Он хотел продолжить, но Сендара заговорила. Джулиен ощутила, а не увидела шок, что ученица говорила без разрешения. Еще и девушка. Она сказала:

— Дом Эвраяд хотел забрать трон Рамадуса. Они не справились, король убил семью. Кроме младшего. Юсуф сбежал. Он пришел в Кахиши и воссоединил провинции.

Лиан кашлянул, пытаясь завладеть властью на уроке.

— Вы знаете о Рамадусе, — сказал он. Другого ученика он мог бы выпороть — Лиан для этого хранил березовый прут.

Но это была дочь архимастера.

— Я была там, — Сендара улыбнулась. — Из всех дворов, что я видела, в Сендаре — самый роскошный. Магия во всем. В садах серебряные и золотые деревья, где поют птицы из драгоценных камней.

Парни сидели неподвижно, не оборачиваясь.

Похожее произошло на уроке о поэтах Эпохи похвалы — периоде, когда поэты Эйвара писали, чтобы добиться расположения, длинные оды монархии. В это время искусство могло процветать, ведь короли платили поэтам, но лесть заполняла те произведения. Чары давно пропали тогда, и сила Академии иссякала.

Архимастер Хендин вел урок. Весь тот год он рассказывал об эпохах поэтов. Он вел себя скромно. Он ходил с усилием, горбясь, после смерти архимастера Мира. Он расхаживал, пока говорил:

— Есть вопросы о песнях Эпохи похвалы, — сказал он. — Были ли они вершиной искусства, если льстили королям?

Вдруг заговорила Сендара:

— Отец говорит, что нет, — сказала она. — Он верит, что поэт, склонивший колено, — не человек. Только истинный человек может создавать изо всех сил.

Это был вызов всей комнате.

Чувства Джулиен в таких случаях были сложными. Она гордилась, что эта умная девушка была ее подругой. Но она ощущала и другое. Сендара потом рассказала о своем визите в Рамадус, где восхищенный принц заказал ее портрет. Картина теперь висела в позолоченной галерее двора Рамадуса. Или даже в покоях принца.

Джулиен вспоминала тогда, что было важнее слушать, а не поддаваться чувствам, что помешали Мири и Цирилле. Слушать и учиться. Сендара легко делилась с Джулиен историями о путешествиях и учебе. Джулиен знала, что ей повезло получить доступ к таким знаниям. Быть избранной этой девушкой.

Опорой мира Сендары был ее отец. Казалось, в дружбе с Сендарой Диар важно было понимать, что Элиссан Диар превыше всего. Он был самым красивым, его голос был самым богатым, и он все знал. Было несложно запомнить это — и у Джулиен не было повода сомневаться. Она редко видела архимастера Диара в деле, он учил старших учеников. Она думала, что Этерелл Лир был красивее архимастера, но скорее умерла бы, чем признала это.

Она могла принять, что Элиссан Диар, побывавший в мире, знающий много чар, по словам Сендары, был выше других Пророков. Сендара настаивала, что Академии он был нужен, а не иначе. В это можно было поверить, Джулиен вспомнила подслушанный разговор между архимастером Кервином и Пиетом Абардой, казалось, та ночь была очень давно. Если Сендара была права, влияние Элиссана Диара станет решающим. Хотя Джулиен не совсем это понимала. Мир архимастеров и их политики был сложным для нее.

Она были удивлена, что архимастер Диар, хоть и умелый, не смог помешать произошедшему с Гаредом Дексаном.

В тот день, все еще думая об отбытии Цириллы, Джулиен подняла тему впервые. Они говорили в лесу, как делали часто, когда погода была хорошей. Прошлой ночью шел дождь, пахло гниющими листьями. День был жарким даже под покровом листьев. Сендара срывала полевые цветы, на ее губах была улыбка, которую Джулиен увидела впервые. Ее разум был не здесь. Они с отцом были почетными гостями при дворах мира, видели горы и моря на юге и востоке. Ее жизнь не была заключена в комнату с треснувшим зеркалом и оливковые рощи, как и не была в рамках этого маленького дождливого острова.

Когда Джулиен упомянула Гареда Дексана, Сендара пришла в себя. Она сказала почти ехидно:

— Он был слабым, — склоняясь к подснежнику. От этого ее юбки затрепетали. — И грубым. Отец избавился от него.

— Так почему он был избран? — удивилась ответу Джулиен. Может, потому что Сендара была нежной и изящной, а говорила как пострадавшая. Джулиен не сомневалась, что Гаред Дексан мог творить гадости, и она была рада, что он ушел.

Встав с подснежником в руке, Сендара пожала плечами.

— Отец не действует без причины. Может, Дексан должен был стать… временно полезным.

Это звучало по-взрослому. Временно полезный. Словно Элиссан Диар был с ними, улыбался среди полевых цветов.

— Знаешь, куда их избирают? — сказала Джулиен. В свете солнца это казалось просто любопытством.

Сендара перебирала цветы, изящно шагая при этом через корни и камни. Ее платье было с кружевами, дорогое, но она не переживала, что испачкает его.

— Это секрет.

— Но ты знаешь? — почему-то это казалось важным.

Сендара уже выглядела раздраженной.

— Нет. Это секрет. Но, — она тряхнула головой, — однажды я узнаю.

На обратном пути в замок Сендара вдруг подняла голову.

— Вот! Готово, — в ее руках была цепочка из сплетенных цветов, белых, желтых и розовых. — Замри на миг.

