— Черный Джейк? Чертов убийца, сынок. Ты это знаешь? Убийца-конфедерат, вот кто он такой!

Партридж застыл на месте, обессиленно опустив руки. Это ведь не правда, не правда…

Стэннард замолчал и вскоре отключился. Но правда уже вышла наружу, как отвратительная вонь. И как только это произошло, ее уже нельзя было сдержать.

Когда тем же вечером он спросил об этом у матери, она разрыдалась. Никто — ни друзья, ни соседи — ничего ему не рассказали. Но при этом у всех было одинаковое странное выражение лица — как будто они только что увидели Мрачного жнеца², скачущего в их сторону, и должны были как можно быстрее убираться с дороги.

В те времена шерифом Чимни-Флэтс был огромный и беспощадный человек по имени Раф Шорт. Он был жесток со своими врагами и лишь слегка более доброжелателен со всеми остальными. У него были остроконечные пиратские усы, которые змейкой вились над верхней губой. Но он любил детей, изо всех сил старался быть добрым к ним и защитить их от порока. Именно он дал Партриджу работу в «Четырёх метках».

Когда Партридж пришёл с этим вопросом к нему, шериф спросил:

— А ты в последнее время его видел, сынок?

— Нет. Уже четыре года, — ответил Партридж. — Он как-то заезжал, но…

— Ты его не видел, потому что он в бегах, Нейт. Твой отец — преступник.

Опечаленный, казалось, тем, что все это выплыло наружу, шериф порылся в своем столе и вытащил пачку листовок с описанием разыскиваемых преступников. Они только подтвердили сказанное.

— Мне жаль, что тебе пришлось об этом услышать.

Партридж просто кивнул.

Ему потребовалось несколько лет, чтобы собрать воедино всю правду о «Черном Джейке» Партридже, но он смог. Теперь жизнь его отца лежала перед ним открытой книгой, как вскрытый на столе коронера труп; и история, которую он узнал, была далеко не приятной.

В Нейтане бурлили и кипели гены Чёрного Джейка, поэтому никто не удивлялся, когда Партридж стал тем, кем он стал. Как говорят, кровь — не водица.

Партридж проехал через ельник и свернул на извилистую дорогу, ведущую к старому фермерскому дому. Он медленно двинулся по тропинке, наслаждаясь свежим запахом зелёных сосен. Он проделывал этот путь сотни раз. Каждый шаг мерина, каждый поворот тропы, каждая груда камней, каждый тупик и провал — все это наполняло его мысли воспоминаниями. О том, как мальчишкой бегал по этим лесам. Как стал мужчиной и удивлялся, что его детство пронеслось так быстро. И еще о тысяче других вещей.

Дорога полностью заросла. Колеи, оставленные колесами повозок, всё ещё были видны, но сорняки почти полностью скрыли их. Еще немного — и дороги не будет совсем.

Через некоторое время деревья расступились, и он увидел свой дом.

Дом, который унаследовал от своей матери. Так сказать, семейная ферма. Он вдохнул все это глубоко в лёгкие — заросшие поля, сарай, потрепанный солнцем и ветром, ветряную мельницу, готовую вот-вот рухнуть. Это наполнило его тоской по прошедшим годам.

Но на это не было времени.

Если они ищут его — а он знал, что они ищут, — то именно с этого места они и начнут.

Партридж сидел на коне, прислушиваясь, ощущая, ожидая какого-то знака, что за ним следят и его прихода ждут. Но… ничего. Примерно через пять минут он вновь ткнул своего коня пятками в бока и направился к дому.

На самом деле это был не очень большой дом. Просто бревенчатая постройка с дерновой крышей, но, черт возьми, это был его дом. Теперь, конечно, это была просто куча почерневших бревен, покрытых омертвевшими листьями и сосновыми прошлогодними иголками. Открывшаяся Партриджу картина напоминала пепелище.

Партридж привязал своего мерина к коновязи перед домом.

Он ничего так не хотел, как сесть на траву, полежать на солнышке и позволить воспоминаниям омыть его, как некому безмятежному, вечному море. Разве он просит так много?

Но при нынешнем стечении обстоятельств он понимал, что это все равно что просить луну спуститься с небес. Время было драгоценно, и каждое мгновение, которое он колебался или терял, было смертельно опасно.

Он оставил дробовик в седельной сумке, но взял с собой «кольт» и «винчестер», а затем направился в сарай, молясь, чтобы там еще остались инструменты. Они лежали нетронутыми.

Старый деревянный плуг скоро сгниет и заржавеет. Несколько лопат, грабли, мотыги, топор. Куча сухих листьев, врывавшихся в приоткрытую дверь да так тут и оставшихся. Сено было потемневшим, сухим и пахло гнилью. Партридж слышал, как на стропилах гнездятся голуби и воробьи. С чердака донесся писк белки.

Партридж взял грабли и лопату, надеясь, что их будет достаточно для предстоящей работы. Из листьев выскользнул трёхфутовый маисовый полоз и скользнул по носку его сапога. Партридж знал, что он совершенно безобиден. Он специально держал в сарае несколько штук, чтобы не пускать мышей. Полозы работали даже лучше, чем кошки.

