Глава 29
ТЕО
Наше следующее свидание 13 декабря. Всего за два дня до торжественного открытия SPA-салона.
Мы едем на моем грузовике к подножию горы, Эмили со счастливым лицом едет вместе с нами. Наше «свидание» — это катание на коньках, как и хотела Эмили.
Когда мы добираемся до озера, там уже полно народу. Сегодня солнечный день, несмотря на холод, и, похоже, у всех была та же идея, что и у нас.
Я паркуюсь и открываю дверь для Наоми, она улыбается, когда я беру ее за руку и помогаю спуститься.
Я иду помочь Эмили, но она скрещивает руки на груди и говорит мне «нет».
— Ладно, — говорю я, — извини.
Она свирепо смотрит на меня и медленно опускает ногу. Она спрыгивает на покрытие стоянки, а затем полностью поднимается на ноги.
Я понимаю, что Эмили взрослеет и уже не так сильно нуждается в моей помощи, но мне тяжело осознавать, что она так быстро взрослеет. Я все еще думаю о ней, как о маленьком ребенке, беспомощно прижавшемся ко мне.
Я хватаю свои коньки с заднего сиденья грузовика, и мы вместе идем к озеру.
Я показываю на здание, где выстроились люди.
— Здесь они сдают коньки в аренду.
— А почему у меня нет своих? — спрашивает Эмили.
— Потому что, — говорю я. — Тебе бы каждую зиму нужна была новая пара.
— Но у тебя же есть! — она жалуется.
— Я уже давно перестал расти.
Наоми смотрит на меня и шепчет:
— Ну, я бы поспорила.
Я толкаю ее локтем.
— Смотри, Эмили, — говорит Наоми, поднимая пустые руки. — У меня тоже нет своей пары. Мы обе возьмем коньки напрокат.
Это, кажется, успокаивает ее — по крайней мере, на несколько минут — потому что она быстро теряет терпение от ожидания в очереди.
Наконец мы получаем две пары для Наоми и Эмили, и женщина, которая работает за столом, наклоняется вперед, сосредоточившись в основном на Эмили.
— Вот правила...
— Я знаю правила, — огрызается Эмили.
— Эй, — говорю я, строго глядя на нее. — Будь вежливой и выслушай.
— По правилам дети младше 12 лет должны оставаться со своими родителями.
Она смотрит на нас с Наоми. Я думаю поправить ее и сказать, что Наоми не ее мама и не моя жена, но понимаю, что это не имеет значения. Для этого свидания и для правил катания на коньках Наоми фактически выступает в качестве второго опекуна Эмили.
— Хорошо, — говорит Эмили, безуспешно пытаясь скрыть свое нетерпение.
— Еще одно правило, — говорит женщина, — никаких проделок.
Эмили кивает.
Женщина наклоняется еще ближе. На этот раз она смотрит на всех нас троих
— Последнее и самое главное. Не заходите за канаты. Там тонкий лед. Это очень опасно.
На этот раз мы все киваем.
— А теперь развлекайтесь, — говорит она, передавая взятые напрокат коньки.
— Неудивительно, что очередь так медленно двигалась, — произношу я, как только она оказывается вне пределов слышимости. — Они могли бы написать эти правила на табличке, чтобы мы читали их, пока ждем. Она должна говорить их вслух каждому человеку, который берет напрокат коньки?
— Никто не читает, что написано на указателях или табличках, — усмехается Наоми.
— Я читаю, — возражаю я.
Мы выходим на улицу, и я вдыхаю свежий воздух.
— Во сколько они сегодня закрываются? — спрашивает меня Наоми.
— Какая разница, — говорю я, — мы здесь ненадолго и уедем еще до закрытия.
— Это было написано там на вывеске, — говорит она, смеясь.
— В три! — восклицает Эмили. — Они закрываются в три часа.
— Здорово, — говорит Наоми. — Думаю, что они должны проговаривать правила для таких людей, как твой отец, которые не читают, что написано.
— Я должен был расплатиться, — говорю я. — Я был занят тем, что доставал бумажник, разговаривал с женщиной, рассказывал ей о ваших размерах обуви, конечно, у вас было больше времени, чтобы прочитать вывеску.
Эмили смеется.
— Так себе отмазка.
Мы садимся на одну из скамеек рядом с катком и надеваем коньки, оставляя свои ботинки внизу вместе с ботинками других «фигуристов».
Мы соскальзываем на лед и начинаем кататься вместе. Озеро действительно переполнено, и мы должны постоянно подстраиваться под людей вокруг нас. Эмили кажется расстроенной.
— Они едут так медленно, — хнычет она.
— Это не соревнования наперегонки, — говорю я.
Она вздыхает.
— Она терпеть не может, когда я так говорю, — шепчу я Наоми.
— Зачем же тогда это говорить?
Я пожимаю плечами.
— Наверное, это отцовские забобоны.
Эмили начинает скользить перед нами, и она пересекает дорогу перед парой впереди нас. Как только я кричу ей, чтобы она оставалась с нами, она снова обходит их и возвращается к нам. Она великолепно катается на коньках, для нее это словно естественно.
— Ты хорошо катаешься на коньках! — хвалит ее Наоми.
— Спасибо, — говорит Эмили.
— Но не отходи от нас, — указываю я. — Ты же знаешь правила.
Она закатывает глаза и смотрит на меня.
— Мне уже почти двенадцать.
— Тебе только что исполнилось девять, — говорю я.
— У меня уже болят икры, — говорит Наоми. — Люди, которые хорошо катаются на коньках, кажется, двигаются в два раза быстрее, чем я, и в половину меньше прикладывают усилий.
Я киваю.
