Глава 21

Признание в том, что он сделал, заставило Лео поморщиться, но на ее лице отразилось удивление.

— Ты накачал меня снотворным? — Она моргнула. Долгое, медленное моргание. Снотворное уже сильно влияло на ее состояние.

Он попытался объяснить.

— Мне пришлось. Это был единственный способ сдержать свое обещание.

— Но эта комната предназначалась для нас. Ты сам так сказал, — пробормотала она, хлопая ресницами.

— Да. — И мы воспользуемся ей. Завтра все изменится.

— Ты так…так…

Он успокоил ее поцелуем, полным тоски, сдерживаемого желания и нежности, которую он никогда не мог бы вообразить к этой женщине несколько дней назад.

Мина. Ходячий, говорящий вихрь, который заставлял его чувствовать себя таким живым.

Как мог объяснить, какую боль он испытывал, не прикасаясь к ней? Как мог дать ей понять, что сожалеет о своем обещании, что больше всего на свете ему хочется сорвать с нее это проклятое платье, провести руками по ее шелковистому телу и завладеть ею всем своим существом? Поставить на нее свою метку.

«Я хочу сделать тебя моей».

Но он не мог… пока не мог. Поймет ли она? Простит ли она его?

— Еще одна ночь, Липучка. Доверься мне.

Хр-р-р.

Она проиграла битву снотворному, которое он подсыпал в пиво.

Он прижался к ее лбу и на мгновение закрыл глаза. «Надеюсь, она меня простит». Его действия казались экстремальными даже ему самому.

Почему он не может просто заявить на нее права и дать то, что им обоим нужно? Кто, черт возьми, накачивает наркотиками женщину, на которую хотел претендовать, вместо того чтобы нарушить глупое обещание?

Он так сделал.

Черт бы его побрал. То, что он сделал, — это проявление уважения и любви.

«Мне нужно гребаное пиво. Пусть это будет бочонок». Однако он сомневался, что выпивки хватит, чтобы заглушить кошачий вой его внутреннего лигра.

«Прекрати его, или я позволю Кларе вплести ленты в твою гриву в следующий раз, когда мы будем перекидываться.

Розовые».