— Есть кое-какая статистика, — отметил он, его брови приподнялись, а лицо стало совершенно серьезным. — На основе схем, нарисованных Маркусом, Сантосом и Натаниэлем, мы можем сделать вывод, что, по крайней мере, полторы тысячи наших темных братьев проживают под Лунной долиной.

Кто-то присвистнул, и несколько воинов заерзали на своих местах. В результате похищения Сальваторе Нистором принцессы Киопори выяснилось, что существовала подземная колония темных, и это стало шоком для всех. Столетиями сыны Джейдона верили, что их темные братья были разбросаны по свету, вели кочевой образ жизни и проживали свой век в пещерах, что оказалось очень далеко от истины. И теперь, когда темных обнаружили, те мстили, создавая хаос в местных городах и деревеньках.

— С тех пор как мы спасли принцессу, было совершено по меньшей мере семь убийств — и это только в течение последних тридцати дней.

Маркус Силивази сжимал и разжимал кулаки, Наполеан ободряюще ему кивнул.

«У тебя будет возможность отомстить, воин», — Король говорил по конфиденциальной линии ментальной связи. — «Мы все отомстим», — Он ненадолго смотрел в глаза Маркусу, прежде чем снова повернуться к Рамзи.

— И ты считаешь, что у этих убийств есть цель: посеять страх среди людей и направить подозрение на нас, живущих на поверхности, — тех, кто ходит под солнцем?

— Мы так считаем, — кивнул Рамзи.

— Или они творят такое лишь ради забавы, — добавил Натаниэль Силивази из дальней части комнаты.

Наполеан сложил пальцы домиком и приложил палец к губам.

— И насколько ситуация сейчас под контролем?

Саксон Олару, брат-близнец Рамзи и еще один из трех стражей, встал и склонил голову в знак уважения.

— Говори свободно, — призвал Наполеан.

Саксон по очереди встретился взглядом с каждым мужчиной.

— Новые бригады работают очень хорошо, — Он указал на высокого мужчину с по-военному короткой стрижкой, сидящего рядом с Кейгеном Силивази. — Наши команды следопытов и медиков добираются до мест убийства и анализируют улики — время смерти, вид травм, и т.д. — достаточно быстро, обычно до того, как люди находят тела. Но в тех редких случаях, когда мы не успеваем прийти первыми, наши бригады по зачистке контролируют место преступления, стирая воспоминания местных представителей власти и беря под контроль ситуацию менее чем за двенадцать часов… максимум. После того как тела сожжены и ДНК извлечены, наши маги взаимодействуют с их семьями и друзьями: они создают новые сценарии, объясняющие смерти, добавляют воспоминания о похоронах, соответствующие истории, все что необходимо. Так что нам не угрожает эпидемия пропавших людей. Но я должен сказать, что это самая трудная и затратная часть: ростки жизни, подобно ветвям дерева, касаются десятков других, расходятся в сложную корневую систему. Много времени и энергии уходит на то, чтобы избавиться от всех основных взаимосвязей одного человека: лучшие друзья, семья, возлюбленные, учителя… те, кто будут беспокоиться и могут создать проблемы, — Саксон взглянул на Накари Силивази, сидевшего рядом со своим братом Натаниэлем и слушающего с напряженным вниманием. — В настоящий момент для магов — это полный рабочий день, и так не может продолжаться вечно.

Наполеан проследил за взглядом Саксона.

— Накари?

Самый младший из братьев Силивази и единственный мастер маг, присутствующий на собрании, встал.

— Можешь что-нибудь добавить? — спросил Наполеан.

Накари слегка склонил голову в знак признательности и уважения к королю, и глубоко вздохнул.

— Саксон прав, но дело не только в том, что это немного утомительно — я не думаю, что кто-либо из практикующих магов на это пожалуется. Настоящей проблемой становится уязвимость, появляющаяся в результате. Это риск, которому подвергается наше общество в целом.

Наполеан знал, что Накари имел в виду. Энергетические затраты на замену воспоминаний были выше, чем на то, чтобы их просто стереть. Такое искусство требовало от вампира взять кровь у каждого человека, чьи воспоминания нужно было изменить, и чем больше крови брал маг, тем больше случайной энергии поглощал от ее хозяина. Мастер маг должен был постоянно поддерживать свои потоки в идеальном унисоне со вселенной, чтобы творить магию по своему желанию. Если энергия мастера слишком часто подвергалась угрозе, в любой момент он мог бы оказаться не в состоянии выполнить гораздо более важную работу, которая от него могла потребоваться. Другими словами, магия требовала настройки, настройка требовала чистой божественной энергии, а чистая божественная энергия требовала уравновешенного мага. Потребление крови десятков испуганных, запутавшихся и, возможно, скорбящих людей изменяло этот баланс. И тем самым изменяло мага.

Наполеан начал ходить взад и вперед по комнате, размышляя над дилеммой.

— Накари, объясни, что происходит, остальным воинам.

Накари кивнул. Когда он начал говорить, густые темные волосы, что было характерно для всех братьев Силивази, упали ему на лицо.