Через несколько минут он уже шел по закопченным остаткам бревенчатого дома. Грубо обтесанные балки опасно балансировали друг на друге. Из-за них вполне мог кто-то на него напасть. Мужчина осторожно двинулся между перекладинами и подныривал под низкие брусья. Ему повезло: самые крупные брёвна откатились в стороны, и Партриджу не нужно было перетаскивать их самому, иначе ему потребовалась бы не одна лошадь, а больше.

Роясь в саже, золе и листьях, он все пытался понять, в какой же именно части хижины он находится, но это было невозможно. Пожар был слишком сильным. Ориентироваться можно было лишь на оставшуюся часть печной трубы.

Через пятнадцать-двадцать минут поисков, рытья лопатой, сгребания мусора, потения и проклятий он нашел то, что искал: железный засов. Проржавевший и заедающий, он торчал из золы.

Отодвинув в сторону груду досок, Партридж сумел открыть люк. К этому времени он уже был покрыт черной сажей и обсыпан серым пеплом. Голыми руками расчистил от грязи крышку люка и потянул кольцо на себя.

Погреб остался нетронутым.

Он был около четырех, может быть, пяти футов в глубину; из земляных стен торчали, как скелетообразные пальцы трупа, сухие корни деревьев. Партридж бросил туда лопату и грабли и прыгнул вниз, на дно погреба. У одной из стен стояла лестница, но он больше ей не доверял. У второй стены теснились низкие полки. Земляной пол был усыпан осколками разбитого стекла. На полках стояли маринованные огурцы, бобы и лук. Из-за жара пламени все стеклянные банки полопались.

Он вспомнил, как сам раскладывал маринованные огурцы по банкам. Он. Нейтан Партридж, закоренелый преступник. Но это нравилось ему ещё с детства, а потом пригодилось и во взрослой жизни.

Партридж убрал с пола осколки и начал копать.

Он закопал сейф на глубине трех футов. В этом не было никаких сомнений. Партридж постоянно думал в тюрьме об этом ящике и о спрятанных в нём мечтах.

После того как «банда Гила-Ривер», как их стали называть, была уничтожена, за исключением самого Партриджа, он собрал всю их добычу и положил ее в сейф. Более 80 000 долларов.

Об этом знали только он и Анна-Мария. Партридж закопал ящик, и вскоре после этого за ним пришли. Его отвезли в Чимни-Флэтс в цепях. Он не сопротивлялся.

Партридж докопал до трёх футов. Потом до четырёх.

Сейф должен быть здесь.

Он продолжал копать, пока в полу не образовалась довольно глубокая пещера. Но там не было ни сейфа, ни денег, ни каких-либо свидетельств их нахождения. Измученный, задыхающийся, с потемневшими от грязи лицом и руками, Партридж, наконец, сдался. Их просто там не было.

Возможно, после его ареста их нашли законники. Возможно, но маловероятно. В тюрьме была своя сеть новостей, и если бы власти нашли сейф, Партридж бы услышал об этом. Да и Анна-Мария не упоминала в своих письмах, что они обыскивали дом.

Он строго-настрого запретил ей — пока они болтали в его тюремной камере в Финиксе — когда-либо кому-нибудь упоминать о добыче или даже случайно упоминать о ней в письмах, которые она ему писала. Но он был уверен, что если бы дом перевернули вверх дном, его жена обязательно упомянула бы об этом факте.

Выходит, если это не законники…

Партридж сидел на сырой, холодной земле и думал. Думал. Начальник тюрьмы сказал ему, что она погибла в огне. Значит, не она сбежала с деньгами. Может быть, она выкопала ящик и перепрятала его где-нибудь в другом месте?

Если так, то его мечты о том, чтобы забрать деньги и поехать в Мексику богатым человеком, развеялись как дым.

Только Анна-Мария знала, что произошло на самом деле.

Но она была мертва… Ведь так?

Партридж намеревался это выяснить.

Для следующего шага ему нужно дождаться темноты.

Он повел своего мерина в лес, через предгорья и заросли, пока не нашел ручей, который искал. В начале лета ручей был еще глубоким после зимнего паводка. Мальчиком он ловил здесь форель. Он знал каждый камень, каждый изгиб, каждую заводь. Сняв с себя грязную одежду, окунулся в воду и тщательно вымылся куском мыла. Его мерин, привязанный под раскидистыми ветвями большой ивы, щипал траву и прихлопывал хвостом мух.

Когда Партридж вымылся, то надел коричневые брюки на шнуровке и серую армейскую рубашку, накинув на плечи подтяжки. Одежда на нем была немного мешковата, но когда ее заимствуешь у покойника, выбирать не приходится.

Он сел на берегу и принялся жевать вяленое мясо, потягивая из фляжки воду.

Он пытался разобраться во всем происходящем, найти хоть какой-то смысл.

Они с Анной-Марией были женаты всего год, когда он отправился в тюрьму. И все это время он ездил с Бандой Гила-Ривер. Он почти не видел жену. Он планировал последнее ограбление, последнюю работу. Всё ради них двоих. С такими деньгами они могли бы поехать, куда угодно.

Партридж подумывал о ранчо на территории Монтаны. Никогда там не был, но ему нравилось то, что он слышал. Горы, густой лес. Но никакой чертовой пустыни. Таковы были его планы. А потом его арестовали и дали десять лет строгого режима.