ГЛАВА 37

Сиси

Я знаю, что это мама, как только вижу ее. Фотографии в коробке старые, но она не сильно изменилась. Похожа на меня. Ну, наверное, я похожа на нее. Единственная разница в том, что у меня папины глаза. Мое сердце колотится, когда приближаюсь к ней. Как только женщина видит меня, на ее лице появляется грустная улыбка, и она встает.

Она хорошенькая. Имею в виду, очень красивая. Ее длинные рыжевато-каштановые волосы волнистые длиной прямо до талии. Я тут же решаю отрастить волосы до такой же длины. Может быть, это ей понравится. Надо будет спросить у нее самой. Как мне ее называть? Мама? Наверное, ведь она моя мама, хотя я и не помню, чтобы она была рядом.

Она смотрит на мое кресло и нерешительно спрашивает:

— Сесилия?

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова. Она машет рукой в сторону скамейки.

— Присядем? — Как только она это произносит, вздрагивает. — Прости, я имела в виду...

Я решаю избавить ее от страданий и тихо вмешиваюсь:

— Все в порядке. Я знаю, что ты имела в виду.

Подкатываю кресло к скамейке, и она снова садится, отодвигаясь от меня. Она, наверное, так же нервничает, как и я.

Она играет пальцами, глядя в сторону.

— Зачем ты связалась со мной, Сесилия?

Мое сердце замирает от ее тона.

— Потому что я хотела встретиться со своей мамой.

При слове «мама» ее глаза расширяются.

— Пожалуйста, зови меня Мэдлин. — Мои щеки пылают. Она говорит так чопорно, так официально, как будто я для нее ничто. Покачав головой, она спрашивает. — Папа знает, что ты здесь?

Я качаю головой и заставляю себя улыбнуться.

— Нет, не знает.

Он просто не понимает этого. Каждый раз, когда спрашиваю о своей матери, он прерывает разговор, даже не начав его. Потом я нашла коробку. Это было похоже на знак. Мне не нужно его разрешение. В конце концов, эта женщина — моя мать. Она так классно одета, в черных брюках и белой рубашке, какие можно увидеть в дорогих журналах. Может быть, она как-нибудь возьмет меня за покупками одежды. Мне бы очень этого хотелось.

Мэдлин прочищает горло.

— Сесилия, единственная причина, по которой я согласилась встретиться с тобой сегодня потому, что нам нужно серьезно поговорить.

У меня внутри все сжимается.

О чем?

Прежде чем я успеваю спросить, она заявляет:

— У меня есть муж и двое маленьких сыновей. — Ее глаза встречаются с моими, и они холодны, как лед. — Мне очень жаль. Я знаю, это может показаться грубым, но в моей жизни нет места для тебя.

Елена

Я стою там, где Сиси меня оставила, жду момента, когда я ей понадоблюсь. И замечаю это еще до того, как момент появляется. Женщина даже не смотрит на Сиси; она разговаривает со своими руками, высокомерная с*ка. Мои ноги уже движутся к ним, защитный рефлекс переполняет меня, обжигая, как огонь в моих венах. Сиси горбится в кресле и громко всхлипывает.

Мой темп ускоряется, и вскоре я уже бегу через парк так быстро, как только могу, чтобы защитить мою девочку от этой злобной женщины. Как только приближаюсь к ним, опускаюсь на колени и обнимаю Сиси. Женщина встает, потрясенно глядя на Сиси. Я крепко обнимаю свою девочку и рявкаю:

— Что ты ей сказала?

Сиси смотрит на свою маму и всхлипывает:

— Почему ты не хочешь меня? Что я сделала? Была плохим ребенком? Скажи мне, что сделать, и я сделаю! — умоляет Сиси. — Пожалуйста, не уходи!

Глаза женщины наполняются слезами, но она молчит.

О, боже мой. Меня переполняет ярость. Я вскакиваю с колен, сверкая глазами. Положив руку на плечо Сиси и слыша самый печальный плачь, который когда-либо слышала в своей жизни, сурово повторяю:

— Что ты ей сказала?

— Я... я... я... я не должна была приходить сюда.

Наблюдая за этим жалким подобием матери, смотрящей на своего ребенка так, словно она оскорблена, я рычу:

— Тогда зачем пришла?

Она делает шаг в сторону.

— Мне очень жаль. Мне не следовало приходить.

Не говоря больше ни слова, женщина отворачивается и уходит, оставляя за собой совершенно опустошенного ребенка.

Снова опустившись на колени, я обхватываю Сиси руками и крепко прижимаю к себе, пока она в агонии рыдает, убитая горем. Как она могла просто так уйти? Опять? Я даже не осознаю, что плачу, пока не чувствую, как по щекам течет влага. Достаю телефон и пишу сообщение Максу.

Я: Иди домой. Сейчас.

Надеюсь, что смогу доставить ее домой в целости и сохранности.

Требуется некоторое время, чтобы вернуть Сиси в машину. Она молчит. Слишком тихая. И мне это не нравится. Не то чтобы я винила ее. Эта тупая с*ка, которую она назвала мамой, действительно сделала ей больно. Из ее бессвязной речи узнаю, что у матери есть новая семья, и она не хочет, чтобы Сиси была ее частью. Я попыталась спросить, как девочка ее нашла, но она сказала только что-то о коробке. Было трудно разобрать.

Как только мы подъезжаем к дому, Макс уже ждет нас. С озабоченным видом, как и подобает отцу, он бросается к фургону.

