Глава 3

Эвианна

— Ви, мне плевать, что Дэн делает в свободное время. Пусть идет ко всем чертям. Надеюсь, что он заразится генитальными бородавками.

Вайолет хихикает по телефону, а я, каждый раз, говоря о Дэне, пытаюсь игнорировать отчаяние.

— Эв, я не знаю, кого я видела. Это, возможно, был кто-то другой… — ее молчание на другом конце означает, что она действительно видела его с ней.

Мне плевать. Мне плевать. Мне плевать. Эту мантру повторяю в своей голове снова и снова. Не могу больше об этом говорить.

— Ви, мне нужно идти. Можно я позвоню тебе после собеседования?

— Да. Когда оно у тебя?

— В восемь часов.

— Не слишком ли поздно для собеседования?

— Я тоже об этом думала, возможно, они проводят его после того, как Бриа ложится спать...

— Слышу, как Вайолет слегка посмеивается. — Что?

— Ничего. Я имею в виду... это... ты? Ухаживать за ребенком? — Извини, — говорю я укоризненно. — Я отлично могу справиться с Элайджа, поэтому нет никаких сомнений, что у меня получится ухаживать за чужим ребенком.

— Он твой брат. И ему двенадцать. Это не в счет, ведь вы весь день играете в видеоигры.

Это не совсем работа няни.

— Ты не права, — говорю я сердито.

— Эви, неважно. Позвони мне, когда закончишь. Где они живут?

— Уэст-Белвью.

— Они богаты? — присвистывает Ви.

— Не знаю, — говорю я немного раздраженно. — Я ничего не знаю о них, кроме того, что мистеру Уайлдеру нравятся кексы.

— Как насчет матери?

— Понятия не имею. Он просто сказал, что собеседование будет проводить его теща.

— Хм. — Знаю я это ее звук неодобрения. — Хочешь, чтобы я пошла с тобой?

— Нет. Спасибо. Я буду в порядке, — вздыхаю я.

— Ладно. Эв, будь осторожна. Не садись ни в какие странные автомобили. — У Вайолет паранойя на самые нелогичные поступки. В ее сознании каждому есть до меня дело и каждому надо что-то получить от меня.

— Обещаю, — шепчу я и заканчиваю разговор.

Кладу на тумбочку экраном вниз свой телефон и осматриваю скудно обставленную комнату.

Все-таки странно снова оказаться здесь. Жить снова с родителями, с той самой ночи три месяца назад.

Мне немного неловко признаться, что в двадцать пять лет я снова живу с родителями. Я сижу и разминаю руки, вытягивая их над головой и двигая из стороны в сторону. При этом одной рукой задеваю стену. Определенно это комната стала меньше.

В дверь стучится Элайджа.

— Ужин готов!

Я вздрагиваю и иду открывать, но брат уже ушел.

У двенадцатилетних совсем нет терпения.

Спускаюсь по покрытой ковром лестнице, при этом перешагивая через одну ступеньку.

— Эвианна, ты когда-нибудь упадешь и сломаешь себе шею, — отчитывает меня мама, стоя у подножия лестницы.

— Нет, не упаду, — возражаю я. — Этот ковер достаточно мягкий. Кроме того, я скоро уеду, — говорю я, пока иду к обеденному столу. Мама недовольно фыркает.

— Нужно отвезти на собеседование? — громко спрашивает папа, пережевывая спаржу.

— Нет, я сама поеду, — говорю я. — Хотя, спасибо.

— Ты действительно собираешься на собеседование, чтобы быть няней? — спрашивает Элайджа. Его вопрос вводит меня в замешательство. — Все-таки ты будешь присматривать за чьим- то ребенком, — говорит он, как будто это объяснит мое замешательство. Я поднимаю голову и скрещиваю руки на груди.

— На что это ты намекаешь? — говорю я резко. Брат начинает поглощать свою курицу, делая вид, что ничего не знает. — Элайджа, что ты имеешь в виду? — шиплю я. Он указывает на свой полный рот.

Хорошая попытка. — Я думаю, что твой брат пытается сказать, что мы просто... удивлены, — вставляет мама.

Элайджа заканчивает жевать.

— Да. Я имею в виду, ты замечательная сестра. Не пойми меня неправильно. Но быть няней — это не для тебя. Однажды на ужин ты дала мне мороженое и сказала, что я могу сидеть допоздна, мама с папой до сих пор не знают.

— Элайджа! — кричу я, глядя на него. — Зачем тогда тайны, когда через два дня ты все разбалтываешь? — шиплю я язвительно. — Отныне, на ужин брокколи, и в девять часов спать. — Мама и папа, улыбаясь, сидят за столом. — Вы согласны с Элайджа? — говорю я, и мне немного обидно от того, что собственный брат не думает, что я хорошая няня.

Они недовольно смотрят друг на друга.

— Ум-м... — произносит мама, прежде чем положить большой кусок картофеля в рот.

— Ну... — начинает отец. Похоже, он хочет что-то сказать, но вместо этого пожимает плечами и продолжает есть.

— Я знаю достаточно, чтобы быть отличной няней. Меня бы не пригласили на собеседование, если бы думали, что я не квалифицирована, — говорю я, насупившись.

— Я уверена, что ты будешь в порядке, — поддерживает мама, что убедительно наполовину.

Я закатываю глаза.

У моей семьи нулевая вера в меня. Это утешает.

Еще пару минут ковыряюсь в своей тарелке. Правда, я не очень голодна. Удивительно, но я беспокоюсь по поводу своего собеседования. К тому же не хочу, чтобы еда оказалась на моем платье.

