Но почему-то я сомневалась, что это послужит оправданием.

Вне зависимости от того, что Ревик знал или не знал о том, как всё произошло, он, вероятно, чувствовал, что узнал обо всём последним, хотя он якобы являлся главным. Я знала, что что бы ни говорил ему его рациональный ум, его будет беспокоить факт проведения мной побочной операции параллельно с его операцией, за его спиной.

Я знала, что его будет беспокоить то, что я не сказала ему, что жива, и какая-то часть меня откровенно обманула его, намеренно или нет, чтобы действовать тайком.

Тот факт, что я сделала это ради спасения нашей дочери, возможно, ещё не дошёл до его сознания.

Тот факт, что я сделала это несколько менее «привязанной к Земле» частью моего разума и света, возможно, тоже не будет иметь смысла для этой более эмоциональной стороны его натуры.

В конечном счёте, что бы я себе ни говорила, я позволила ему верить, что я мертва.

Вдобавок та же самая часть меня решила включить в свой план Сурли, но не самого Ревика. Честно говоря, я понятия не имела, беспокоит ли его этот момент, но понимала, что ничего не поделаешь.

Так что да, сказать, что я не виню его за злость, было бы преуменьшением.

Честно говоря, я бы не удивилась, если бы Ревик попросил меня оставить его в покое на ближайшие несколько недель, если не месяцев.

Ну, то есть, я пробовала поговорить с ним, как только это стало безопасно. Я попыталась связаться с ним, как только вырубила Касс и взяла Лилай на руки. В ту самую секунду, когда я почувствовала его, я попыталась сказать ему, что я жива, что наша дочь у меня, и всё будет хорошо.

Но тем не менее... Переход от мысли, что твоя жена мертва, к тому, чтобы слышать её голос в своей голове, особенно после беспрестанного запудривания мозгов, которое он вытерпел от Тени в той Башне…

Я уже говорила, что действительно понимаю?

Я действительно, действительно всё понимала.

В тот момент я даже не знала наверняка, был ли он зол в прямом смысле слова, или более смущён и обижен и нуждался во времени наедине с собой.

Я не знала, считал ли он, что я сделала это как «Мост», или он винил Элли, то есть меня, свою жену... то есть персону здесь, на земле.

По правде говоря, я понятия не имела, что творится у него в голове. Я не знала этого с того момента, когда увидела, что он смотрит на меня из открытых дверей залитого кровью лифта, с ошейником на шее, с горящими глазами. Я даже не знала, о чём он думал, пока спорил со мной в том разгромленном вестибюле Башни.

Он не подпускал меня близко к себе — или к своему свету — чтобы позволить узнать.

Но теперь тупиковая ситуация должна завершиться.

Поскольку я полагала, что он не сможет покончить с этим самостоятельно, даже если его поместят в приватную конструкцию внутри Резервуара, я должна быть той, кто сделает это.

Кроме того, я не могла больше выносить разлуку с его светом.

Прошло уже достаточно времени.

И эти последние несколько месяцев тоже не были для меня праздником.