Одна мысль о том, что он трахался с Хейли и ничего об этом мне не сказал, заставляла мои ладони дрожать от злости.

— Я позвоню ему, — сказал Голиаф, обнимая жену, крепко прижав к сердцу, — мы разберемся.

Я не мог больше выносить эту ситуацию. Мне нужно было уехать отсюда. Я хотел во всем разобраться, до разговора с Гевином. Прямо сейчас я не мог об этом думать. Мне нужно выбраться.

— Я отвезу Хенли к озеру. Звоните, если понадоблюсь, — сказал я им, беря девушку за руку, и не попрощавшись, повел ее к машине.

Я знал, что хреново оставлять их разбираться со всем беспорядком Гевина, но не мог оставаться. Я не был готов объясняться со своим братом.

Я завел мотор, и никто из нас не проронил ни слова, пока мы не покинули парковку. Я вел машину почти час, когда Хенли прочистила горло и спросила:

— Хэй... ты в порядке?

— Нет, но буду, — сказал я ей.

— Меврик, мне очень жаль, — произнесла она.

— Ты не должна, Хенли. Ты ни в чем не виновата.

— Может, и нет, но мне все-таки очень жаль, — она пыталась зачесать челку за ухо, и выглянув в окно, девушка глубоко выдохнула, прежде чем произнести. — Просто скажу это. Я в гневе из-за Гевина. Целиком, абсолютно взбешена! Вплоть до того, чтобы оторвать ему яйца. Он полная задница, что не рассказал тебе, — щелкнула она, — я знаю, что не просто говорить о таком, но ему следовало бы признаться тебе! Вроде того: «Привет, Меврик, я переспал с твоей девушкой. Извини!»

— Он видел, сквозь какие муки я прохожу. Как он мог ничего не сказать? — спросил я.

— Я не знаю. Не представляю, как могу утаить что-либо от Кессиди, но я уверена, у Гевина имелись причины.

— Мне до лампочки, какие у него причины. Он должен был рассказать мне об этом.

— Ты прав. И что теперь? — спросила она.

— Не знаю. Я просто не в курсе.

— Ты во всем разберешься. Гевин твой брат, и он узнает, что является отцом. Это будет непросто для него.

— Ты знаешь, что самое ненормальное? На самом деле я рад, что Гевин отец. Всецело, глубоко... рад. Как так получилось? — признался я, — не пойми меня неправильно. Я люблю Джона, всегда любил. Но когда я держал малыша на руках, то не чувствовал, что он мой. Сложно объяснить, ощущалось не правильно. Я заботился о нем, любил его и хотел защитить, но чувствовал пустоту в груди. Думал, что сошел с ума, что-то со мной не в порядке. И я честно почувствовал себя лучше, когда ребенок остался с Лили и Голиафом.

— С тобой все в хорошо, Меврик. Твои инстинкты оказались верны, и в конце-концов, ты делал то, что считал лучшим для Джона Уоррена. Это все, что имеет значение.

— Я, правда, хотел, чтобы он жил счастливо, и в безопасности. Знал, что Лили станет хорошей матерью для него, — признался я.

— Конечно, ты хотел. Лили и Голиаф обожают ребенка. Ты осчастливил их.

— Гевин... — начал я, но его имя застряло у меня в горле.

— Он задница, — сказала она, смеясь.

Когда я взглянул на нее и увидел ту сексуальную, маленькую ухмылку, расползающуюся по ее лицу, то не смог ничего поделать и улыбнулся ей в ответ. Черт. Мой мир перевернулся вверх дном, а Хенли заставляла меня улыбаться. В чем секрет этой девушки? Она заставляла меня думать о том, что у меня есть то, ради чего стоит бороться в будущем — за будущее с ней.