Я ненавижу платья. Для собеседования Вайолет одолжила мне одно из своих платьев, в результате ее попытки помочь я выгляжу как полупрофессионал. «Чтобы компенсировать твои сумасшедшие письма», — сказала она. Единственная проблема в том, что это платье немного мало. Вайолет высокая и худая — как супермодель. Я худая — слишком худая, но выгляжу иначе. Я — жирная худышка. И не такая высокая, как Вайолет. Черная ткань слишком плотно облегает мою грудь и бедра — это два места, которые я определенно не хочу акцентировать. Надеть это платье придется хотя бы потому, что мой гардероб состоит в основном из повседневной одежды для колледжа: спортивные штаны, кофты, джинсы и топы. Это все не подходит для собеседования.

— Эвианна, ты собираешься съесть что-нибудь? — спрашивает мама, глядя на меня.

Ненавижу, когда она использует мое полное имя. Я предпочитаю Эви.

— Я просто нервничаю, — бормочу я в попытке проткнуть вилкой курицу.

— Я бы тоже нервничал, идя на собеседовании, будучи недостаточно квалифицирован, — бормочет Элайджа, и я, шутя, толкаю его. Он только хихикает и продолжает есть.

— Вы, ребята, невыносимы, — бурчу я себе под нос.

Поведение семьи не помогает успокоить мои нервы. А только все усугубляет.

— Эви, милая, мы просто поддразниваем, — говорит папа, посмеиваясь про себя. — В основном.

— Ты хорошо выглядишь, — вставляет мама, это звучит обнадеживающе.

Не поднимая взгляда, продолжаю ковыряться в курице.

— Да, очень мило, — соглашается папа. Он так громко причмокивает ртом, что слышно, как он жует свою курицу.

Я встаю. Не хочу слушать этих любителей поддразнить.

— Я должна идти, — оправдываю я себя. Беру свою тарелку. — На дороге могут быть пробки, — бормочу я, затем несу свою тарелку к раковине.

— Будешь доедать? — спрашивает Элайджа, указывая на мою тарелку с остатками еды.

— Нет. Это все твое, — говорю я, перекладывая пищу на его тарелку. Клянусь... подростки никогда не бывают сытыми.

— Ну, удачи! — пищит мама из-за стола. — Ты уверена, что не хочешь работать со мной? В обувной магазин всегда требуются продавцы-консультанты!

Я игнорирую ее предложение. Скорее умру, чем буду работать в обувном магазине. Мне совершенно отвратительны чужие ноги.

— Я в порядке, — произношу я слишком надоедливо. — Спасибо.

— Ты всегда можешь остаться здесь, пока не выяснишь, что делать со своей карьерой, — предлагает папа в миллионный раз. — В конце концов, у тебя есть степень магистра. Тебе не нужна работа, которую может выполнить студент.

Замираю и стреляю в него смертельным взглядом.

— Бесполезный диплом магистра, — говорю я, отмахиваясь от него. — Это единственная работа, на которую мне прислали ответ. Сейчас все сложно. Кроме того, я благодарна вам за все, но не могу остаться и сидеть у вас на шее, не думаю, что это хорошая идея. Все для нашего же блага, — я улыбаюсь. — Хотя если это не сработает, может быть, я просто пойду в стриптизерши.

— Ах да, теперь это больше похоже на тебя, — воодушевляется мама, дразня меня.

— Ага. Эвианна - стриптизерша, — добавляет папа, рядом брат истерически смеется. — Вот было бы загляденье.

— Томас, Элайджа... не дразните ее, — вставляет мама, принимая мою сторону. Я смотрю на нее с благодарностью. — Вы же знаете, что Эвианна не умеет танцевать.

Я поворачиваюсь к ней и морщусь. Предательница.

— Благодарю вас, всех вас, — говорю я с горечью. — Было приятно, как всегда, — хватаю свою сумочку и пальто. — Прощайте! — кричу я, и входная дверь мной захлопывается.

Дверь угрожающе скрипит, как будто если хлопнуть сильнее, она может развалиться на куски. Я бы не удивилась. Наш дом разваливается с тех пор, как мы переехали сюда двадцать лет назад. Родители сделали недорогой ремонт, чтобы подправить кое-что, а я провела большую часть детства, расставляя ведра для дождевых капель, жила без сушилки и закрашивала трещины потолка, чтобы не ремонтировать его. Мы были не так уж бедны, но определенно не были богаты. Было все прекрасно, пока я не стала взрослой, поступила в колледж и стала жить самостоятельно, вот тогда я начала понимать насколько бережливы мои родители, и, к сожалению, насколько мне нравятся сушилки и отремонтированные потолки.

Быстро сажусь в свою машину. Мой автомобиль — это моя гордость и радость, старая «Тойота Камри» 1990 года. Ее зовут Триша. Я купила ее за целых восемьсот долларов, когда была в выпускном классе старшей школы на свои сбережения, которые заработала на многочисленных подработках. С тех пор она не подводила меня и, проехав шестьсот сорок тысяч километров, до сих пор «пыхтит». Я планирую оставить ее себе навсегда, если смогу.

Смотрю в зеркало заднего вида и проверяю свои зубы, хотя я почти ничего не ела. Я была одним из тех счастливых детей, которым не нужно было носить брекеты. Мои прямые белые зубы всегда были безукоризненно прекрасны. Быстрым взглядом осмотрела остальную часть лица.

Хорошее лицо, кое-что считаю «достаточно привлекательным», все симметрично, хотя мой нос и повернут немного вправо — когда мне было семь лет, я получила в нос, играя в софтбол. Большие зеленые глаза, каштановые волосы, на мой взгляд, я выгляжу просто. Может перекраситься в платиновую блондинку или голубой оттенок — мама меня убьет. На мой кривой нос побрызгали несколькими веснушками, кожа смуглая. Полные губы — это единственная часть лица, которая мне нравится. Дэн любил мои губы. Он всегда так говорил.