Глава 1. Мать

Я чувствую её там, одну. Я чувствую укус того серебристого света.

Я чувствую переполненное дымом стекло, которое извращает её свет, делая его закостенелым всеми неправильными способами, ломая её изнутри, отрезая её от собственного сердца, от всей любви, что живёт над ней и вокруг неё. Я чувствую, как это одиночество ужасает её, заставляет её закрыться.

Они ужасают её. Они приводят в ужас мою малышку.

Не существует ужаса глубиннее этого.

Это выходит за пределы страха. За пределы потери.

Бездна манит, нежно притягивает её, обещает ей, что она сдастся.

Она тянется ко мне, но не может дотянуться до меня здесь. Она тянется к нему, но не чувствует его свет во всей этой тьме. Тьма говорит ей, что больше ничего нет. Она тянется к единственному, что у неё осталось, к единственной надежде, к единственной, кто, кажется, любит её...

Мать. У неё есть мать.

Эта мысль заставляет меня кричать внутри.

Я не могу допустить, чтобы она оставалась у них. Я не могу позволить им сломать её.

Я не могу.

Касс очнулась, нахмурившись.

Временами она ощущала такие шепотки, больше походившие на галлюцинации, чем на настоящие мысли.

Присутствие за ними казалось реальным, но с другой стороны, Касс знала Элли больше тридцати лет, так что эту часть она могла сделать сама. Касс и сама могла прекрасно вызвать присутствие Элли безо всякого внешнего вмешательства.

Но эти дела видящих были для неё относительно новы.

Дядя говорил ей, что улавливание дрейфующих частей случайных впечатлений, отголосков и информации из Барьера составляло часть её новой реальности.

Это часть жизни видящего.

Конструкция над кораблём защищала её от худших проявлений этого, слава богам, блокировала или отражала большую часть того, что в противном случае могло ударить по ней. Дядя заверил её, что он всегда защитит её в этом отношении. Он говорил, что ей поистине нечего бояться, и она верила ему, хоть и с трудом адаптировалась к отличиям её разума видящей.

И всё же она гадала, что означают эти странные, призрачные шепотки от Элли.

Мог ли это действительно быть призрак Элли?

Скорее всего, это лишь она сама, то есть, сама Касс.

Это её разум играет с ней. Какая-то её часть воображала эти диалоги с Элли, чтобы проработать какой-то неразрешённый конфликт между ними. Может, Касс компульсивно продолжала спор со своей бывшей подругой, зная разум той достаточно хорошо, чтобы играть за обе стороны дурацкой драмы, хоть Элли и отсутствовала.

Или тут действовала какая-то другая, глубоко сидящая психология?

Может, с её стороны это какая-то жалкая попытка удержать Элли где-то рядом?

Фыркнув, Касс покачала головой.

«Вот уж вряд ли, чёрт подери», — подумала она громко, глядя на океан.

Всё ещё слегка улыбаясь и щёлкнув языком от этой мысли, она свесилась через перила, чтобы посмотреть на след корабля, чувствуя, как палуба ходит ходуном под её ногами. Палуба двигалась чувственно, успокаивающе, скользя то вверх, то вниз по плавным волнам.

Эти волны скользили к ней в беспрестанном молчании, их белые гребни виднелись до самого горизонта. Касс позволила своим коленям и всему туловищу расслабиться, позволила телу поддаться ритму воды, баюкающей её.

Она тряхнула волосами, когда порыв попутного ветра швырнул в неё брызги, и выдохнула.

Вчера она заметила китов, плывших параллельно с судном.

Даже за такое короткое время киты, похоже, почувствовали, что за последние несколько месяцев угроза, исходившая от человеческих хищников, значительно уменьшилась. Последние тридцать лет китов защищали, но браконьеры никогда не читали то, что написано мелким шрифтом, особенно учитывая, что китовое мясо выгодно продавалось на рынках Азии и Северной Америки.

Семья Касс тоже покупала китовое мясо на чёрном рынке, ещё когда она была ребёнком. Она помнила, как Элли однажды пришла на ужин и неодобрительно смотрела на это мясо, сморщив нос.

Отец Элли, наверное, никогда не приносил домой китовое мясо.

При этой мысли Касс ощутила, как её лицо напряглось на ветру. Её челюсти стиснулись до скрипа задних коренных зубов, и она постаралась вытолкнуть Элли из головы.

Она устала думать об этой суке.

У неё не было причин ощущать угрызения совести.

Элли сама сотворила это с собой.

Выбросив Самую Святую из Святых из своих мыслей, Касс постаралась сосредоточиться на настоящем, на её теперешней жизни — то есть, на жизни, которая действительно имела значение.

Она опять начинала тосковать по суше. После отчаливания от восточного побережья Соединённых Штатов было множество вылазок-экскурсий на берег в Европе, Азии, даже на Ближнем Востоке, но они покинули эти массивы суши много недель назад. Учитывая, где они находились, Касс знала, что они вновь доберутся до суши через несколько недель, но в ней пробуждалось нетерпение.

