Глава 29

Хотя Бутч был фанатом «Рэд Сокс» до мозга костей, умудренный годами и опытом он понимал, что некоторые вещи, приходящие из вражеского штата, были не так уж плохи. Он, конечно, пришел к этому осознанию не сразу... но когда взошло солнце, он на собственной шкуре ощутил, насколько все может изменить органический стейк из Нью–Йорка. То, что доктор прописал.

И на этой ноте он устроился глубже на французской кушетке и поправил кусок мяса, уложенный поверх синяка. Он блаженно застонал, и кто–то сел рядом с ним.

– Коп, ты прости, но пришлось это сделать.

Бутч приоткрыл глаз и посмотрел на Ви.

– Все в норме. Я бы сделал то же самое.

– Как голова?

– Как там раньше говорили? Как будто осел лягнул?

Он снова закрыл глаз и прислушался к шуму, с которым Братство, Ублюдки и солдаты заполняли кабинет Рофа. Когда все соберутся, и начнется совещание, он бы конечно сел, убрал компресс и сосредоточился на повестке дня, но в настоящий момент он мучился жутким похмельем и последствиями правого хука от своего соседа, поэтому ему было чем занять себя.

– Принести тебе «Мотрин» или что–нибудь еще? – спросил Ви.

– Похоже, тебя замучило чувство вины.

– Я не кайфанул от этого.

– Потому что на мне не было кожаных стрингов?

Ви резко рассмеялся.

– Тебе не станет хуже, если я закурю?

– Если ты не зарядишь мне во второй глаз, то хуже уже не будет.

Раздалось шипение, а потом до него дошел знакомый запах турецкого табака. Когда Бутч почувствовал в себе силы... нет, не то чтобы он горел желанием, но не хотелось вести себя как социопат... он сел повыше на подушках и уронил стейк на колено. Фритц, хорошо знакомый с запросами тех, кто страдал различного рода опухолями в ненужных местах, предусмотрительно упаковал мясо в мешок, чтобы потом не пришлось отмывать лицо. Хотя Бутчу было бы пофиг.

Да и другим мужчинам и женщинам в этой комнате.

А что до народа, собирающегося в местах общего пользования? Нельзя просто так взять и выделиться на фоне декора в голубых цветах, в заставленном антиквариатом французском кабинете с радостными стенами и обюссоновским ковром, мебелью на хрупких ножках и вычурными шторами... когда в помещении толпа здоровенных лбов, которые каким–то образом из раза в раз умудрялись втиснуться в тесное пространство, ничего не расквасив при этом.

С другой стороны они устраивают мозговой штурм касательно всех вопросов по Обществу Лессенинг уже больше трех лет, с тех пор как Братство Черного Кинжала и Первая Семья поселились в особняке из серого камня. Поэтому сейчас уже казалось непривычным и странным сидеть в развалку на хрупких двухместных кушетках или в креслах и не обсуждать вопросы жизни и смерти.

Доказательство того, что то, к чему ты привык, – вполне себе норма, каким бы странным это ни казалось, не войди оно в привычку.

– И где наш здоровяк? – спросил Бутч, посмотрев на пустой стол Рофа.

– Уже идет. – Ви затянулся и заговорил, вдыхая дым, который на секунду заслонил от взгляда его бородатое лицо. – Думаю, он ворует конфеты у детей – в качестве разогрева перед тем, что он собирается сотворить с нами, сечешь?

– Ну он хотя бы не пинает щенков.

– Только их и не пинает.

Бутч проверил свое зрение, фокусируя глаза на столе Рофа, с мыслью, что хотя бы один гарнитур в этой комнате соответствует ожиданиям. Старомодный трон, на котором восседал последний чистокровный вампир планеты, был под стать великому Слепому Королю, лидеру расы. Поговаривали, что массивный дубовый стул Братство привезло сюда из–за океана, еще в те дни... то есть ночи... когда Роф отказывался править.

Всегда были ожидания и надежды, что мужчина, наконец, займет данное ему по рождению место...

Двойные двери, которые каждый вошедший закрывал за собой, потому что сейчас в доме было полно детей, а им не следовало слышать поток отборной ругани, который считался среди воинов светской беседой... распахнулись, и не под действием чьих то рук. Под влиянием воли.

Комнату накрыла гробовая тишина, и Бутч подумал о том, что раса таки получила охрененного лидера.

– Бойся своих желаний, – пробормотал он сухо.

– Да кто этого желал вообще? – парировал Ви.

В дверном проеме стоял Роф сын Рофа отец Рофа, возвышаясь семи футовым столбом в своих тяжелых ботинках. С черными волосами, спускавшимися с вдовьего пика до бедер и лицом серийного убийцы, который по чистой случайности родился в семье аристократов, он являл собой мощь, которую даже вооруженные до зубов братья предпочитали обходить стороной. Особенно когда Роф не в духе.

А он всегда не в духе, когда бодрствует.

И особенно после ночи вроде этой.

Когда он пересекал комнату, то его голова никогда не меняла направления, взгляд всегда устремлен вперед, пока он прокладывал путь среди собравшихся туш, мебели и всего остального. Его способность к ориентации в пространстве не просто результат четкого расположения вещей. Подле него всегда шел Джордж – его собака повадырь – пес прижимался к икре Рофа, направляя его по установленной системе подсказок, понятной им одним.

