Глава 18

Глаза Джека широко распахнуты и полны шока. Я замечаю, что его нос, хоть и не сломан, но до сих пор опухший в том месте, куда я его ударила.

— Как, чёрт возьми, ты меня нашла? — потребовал объяснения Джек.

Моя голова быстро проясняется от удивления. Я думала, что это он взломал мой наруч и отправил следящее устройство, которое привело меня сюда. Я нервно оглядываюсь по сторонам, отчасти ожидая, что кто-нибудь выпрыгнет из-за водоканала неподалёку, словно всё это было ловушкой.

— Чёрт, ты привела с собой полицию? — рычит Джек. Он начинает закрывать дверь, но я успеваю подставить ногу в дверную щель.

— Нет, — бросаю я в ответ, — хотя ты заставляешь меня жалеть об этом.

— Не смей, — приказывает Джек. Его челюсть напрягается. Кажется, он в ярости.

Можно подумать, он имеет право указывать мне. Если мне понадобится, я пришлю Премьер Министра по его душу. Но сначала:

— Я пришла за ответами.

— Ну, а я не разговариваю с тобой. Ты только и делаешь, что бьёшь меня.

Он снова пытается закрыть дверь, но моя нога всё ещё мешает ему. Я толкаю плечом дверь, и Джек ругается, когда она открывается шире. Я удивлена, что мне удаётся приоткрыть её — он намного больше меня — но у меня есть преимущество за счёт ноги. Я еще раз толкаю дверь, и Джек сдаётся, позволяя ей распахнуться.

— Не смей снова бить меня, — предупреждает он, отступая в тени дома.

Я захожу внутрь неуверенно, моя рука около наруча. Если придется, я смогу нажать на кнопку тревоги.

— Дверь закрой! — рычит Джек.

— Нет, — парирую я.

Мне нужны ответы, но я не хочу быть запертой в одной комнате с этим возможным психопатом.

Джек проходит мимо меня и захлопывает дверь. Мои руки сжимаются в кулаки, и ему приходится отступить, чтобы избежать очередного удара.

— Сказал же, не дерись! — кричит он.

Я не обращаю на него внимания и проверяю дверную ручку. Не заперто. Я по-прежнему могу ускользнуть.

— Зачем ты вообще пришла сюда, если уже собираешься уходить? — Джек больше не кричит, но всё ещё выглядит рассерженным, — и как ты меня нашла?

Я не отвечаю, я по-прежнему смотрю на дверь. Затем я говорю:

— Кто-то прислал мне программу-карту для глазных ботов. Она привела меня сюда. Это твоих рук дело?

Джек сердито качает головой.

— Говорю же, это не я. Зачем мне вообще приводить тебя сюда?

— Программа использовала изображение моего отца.

Папина голограмма молча стоит позади Джека.

Джек молчит какое-то время.

— Я бы не поступил так с тобой, Элла, — отвечает он, его голос смягчается, — я знаю, как много он для тебя значит.

Я дернулась от него в сторону

— Не претворяйся, что знаешь меня, — огрызаюсь я.

Впервые лицо Джека выражает эмоцию, отличную от гнева и разочарования: кажется, он удивлён. Возможно, ему даже больно. Его глаза широко распахиваются, а рот открывается, но он не произносит ни слова.

— Тем не менее, — холодно отвечает он, — это был не я. Но мне нужно знать, как ты нашла меня, чтобы быть уверенным, что больше никто не сделает этого.

Я открываю рот, чтобы возразить, мой разум напряжен до предела. Всё выходит не так, как я предполагала, и я чувствую себя потерянной, сбитой с толку. Я ожидала, что найду ответы, но всё что я получила — это ещё больше вопросов. Мне нужно выяснить, кто на самом деле взломал мою систему интерфейса и отправил кодовую карту. Это должен быть кто-то из близких, кто-то, кто очень близок ко мне — в конце концов, это пришло на мой наруч, не говоря уже о том, что использовалось изображение моего отца. И я сомневаюсь, что это Джек — он по-настоящему удивлен.

Джек поворачивается, пристально уставившись на меня.

— Для создания системы слежения должно быть что-то, с помощью чего можно следить. Ты не можешь просто отследить человека.

— Если только у тебя нет отслеживающих наноботов, — замечаю я.

Глаза Джека широко распахиваюся, и, на мгновение, он выглядит охваченным паникой, будто готов из кожи вон вылезти. Но затем он качает головой:

— Нет, это не то, — говорит он, как будто уверяя в этом самого себя, — медики Ксавьера…

— Что? — спрашиваю я, внимательно наблюдая за ним.

— У меня нет отслеживающих ботов. Здесь что-то ещё. — Джек смотрит на меня, прищурив глаза, — Твою мать, — вскрикивает он, — я знаю что это! — Джек снимает свой пиджак, его руки мнут чёрную ткань, пытаясь найти что-то. Около жёлтой булавки пчелиного цвета что-то мерцает, но это не то, что пытается найти Джек. Он достаёт старинные наручные часы из потайного внутреннего кармана.

