, хотя даже сейчас не знаю, зачем. Мне было все равно, первый я или второй. Но решать было не мне. Может, все определило мое выступление на поле боя. Это важно понимать в Юсуфе Эвраяде — в Элдакаре его злило то, что он видел в нем себя. В молодости Юсуф был чувствительным, любил поэзию, не войну. Был бесполезен. Когда семью Эвраяд убили, ему пришлось побороть это в себе. Так он поднял армию и захватил Кахиши. Но ему важнее было победить себя. И то, что его старший сын и наследник был таким, каким раньше был он… было ударом для него. А потом я пришел ко двору. Я не остался в Башне в те годы. На границах постоянно были беспорядки, на севере и юге. В провинциях нужно было подавить мятежи. Я отправился в бой с людьми Юсуфа. Вскоре я вел батальон. Юсуфу это нравилось. Тарик ибн Мор хорошо сражался, но я лучше командовал. На поле боя началось наше соперничество. Дело было не в магии. А в том, кого Юсуф брал в бой. Он хотел объединить королевство. Я помогал ему с этим, и он не забыл. Даже позже, когда увидел, что мы с Элдакаром любим друг друга.

— Тебя не тревожило, что Элдакар взял королеву?

Захир был удивлен.

— Тревожило! Наоборот. Я бы навредил его положению. Король должен быть женат. И… Элдакару нужно больше, чем я могу дать. Он заслужил больше. Я нашел в нем повод быть хорошим, а еще узнал, что я недостоин. Ты знаешь его, так что понимаешь меня, — он помрачнел. — Он не заслужил произошедшее сегодня. Я не верил в слухи о Рихаб Бет-Сорр… Теперь я не знаю, чему верить. Была она заодно с Тариком или вела свою игру? Я дал Элдакару зелье, чтобы он уснул. Но скоро его придется будить. Сообщить, что мы на грани войны, — он говорил о тревогах дня, и молодой вид пропадал. Он выглядел утомленно, постарел.

— Я понимаю, почему ты хотел отстраниться от него, — сказала она. — Чтобы пощадить его, — она смотрела на его лицо. — Когда ты предложил ночь со мной, о чем ты думал?

Он не мешкал.

— Я был эгоистом, — сказал он. — Не стоило приближаться к тебе. Не стоило сближаться с Элдакаром. Не с тьмой во мне. Но, Лин, — он почти улыбался. — Я все еще рад, что ты знаешь правду. Я рад, что это знаешь именно ты.

* * *

На следующий день Лин Амаристот дали два письма. Первое принес мальчик с гавани за монетку. Второе она нашла рядом с трупом в Майдаре.

Аккуратный почерк в первом она узнала.

Лин,

Теперь ты знаешь, как она сбежала. Если я вернусь к тебе, я мертв. Я заслужил это, но не хочу этого. Я найду ее для тебя. Скажи Рианне, что мне жаль.

У нее ибис. Если бы я знал, не помог бы ей, клянусь. Я могу лишь догадываться, что это значит, с чем она связана. Я постараюсь узнать больше.

Если я могу как-то загладить вину перед всеми, я постараюсь.

Н.

Второе письмо было от Алейры Сюзен. Новости об Алмирии и грядущей войне вызвали панику на улицах столицы. И в таких случаях сразу страдали кварталы Галиции и дела галицийцев.

Когда Лин прибыла, магазин Алейры был в хаосе. Книги и бумаги валялись на полу. В комнате за магазином, где женщины встречались, на стуле обмяк труп: мужчина с кинжалом, глубоко вонзенным в грудь. Кровь вокруг него почернела.

В столе торговки Лин нашла запечатанное письмо, подписанное «Пророк». Пятна на нем были темно-коричневыми. Она открыла его.

Пришлось убить мужчину ценной алфинянской крови, так что мне нужно скрыться. Город снова настроен против галицийцев.

Я изучила пророчество. То, что я нашла, не стоит рассказывать письмом, но выбора нет.

Тень придет с севера… да. Но посмотри, Пророчица. Она придет с севера и запада. С твоей земли. Лучше предупреди Валанира Окуна. Это точно не его друзья.