Из них вышел отличный дуэт: как двустволка с плюшевым одеялом. Но они сработались... и порой только пес помогал Рофу сдержать свой взрывной темперамент, такая вот любовь.

Так что да, все домочадцы обожали Джорджа.

Двери в кабинет закрылись так же, как и открылись – без помощи рук... и, алло, по крайней мере, они не слетели с петель под силой удара.

И только по одной причине – это могло напугать пса.

Роф, подойдя к столу, опустил свой трехсотфунтовый вес без капли жира на трон, старое дерево приняло эту тяжесть со стоном усталости. Как правило, Джорджа поднимали и устраивали на коленях. Но не сегодня, не сегодня.

Бутч положил стейк на место и принялся ждать.

Три...

Два...

...и...

– Что за херня здесь творится?! – взревел Роф.

Бум!

В последовавшем молчании Бутч посмотрел на Ви. Который перевел взгляд на Тора. А тот медленно покачал головой из стороны в сторону.

– Я здесь что, один сижу? – требовательно спросил он. – Или вы там у двери яйца свои проверяете?!

– А я гадал, для чего эта корзина, – пробормотал кто–то...

– Мои огромные, они не влезут...

Роф ударил кулаком по столу, заставляю подпрыгнуть всех, включая собаку.

– Ладно, для вас, придурков, поясняю на пальцах. Омега появляется в городе, а ты...

Бутч закрыл глаза и вжался в кушетку, когда очки повернулись в его сторону.

– ...решил, что это блестящая идея – дать отбой, когда нужна была подмога. – Лицо Рофа повернулось в противоположную сторону, к Сину. – А ты решил, что обнимашки с Омегой – правильный ход. – Роф повел головой, обращаясь ко всем собравшимся. – После чего на месте появились остальные и начали заниматься дурью.

Бутч поднял руку, хотя его никто не спрашивал.

– У меня был план.

В его сторону устремился смертоносный взгляд.

– Да ладно. Какой же? Самоубиться? Потому что, Господи Иисусе, у тебя это почти получилось...

– Спасти отца любой ценой.

Роф нахмурился.

– Ты о чем вообще?

– Куин. – Бутч сдвинулся на узких подушках, решив, что последнее, что нужно его больной голове – вперившийся в нее невидящий взгляд. Поэтому он закрыл глаза и принялся молиться так, словно оказался в приходской школе, и одна из монашек поймала его на бранном слове. – У меня была одна цель – спасти Куина... и план сработал. Он только завалил лессера, когда я почувствовал Омегу. Я знал, что Куин не оставит меня просто так, поэтому сделал все возможное, чтобы отправить его прочь. – Он умолчал о своей сделке с Омегой. – Думаешь, что сейчас вне себя от ярости? Представь, что бы чувствовал, если бы мы сейчас отпевали в Гробнице отца Лирик и Рэмпа вместо того, чтобы вести эту милую светскую ругань.

Куин, стоявший в углу, потер лицо. Блэй рядом с ним положил руку на плечо парня, поддерживая его.

– И я сделаю это снова, – сказал Бутч, открывая глаза. – Так что, вы меня отстраните? В смысле, Ви уже говорит так, словно меня надо запереть дома как неженку, которая не в состоянии постоять за себя. К этому мы идем? Или ты позволишь мне исполнить пророчество? А? Так что это будет?

Кууууууча взглядов устремилась в его сторону, транслируя комбинацию из «уважаю» и «покойся с миром, брат».

Роф очень долго смотрел на него, Бутч даже решил, что ему понадобится больше стейков.

– Теперь я понял, что она имела в виду, – пробормотал Король.

– Прости, что? – выдохнул Бутч.

– Ты и гребанные вопросы. Никогда не понимал, почему Дева–Летописеца не позволяла нам задавать вопросы. Сейчас я понял. – Прежде чем Бутч успел выдавить тупой вопрос, Роф ответил: – Раздражает и бесит, вот почему.

Стоя в стороне, рядом с Бальтазаром, который словно держал на поводке голодного медведя, Син гадал, зачем вообще пришел на собрание. Не то, чтобы ему было плевать на то, как Роф намыливал всем шеи. Ему даже нравилось наблюдать, как лидер расы выходит из себя. В такие моменты казалось, что Син работает с тем, кого может понять и уважать.

В конце концов, он рос подле вспыльчивого мужчины. Он привычен к крикам и реву, в каком–то нездоровом смысле ему было комфортно в таких условиях... хотя в случае с Рофом взрыв эмоций был подкреплен внушительным умом и четким пониманием, что есть хорошо, а что плохо. Да, у Слепого Короля был острый как кинжал язык, и имя под стать характеру, но Роф был истинным Севером на их компасе, он не ошибался, даже когда им владела ярость.

– Я не стану сидеть дома как трусливая сучка, – сказал Бутч сидя на кукольном диване. – Этому не бывать.

Брат очевидно поучаствовал в кулачном бою после того, как Син свалил из того переулка. Левый глаз Бутча приобрел цвет любимого леденца Рейджа, а кусок мяса поверх фингала казался идеальным пластырем. К тому же, алло, когда стейк нагреется его всегда можно приготовить и слопать... чего не скажешь о разрекламированных компрессах изо льда.