— И у меня. Мои икры не болят, но я никогда не смогу двигаться грациозно. Мне кажется, что я скорее, как ледокол рассекаю лед, чем скольжу по нему.
— Это потому, что ты большой и тяжелый, и весь мускулистый, — улыбается Наоми, сжимая мой бицепс.
Я улыбаюсь ей в ответ.
— У меня определенно не тело фигуриста.
— Конькобежцы очень сильные, — возражает Эмили. — Нет причин, почему ты не можешь быть быстрым, папа.
— Я не хочу быть быстрым, я никуда не спешу, — говорю я. — Я просто хочу медленно скользить по льду и расслабленно провести день.
— Скучно, — говорит Эмили, вздыхая.
Она указывает на группу детей, которые выглядят примерно ее возраста. Они все катаются на коньках вместе, а взрослых поблизости нет.
— Смотри, а они катаются без родителей.
— Значит у них будут неприятности, — говорю я. — Если ты видишь, что кто-то другой нарушает правила, это еще не значит, что ты тоже должна это делать.
Она издает раздраженный вопль.
— У меня такое чувство, что эту фразу ты тоже часто повторяешь, — говорит Наоми.
— По крайней мере, я не использовал фразу «если все побегут прыгать с моста», она ненавидит ее еще больше.
Мы делаем еще несколько кругов, и Наоми шепчет мне:
— Мои ноги убивают меня, давай сделаем перерыв.
Мне удается стащить Эмили со льда, сказав ей, что мы собираемся перекусить. Мы снова надеваем ботинки и идем к киоску.
— У них есть мягкие крендельки, — предлагаю я.
У Эмили загорается взгляд.
— И горячий яблочный глинтвейн, — говорю я Наоми. — Пряный.
— Отлично, — улыбается она.
Мы заказываем еду, а так как свободных столов нет, мы едим стоя. У каждого из нас в руках по крендельку и кружка сидра.
— Нет ничего вкуснее глинтвейна на снегу, — счастливо вздыхает Наоми.
— А как насчет печенья, которое ты испекла? — говорит Эмили.
— Ты что, подлизываешься? — спрашиваю я.
— Что это значит? — спрашивает она.
— Ей нравится твоя выпечка почти так же сильно, как и моя стряпня, — говорю я, ухмыляясь
Наоми закатывает глаза, потом улыбается Эмили.
— Спасибо, милая, когда-нибудь я обязательно испеку для тебя еще печенья.
— Завтра? — спрашивает она.
Наоми бросает на меня быстрый взгляд.
В какой-то момент Наоми придется переночевать у нас, пока Эмили дома, но я не уверен, что мы уже к этому готовы. Конечно, я не против, но не хочу, чтобы Эмили думала, что Наоми всегда будет рядом, пока я не буду уверен в этом в самом деле.
— Может быть, — улыбаюсь я.
— Мне завтра на работу, — говорит Наоми. — Но, может быть, до этого я смогу заскочить и позавтракать с вами.
— Ты можешь просто переночевать у меня, — говорит Эмили. — У меня есть спальный мешок, или ты можешь воспользоваться моей кроватью.
— Это очень мило, — говорит Наоми, улыбаясь, — но мы обсудим это позже.
Пока мы едим, мимо нас проходит группа детей. Среди них есть пять или шесть ровесников Эмили, а также две девочки, которым на вид лет тринадцать-четырнадцать
Один из мальчиков, ровесник Эмили, машет ей рукой.
Ее лицо краснеет, она быстро машет рукой и отворачивается.
— Эмили, — окликает ее мальчик.
Она смотрит вниз.
— Эмили.
Наоми тянет ее за руку.
— Почему бы тебе не поздороваться?
— Я уже помахала, — бормочет она.
— А кто он такой? — спрашиваю я.
— Эштон, — говорит она. — Он учится в моем классе.
Я могу сказать, что ей нравится Эштон. Эмили никогда не говорит мне о мальчиках, которые ей нравятся, но второклассники не могут скрывать свои эмоции по этому поводу. По крайней мере, не так, чтобы взрослые этого не заметили.
Я вижу, как Эштон идет к нам.
— Ты не можешь его избегать, — говорю я. — Он сейчас идет сюда.
Она поворачивается.
— Привет, — говорит он. — Мы тоже катаемся на коньках.
— О, — говорит Эмили. — И я.
— Круто, — говорит он.
Я громко откашливаюсь.
Он смотрит на меня, словно я только что ожившее дерево.
— Вы папа Эмили?
— Да, — говорю я, стараясь не быть слишком грубым.
На Эштоне надета шапочка, и она немного съехала набекрень. Его челка торчит таким образом, что кажется будто он нарочно это сделал. Мне не нравятся мальчишки, которые настолько стараются выглядеть крутыми. Это изначально рождает недоверие к ним.
— Ты... — говорит он, отводя от меня взгляд. Я снова стал деревом для него. Он даже не пытается быть со мной вежливым. — Хочешь покататься с нами на коньках?
Эмили улыбается и тут же говорит:
— Конечно.
Я хватаю ее за плечо.
— Ты ничего не забыла?
Она морщится, глядя на меня. Я явно ставлю ее в неловкое положение.
— Можно мне покататься на коньках с Эштоном и его друзьями?
Я смотрю на Эштона сверху вниз, на этого малявку.
— А где твои родители? Кто за тобой присматривает?
Он как ни в чем не бывало указывает на двух старших девочек.
— Твои родители — две девочки, которым на вид лет по четырнадцать? А что, ходили в детский сад, когда родили тебя?
— Эмм, — блеет Эштон.
Наоми толкает меня локтем и подавляет смех.
— Это старшие сестры Джейка и Чада.
— А, — говорю я. — Ясно! Джейк и Чад — два мальчика, которых я не знаю.