Я задыхаюсь.

— Это же…!

Я оглядываюсь на голографическую проекцию моего отца, безмолвно стоящую около Джека. Но не успеваю я закончить предложение — Эти часы принадлежали моему отцу! — как Джек бросает их на пол и наступает на них всем своим весом. Часы трескаются, и голограмма отца исчезает.

— Зачем ты сделал это?! — кричу я, падая на колени и поднимая ремешок и разбитый корпус, — Они принадлежали моему отцу!

Это был антиквариат, поколениями переходивший от отца к сыну в нашей семье. Папа дал мне их за год до его смерти, когда мама, казалось, шла на поправку, а ему предложили работу прямо в Триумфальных Башнях, исследовать ботов и андроидов для государства. Гравировка на обратной стороне часов по-прежнему на месте, точь-в-точь такая, какой я её помню. «П.К.Д.С.» Инициалы моего пра-какого-то дедушки.

Джек резко опускается и собирает отколовшиеся серебристые шарики, от разбитых вдребезги часов.

— Ну, Доктор Филип не помещал в них трекер, в этом я чертовски уверен!

Нахмурившись, он протягивает мне крошечный предмет.

— Откуда вообще у тебя эти часы? — тихо спрашиваю я, глядя на осколки.

Джек резко встаёт, вырывает из моей руки часы, и кладет мне на ладонь металлический шарик.

— Жучок. Ты подложила мне жучок.

— Я этого не делала, — монотонно говорю я. Мне едва ли удаётся справиться с гневом. У меня так мало вещей, которые принадлежали папе, только ему. И видеть разбитые часы, это как видеть память о нём, размазанную о грязный каменный пол, — Откуда у тебя часы моего отца?

— Ты сама дала их мне! — орёт Джек. Я вздрагиваю, и он делает шаг назад, глубоко вздыхая. Его глаза вглядываются в мои, полные гнева. — Они уже идут? — спрашивает он.

— К-кто? — запинаясь спрашиваю я.

— М.П. Копы. Ты привела их сюда с помощью этой идиотской системы отслеживания? — он обходит меня, распахивает дверь и выглядывает в яркий солнечный свет

— Я никого не звала, — говорю я. С каждым словом мой голос становится все сильнее, — никто меня не преследовал. И я не делала этого. Я не подкладывала жучок в часы. И я не давала тебе их!

— Что ты вообще здесь делаешь? — говорит Джек. Теперь тихим голосом, звуча при этом почти разочарованно. Побежденно. — Я знаю, что ты ненавидишь меня, Элла, но зачем ты меня мучаешь?

— Мучаю? Ненавижу тебя? — я удивлённо смотрю на него, — я тебя даже не знаю!

Лицо Джека превращается в маску, не выражающую каких-либо эмоций.

— Я начинаю думать, что это правда.

— Конечно же, это правда! — кричу я, — я даже никогда не видела тебя прежде, до вчерашнего дня! Поэтому я не могла подложить тебе жучок — и я всё ещё жду, когда ты объяснишь мне, как тебе удалось украсть часы моего отца!

Лицо Джека бледнеет. Он просто уставился на меня, не говоря ни слова.

— Что? — требовательно спрашиваю я.

— Но ты ведь помнишь Акилу, верно?

Моя рука машинально тянется к медальону удачи с цифровым снимком Акилы и меня внутри. У неё есть такой же.

Джек запускает пальцы в волосы.

— Я слышал, что государство использует подсознательные импульсы, чтобы контролировать людей, — бормочет он. Он окидывает меня оценивающим взглядом, — но это так необычно…

— Откуда ты знаешь Акилу? — снова требую ответа я. Меня не заботит, в какие лживые игры он играет; мне нужны ответы.

Какое-то время Джек молчит. Он выглядит так, словно тщательно подбирает слова.

— Мы с Акилой были в одном подразделении.

— Она никогда не упоминала о тебе.

— Возможно она не считала нужным, чтобы ты слышала обо мне.

Я пронзаю его взглядом.

— Очевидно — нет.

— Нет… Я имею в виду…,- Джек рычит от отчаяния.

— Давай просто выясним это, прямо сейчас, — отрывисто говорю я. Я поднимаю запястье, скользя пальцами по поверхности наруча.

— Что ты делаешь? — требует Джек.

— Звоню Акиле. Если она тебя знает — она скажет мне.

— Нет, не нужно! — он пытается отвести мою руку в сторону.

Я прищуриваю глаза. Мои пальцы по-прежнему на наруче — не на контакте Акилы, а на номере полиции.

Губы Джека искажаются, но не в улыбке. Это испуг. В его глазах появляется чувство, самое печальнее из того, что я когда-либо видела. Желудок сжимается, а тело трепещет от страха. В голове вспыхивает предупреждение, и я вдруг вспоминаю тот день, когда папа пришёл в мою спальню, чтобы сказать, что у мамы болезнь Хебба.

— Акила мертва, — говорит Джек, и меня поражают не его слова, а тон, полный сочувствия и скорби.