В любом случае, карантинные города пока что были прикольными. Ей не терпелось вновь посетить их в следующие несколько месяцев, чтобы решить, где она хочет жить постоянно. Пока что её фаворитом был Дубай, хотя Цюрих и Токио тоже крутые. Ещё они провели отпадную неделю или около того в Гонконге, и ещё все те старинные здания и предметы искусства в Праге были офигенными.

Её видящие-телохранители, состоявшие в основном из людей Салинса, а также из нескольких оставшихся от охраны Тени в Патагонии, заверили её, что эти вылазки-экскурсии в настоящее время будут ограничиваться карантинными городами.

Во всех остальных местах продолжал бушевать вирус, убивающий людей.

Конечно, никого на этом корабле вирус не беспокоил. Тех немногих людей, что были на борту, вакцинировали. Всех видящих тоже вакцинировали на тот редкий, в высшей степени маловероятный случай, если C2-77 мутирует во что-то, чем могут заразиться видящие.

Так что да, вирус не был проблемой.

Проблемой был Ревик.

Последние несколько месяцев чёрная дыра жила в Барьере там, где раньше находился свет Ревика. Они также потеряли прямую связь с Джоном, а через него и с Врегом. В эти дни Касс и остальные улавливали лишь мимолётные проблески — в основном самого Ревика, и то когда он спал, потому что ночами, находясь без сознания, он имел склонность забредать за пределы собственной конструкции.

Тень с улыбкой называл это склонностью Ревика «охотиться во сне».

Касс думала, что это вроде как сексуально.

К сожалению, ни один из этих проблесков не проливал свет на бодрствующее состояние Ревика и не особо им помогал.

Тень считал это странным.

Возможно, даже более чем странным.

Он не говорил, почему это казалось ему таким странным. Он лишь прокомментировал, что никогда не оказывался настолько основательно отрезанным от света Ревика, даже в те годы, когда свет Ревика был расщеплён Семёркой и Галейтом. Касс знала, что он не рассказывает ей всего, но и это нормально — по крайней мере, пока что. Она улавливала достаточно, чтобы понимать, что тревоги Тени как-то связаны со светом Ревика и тем, как Тень обычно оценивал своего давнего ученика.

Что касается их неспособности проникнуть в разум Ревика, пока тот спал, Тень не считал это таким необычным. Syrimne d’Gaos был обучен защищать себя даже во сне. Его тренировали закрываться щитами, пока он спал, бороться даже тогда, когда он лежал без сознания. Касс и другие могли почувствовать его в основном через эмоциональные связи и различные триггеры, но никто не мог перевести эти чувства в настоящие разведданные.

Впервые за многие месяцы никто не знал, чем может заниматься Ревик, что он подумывал сделать, и даже в каком ментальном состоянии он пребывал.

При этой мысли Касс невольно улыбнулась, покачав головой на ветру.

Конечно, она имела кое-какое представление об его ментальном состоянии.

Эта улыбка сделалась шире, когда она вспомнила свою последнюю встречу с Ревиком в Барьере. Здоровяк страдал, да. Она ощущала в нём боль, смятение, какую-то ауру грустного щеночка, раздражение, решительность... злость.

Охереть как много злости.

Эти сильные эмоции довольно легко было прочесть в нём, но они не особенно проливали на что-либо свет.

Но забавно, да... это было забавно.

Касс невольно находила это сочетание немного возбуждающим.

Менлим описывал реакции Ревика больше с психологической точки зрения. По его словам, Ревик так и не вырос из того подросткового господства эмоций, особенно когда дело касалось близких связей.

Но ничто из этого не отвечало на настоящий вопрос.

Что сделает Ревик?

Это оставалось тем вопросом, вокруг которого они все строили теории, вели дискуссии, спорили снова и снова — все, за исключением самого Тени, который, похоже, считал, что он знает Ревика достаточно хорошо, и ему нет необходимости гадать о чём-то в его отношении.

Касс не была так уверена.

Конечно, она не так давно знакома с Ревиком, но, может, она знала его в последнее время.

В любом случае, она невольно любопытствовала, о чём он, должно быть, думает прямо сейчас, учитывая ситуацию. Да, конечно... её очень интриговало то, что скандально известный Меч может сделать или попытаться сделать.

Прошло пять месяцев с тех пор, как Касс оставила Элли в Сан-Франциско.

Пока что они ничегошеньки от него не слышали.

Даже какой-нибудь ряби, невзирая на его беспокойный сон.

Касс знала, что всё это ни в коем случае ещё не закончилось. Это понимание её не беспокоило; оно её интриговало. Она бы очень хотела узнать, на что способен Ревик, если его по-настоящему загнать в угол.

Эта мысль послала лёгкую дрожь по свету Касс и вызвала широкую улыбку на её губах.

По правде говоря, всё это так волнительно. Даже Тень, похоже, так думал.

Продолжая улыбаться, она попружинила на пятках для тепла, обхватила руками своё тело в куртке и посмотрела на горизонт, сосредоточившись на гряде низких облаков и золотистом свете, подсвечивавшем очертания черно-серого неба.