— Как пожелаете, милорд, — Он повернулся к другим мужчинам. — Всякий раз, когда маг пытается изменить сложные воспоминания…

Как только молодой маг принялся объяснять, его слова и очертания начали расплываться.

Это выглядело, как будто комната стала сценой из 3D фильма, а оператор неожиданно задвинул объектив и уменьшил картинку.

А затем более маленькая картинка начала превращаться в странный, тревожный кадр, содержащий тень фигуры человека: древней сущности, что умерла более двадцати восьми сотен лет назад, — отца Наполеана, Себастьяна Мондрагона.

Наполеан проглотил удивленный возглас, надеясь скрыть свою тревогу, вызванную необъяснимым появлением призрака в комнате. Похожие видения слишком часто посещали его в последнее время, и вампир начал гадать, не страдает ли от какого-то истощения или паранойи, не начали ли прожитые годы деформировать его сознание.

Король все еще мог краем глаза видеть говорящего Накари и всех мужчин, которые сосредоточились на молодом вампире, тщательно подбиравшем слова. Похоже, что никто не замечал темного импозантного мужчину в глубине комнаты.

«Отец?» — Наполеан попытался мысленно заговорить с мужчиной.

Тень быстро повернула голову сердитым волнообразным движением, впиваясь глазами в своего сына.

«Да», — ответила она.

Наполеан сделал шаг назад.

«Сын…» — заговорило снова существо.

Наполеан быстро заморгал, стараясь избавиться от видения, но мужчина по-прежнему стоял там, выглядя молодым и живым, точно таким же, каким он видел своего отца в последний раз. Прямо перед тем, как тот был обезглавлен.

Наполеан проглотил комок в горле.

«Неужели это и вправду ты?»

Существо рассмеялось.

«Почему ты позволил темному принцу меня убить, Наполеан? Разве я не был хорошим отцом? Ты хотя бы пытался спасти меня?»

Наполеан был совершенно ошеломлен этими словами, и ему потребовалось время, чтобы ответить.

«Я… Мне было всего десять лет, отец.

«Ты был Мондрагоном, сын! Будущим лидером нашего народа! Так многому мне нужно было научить тебя — столько жизни оставалось прожить — а ты стоял, как испуганный ребенок… и смотрел, как я умирал!»

Наполеан был поражен.

«Я не смотрел. Я не… знал. Я не понимал».

Высокий мужчина медленно покачал головой и опустил глаза, его лицо выказывало мрачное разочарование.

Наполеан тяжело сглотнул, сердце его сжалось, ощущая пустоту в груди. Он должен был заставить своего отца понять. Он должен был убедить его.

«Я не мог спасти тебя, отец. Я был слишком далеко. Это случилось так быстро».

Себастьян поднял руку, чтобы остановить речь Наполеана.

«Думаешь, ты единственный чувствовал страх в тот момент? Единственный, кто страдал в тот роковой день?»

Наполеан почувствовал, как воздух покинул его грудь.

«Нет — конечно, нет».

— Нет! — Он не понимал, что произнес это уже вслух.

Себастьян поднял голову и улыбнулся, а затем выражение его лица затуманилось.

«О, сын, как я сожалел о твоей слабости в тот роковой момент, оплакивал мужество, которого у тебя не было. Хотел знать, когда я упустил это в тебе».

Наполеан отступил назад.

— Милорд, — Кто-то произнес его титул.

«Разве я не учил тебя жить по традициям нашего народа, не учил быть воином? — продолжал отец. — После стольких лет обучения искусству боя, противостояние врагу должно было быть твоим первым действием, даже в десять лет».

— Нет! — заспорил Наполеан. — Ты… ты хотел, чтобы я убежал… когда все началось… ты сказал мне…

«О, Наполеан…» — Образ отца дрогнул, замерцал. — «Я хотел жить, сын!»

И затем он просто исчез из поля зрения, его голос — и разочарование — прозвучали в зале эхом, словно плач призрака.

— Милорд, — Похоже, голос принадлежал Маркусу Силивази, но Наполеан уже не мог прервать спор с отцом, чтобы переключиться на что-либо другое.

— Подожди! — закричал Наполеан. Он шагнул вперед. — Отец?

— Милорд! — На этот раз Маркус Силивази потянулся и схватил Наполеана за руку; затем так же быстро ее отпустил.

Пораженный, Наполеан повернулся к Маркусу. Лицо было мертвенно-бледным, а брови нахмуренными. Он быстро заморгал, глядя на древнего воина.

— Наполеан?

Рамзи встал рядом с Маркусом и протянул руку в успокаивающем жесте. Потом положил ее на плечо Наполеана.

Наполеан отступил.

— Не надо! — отмахнулся он от них. — Я в порядке, — пробормотал он, стараясь побыстрее вернуть себе самообладание. — Я в порядке.

Его глаза скользнули по комнате. В зале царила мертвая тишина, и осознание того, что он только что делал — разговаривал вслух со своим мертвым отцом — было таким же огорчающим, как и выражение тревоги на лицах его воинов.

Все глаза замерли на нем. За исключением глаз одного вампира…

Накари Силивази пристально смотрел на дальнюю часть комнаты, разглядывая пустое пространство, где только что стоял призрак отца Наполеана, едва различимая настороженность читалась в его взоре.