Джулиен послушалась. Сендара связала цепочку в венок и надела на голову Джулиен.

— Вот так, — сказала Сендара. В свете солнца ее волосы в косах сверкали искрами огня. Ее взгляд был бесстрастным, она разглядывала свою работу, как товар на прилавке. — У тебя красивые глаза, — сказала она. — От венка они стали ярче, — она потянулась к волосам Джулиен и развязала ленту, растрепала кудри, пока они не рассыпались по плечам Джулиен. Сендара отошла и удовлетворенно кивнула. — Идеально.

Джулиен не знала, куда смотреть. Сендара улыбалась и будто не видела.

— У меня хватит цветов на еще один, — сказала она. — Будем носить их дома. Почему нет? Мы однажды будем Пророками. Пророчицами. Нас можно короновать, — было сложно понять, серьезна ли она. Она легко миновала корни и камни, ее пальцы уже плели следующий венок.

— Пророчицы, — сказала Джулиен, пробуя слово. Ей было удивительно легко. — Никто так не говорит.

— Заговорят, — сказала Сендара Диар. — Идем. Когда мы вернемся, все будут смотреть, но они не посмеют сказать ни слова. Вот увидишь.

Так она почти признала свое положение среди учеников. Они не посмеют. Сендара подняла руки и опустила корону из цветов на косы. Она хитро взглянула на Джулиен. Она напоминала Джулиен лесную нимфу. Может, это и очаровало принца Рамадуса.

— Есть идея, — сказала Сендара. — Мы споем вместе. На Манайя.

Джулиен не успела уточнить, они добрались до замка. Они едва пересекли порог, и ученик столкнулся с ними. Джулиен узнала одного из младших, третий год, почти их возраста. Но он еще был сыном лорда и… одним из избранных.

— Леди Диар, я вас искал, — он задыхался. — Ваш отец зовет вас.

— У нас урок, — напомнила Джулиен, Сендара отмахнулась.

— Это важнее. Я оставила в классе лиру. Присмотришь за ней?

Джулиен кивнула. А потом поняла, что от нее ждали ответа.

— Конечно.

Сендара убежала. Мальчик, что принес сообщение, плелся за ней, как брошенный пес. Джулиен увидела на миг его глазами, представила на миг, как красный пояс Сендары привлекает его внимание к тонкой талии над широкими бедрами. Джулиен осталась одна в фойе.

На пути в класс она миновала группу старших учеников в коридоре. Она спешила, считая себя невидимой, но увидела краем глаза, как один парень ткнул локтем другого. Они хихикали.

Джулиен побледнела, вспомнив о венке. Она сорвала его. От этого они засмеялись сильнее. За ней сказал знакомый голос:

— Смеетесь над ребенком? Пытайтесь быть мужчинами, — голос был едким. Она увидела высокого Дорна Аррина, он хмурился, возвышаясь над другими учениками.

«Я не ребенок». Она почти плакала. Но он хотя бы помог. Она поспешила в класс, опустив голову, ни на кого не глядя. День вдруг стал хмурым. Это была ее вина. Она хотела, что все приведет к разочарованию. Так ей говорила Элисса.

Она скучала по сестре, ее прямолинейной любви и карим, как у самой Джулиен, глазам.

Она первой пришла в класс. Лира Сендары Диар была под их партой с ее лирой. Инструмент Джулиен был оловом. У Сендары это была ива и золото — работа известного мастера Тамриллина. Этот мастер делал лиры некоторым великим Пророком, включая Валанира Окуна и, конечно, отца Сендары.

Джулиен взяла свою лиру и опустила на парту. Рядом она положила венок. Лепестки уже засыхали, темнея на краях.

Зависть — змея.

Джулиен отчаялась, разочаровалась в себе. Она потеряет все, если будет дальше так думать. С ней произошло важное событие — Сендара Диар открыла окно в ее жизни, впустив свет, идеи, обучение. Может, впервые.

Она это не упустит.

Джулиен посмотрела на лиру Сендары и заметила кое-что странное. Меж струн была сложенная записка. Могла попасть сюда случайно. Джулиен коснулась пергамента, он упал на пол. И раскрылся.

«Солнце всего мира в твоих волосах. Свет луны в твоих глазах».

* * *

У него был ответ на два вопроса — один жизни, другой смерти. Смерть была возможной. Он не знал, но на его плечах была ответственность. Двойная.

Валанир Окун, казалось, понял, как умер высший мастер.

О таком он думал ночью после кошмара с Дексаном, когда Хендин принес ответ. Он сжал губы и с напряженными плечами рассказывал историю раньше, чем за ними закрылась дверь Валанира. А потом он подтвердил подозрения Валанира — Хендин сказал, глядя в окно:

— Не знаю, стоит ли спрашивать, что ты будешь с этим делать. Что это значит для тебя.

Валанир Окун был мягок с другом. Он все чаще вспоминал их жизнь учеников. Теперь их жизни близились к концу, и он оглядывался на начало. Хендин был простым даже тогда, был верным и добрым. Эти качества выдержали годы… и Валанир ценил их. Доверие было редким, было просто отмахнуться.

— Похоже, ты догадался.

Хендин покачал головой.

— Я не знаю, — но он звучал испуганно.

— Кай, ты думал… — начал Валанир. Он задумался на миг. Было важно учесть гордость мужчины. — Ты думал, что весна расцветет на землях твоей юности в это время года? У тебя еще ведь остался брат? Он не примет тебя… на время?