— Что случилось? — Прежде чем я успеваю ответить, он замечает заплаканное лицо Сиси и, не дожидаясь ответа, хватается за края инвалидного кресла и тянет ее вниз. Опустившись на колени, он проводит рукой по ее волосам. — Малышка, что случилось? — Когда она не отвечает, он снова смотрит на меня дикими глазами. — Какого хрена произошло?

И вот тогда Сиси со слезами на глазах хрипит:

— Я ей не нужна.

Мое сердце беззвучно разрывается. Макс выглядит растерянным.

— Кому? Кому ты не нужна, детка?

Сиси печальными глазами пристально смотрят на него.

— Маме.

Макс встает, застыв, как столб. Стиснув зубы, он поворачивается ко мне и шипит:

— Какого хрена ты сделала? — У меня отвисает челюсть. Я? — Сиси, иди пока в свою комнату, детка. Мне нужно поговорить с Еленой.

Я смотрю на симпатичного маленького ангелочка и вижу пустоту на ее лице. Сиси делает так, как велит отец. Как только она скрывается за дверью, Макс набрасывается на меня.

— Мэдди была в парке? Вы с ней встречались? — Я киваю и открываю рот, чтобы заговорить, но меня обрывают: — Ты не имела права! — рычит он. — Ты должна была сказать мне. Я бы никогда не подпустил к ней эту с*ку. Как ты могла действовать за моей спиной?

Мое тело застывает от шока. Я ожидала благодарности за защиту его дочери, а не допроса с пристрастием.

— Макс, я думала…

Он расхаживает туда-сюда.

— Нет! Ты не думала! — упрекает он, глаза холодные и нехарактерно прищуренные. — Ты ни хрена не думала, Лена.

Я делаю шаг назад, но не от страха, а от боли.

— Я не сделала ничего плохого.

Макс выдавливает ядовитый смешок.

— О, так значит ничего плохого? — Он показывает на дом и кричит: — Как, черт возьми, я могу это исправить, Лена? Что мне теперь ей сказать? Извини, детка, сюрприз! Твоей матери, женщине, которая бросила тебя до того, как тебе исполнился год и которая несет ответственность за твои травмы, наплевать на тебя?

Я никогда не слышала, чтобы Макс так разговаривал. Никогда не видела Макса сердитым, или говорящим с ненавистью, или смотрящим на кого-то так, как он смотрит на меня сейчас. Хочу уйти от этого, просто повернуться и уйти, но не могу. Если бы я только могла объяснить ему, наверняка он бы понял.

— Все это большая ошибка.

Его ноздри раздуваются.

— Нет. Единственная ошибка, которую я совершил — стал встречаться с тобой!

Я отшатываюсь, пораженная силой и ненавистью его заявления. Моргаю, ошеломленная болью, которую он пытается причинить. Пытается и преуспевает в этом. Макс крепко зажмурился, костяшки пальцев побелели. Он тяжело дышит. Я узнаю панику, когда вижу ее, и Макс сейчас подавлен.

— Ты не понимаешь, Макс. Все было совсем не так, как ты думаешь, — мягко говорю я, пытаясь урезонить его.

Внезапно его глаза распахиваются, он наклоняется ко мне и рычит:

— Ты ей не мать! Ты не родитель, ты не знаешь, каково это. Я сделаю все, что нужно, чтобы защитить ее, потому что я люблю ее. Ты не можешь принимать решений по поводу моей дочери. Ты ей не мать!

Плотная тишина окутывает нас коконом. Мы долго стоим в ловушке, пока я не обретаю дар речи:

— Слава Богу, что так.

Выражение ярости на его лице говорит мне, что Макс не понимает меня. Я немедленно продолжаю, пытаясь объяснить, но мой голос звучит слабо, даже для меня:

— Ты прав. Я не ее мать. — Делаю шаг назад, когда мои глаза начинают гореть. — Если бы я была ее мамой, — прерывисто выдыхаю я, — ничто не смогло бы удержать меня от нее.

Лицо Макса из сердитого превращается в пустое. Я делаю еще один шаг назад.

— Если бы она была моей, — мой голос тише, чем раньше, — я бы прожила всю свою жизнь, защищая ее. — Еще один шаг назад. — Я бы сделала все, чтобы увидеть ее милую, счастливую улыбку. — Еще один шаг. Слезы застилают мне глаза, голос срывается: — Я бы лучше умерла, чем обидела ее.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но останавливаюсь на полушаге.

— Если бы она была моей, я бы всю жизнь давала ей понять, как она важна. Я бы заботилась о ней, — делаю паузу, — но ты прав. Она не моя. Я не ее мать, — мои ноги медленно уносят меня прочь, — но иногда мне хочется быть ею.

Он не останавливает меня, когда я ухожу. Не преследует меня и не извиняется. Выйдя на улицу, я засовываю руки в карманы и просто иду. Мое сердце трепещет от осознания того, что все изменилось.

И перемены не в лучшую сторону.

Макс

Я смотрю, как Елена уходит, и хотя мне хочется остановить ее и спросить, что она имела в виду, говоря то, что сказала, но не могу. Не могу, потому что моя дочь находится внутри, и ей больно. Очень больно.

Мэдди.

Она встретилась с Мэдди.

Боже. Твою ж мать! Стиснув зубы, вхожу в дом и ищу Сиси. Нахожу ее в своей комнате, она смотрит в окно. У меня болит в груди. Сиси выглядит такой маленькой. Такой потерянной. Я не знаю, как это исправить. Если бы Елена просто сказала мне, что Сиси хочет встретиться со своей мамой, я бы объяснил, почему этого не может случиться. Но нет, она действовала за моей спиной и организовала встречу с бессердечной женщиной, которая родила мне дочь, и посмотрите, что из этого вышло. Весь прогресс, достигнутый Сиси за последний месяц, исчез.