Глава 3

На следующий день после визита доктора Логана состояние ноги значительно улучшилось — стало почти так же хорошо, как было до злополучной прогулки до Макнелли. Он заметил изменения, поднявшись рано поутру с кровати Мёрдо. Осторожно встав на ноги, он ждал неизбежной боли в колене, но вместо нестерпимых мук пришло лишь незначительное покалывание.

Дэвид глянул на Мёрдо, подумывая поделиться вестями, но он все еще спал, во сне лицо стало мальчишеским и безмятежным. Дэвид замер, любуясь знакомыми притягательными чертами, улыбаясь тому, как сон его смягчал. Очень тянуло его разбудить, но было еще рано, да и Мёрдо выглядел таким спокойным.

Дэвид пересек комнату, почти бесшумно ступая босыми ногами по устланному ковром полу, и отодвинул тяжелую бархатную штору. Сквозь щелку заструилось утреннее солнце, озаряя опочивальню, проникая в самый конец комнаты и заливая спавшего Мёрдо золотом. Мёрдо, заворчав, закопошился. Дэвид тихо закрыл шторы, глядя, как Мёрдо перевернулся и снова уснул.

Дэвид бросил взор на каминные часы: начало седьмого. Ничего страшного, если он снова ляжет спать. Но вернувшись в постель, он будет просто лежать и, вероятно, разбудит Мёрдо. Лучше пойти в свою опочивальню, где можно почитать или разобрать письма.

Надев кальсоны, он направился к двери в кабинет, что связывал их с Мёрдо опочивальни, медленно повернул ручку, дабы свести шум до минимума, и столь же тихо закрыл за собой дверь. Прежде вместо кабинета здесь располагалась общая хозяйская гардеробная, но когда Мёрдо впервые приехал в Лаверок, ему настолько приглянулось утреннее освещение, что он решил проводить в комнате рабочее время. Как выяснилось, это удачный выбор. Кабинет, коим они оба пользовались, больше подходил на роль потайного хода между опочивальнями, нежели гардеробная, где у Дэвида не имелось ни малейшей причины находиться.

Дэвид миновал два стола — свой и Мёрдо, — улыбнувшись аккуратным стопкам корреспонденции и документации, что ждали своей очереди, и открыл дверь, что вела в его опочивальню. Здесь шторы тоже были задвинуты, покрывала осторожно смяты, а дверь, выходившая в главный коридор, надежно заперта. Все это часть вечернего распорядка.

Из шкафа он вытащил удобный костюм — тот, что не жаль испачкать. Ибо нога уже почти не тревожила, можно чуть позже сходить на рыбалку, а мягкие изношенные бриджи, что он надел — когда-то их носил Мёрдо, — идеально для этого подходили, парный жилет сидел свободно.

После того как Дэвид завязал шейный платок небрежным узлом, осталось лишь привести отросшие волосы в порядок, с чем помогла капелька помады. Полностью одетый, он осмотрел себя в зеркале и удовлетворенно заключил, что выглядел не так уж и постыдно. Возможно, в здание парламента его бы и не пустили — он напоминал деревенщину в этом сельском наряде, — но для завтрака в Лавероке вполне сгодится.

Как и у Мёрдо, окна в опочивальне Дэвида выходили на восток. Утренний солнечный свет лился в комнату, озаряя темно-рыжие волосы яркими проблесками меди и золота. Дэвид мог поклясться, что видел в зеркале брата Дрю. Волосы у Дрю всегда были краснее, чем у него, да и подобные одежды Дрю носил ежедневно.

Тревога побудила снова посмотреть в зеркало... Зачем? Увидеть брата? Конечно же, он лицезрел только себя, свойственный только горожанам бледный цвет лица и темно-рыжие волосы. Качая головой, он отвернулся от зеркала.

Странный момент подтолкнул к размышлениям о семье, и разместившись за письменным столом подле окна, что выходило на огород, он взял матушкино послание, полученное несколько дней назад. Он прочитал его раз, затем второй, представляя, как она произносила слова, написанные в жалостливой манере.

Большая часть письма состояла из вопросов и советов. Как он сейчас ходил? Делал ли он припарки из окопника, которые она рекомендовала? Нужно делать раз в неделю, даже сейчас, когда он начал ходить. Много ли окопника в Лавероке? Мазал ли он ногу линиментом перед сном?

Матушка была убита горем, узнав о травмах несколько месяцев назад. Она растерялась и обиделась, что, вместо того чтобы приехать домой, он будет жить в Лавероке. Дабы она сумела смириться, пришлось сказать, что Мёрдо предложил ему временную должность.

Следовало написать и успокоить ее по меньшей мере по нескольким вопросам: у Мёрдо в саду окопник рос с молниеносной скоростью, и Дэвид каждый день добросовестно пользовался линиментом. Признаваться, что он частенько прибегал к помощи своего нанимателя, без надобности.

Раз уж он начал разбираться с корреспонденцией, можно заодно ответить и на другое письмо, полученное на этой неделе, — на письмо от Элизабет Чалмерс.

Он удивился, что Элизабет начала ему писать, однако во время выздоровления посланий ждал с нетерпением. В их последнюю встречу она слилась с толпой, спасаясь бегством от свирепого мужа, сэра Аласдера Киннелла. Участие Дэвида в побеге привело к сломанной ноге и трещине на голове. Однако Элизабет благополучно сбежала, сыскала в толпе их соучастника, Йена Макленнана, и уехала в Лондон.

Первое письмо от Элизабет было не чем иным, как залитым слезами извинением за травмы, что он получил из-за нее, но присутствовал и признак непокорности — в самом конце она витиевато подписалась «Элизабет Чалмерс», девичьей фамилией. Да и Йен упоминался все чаще. В последних письмах Элизабет называла его не «мистер Макленнан», а «Йен». А в самом последнем письме они с Элизабет стали «мы».

«Мы снова переехали. На этот раз в Блекфрайерс. Отсюда ближе до издательства, где Йен проводит очень много времени. Стало быть, так даже лучше».

Дэвид надеялся, что это самое «мы» означало, что любовь Йена к Элизабет стала взаимной или однажды станет. Они заслужили немного счастья в жизни.

Он писал не прерываясь целый час, сначала матери, потом Элизабет. Он запечатывал второе письмо, как вдруг дверь кабинета распахнулась, и появился Мёрдо.

— Вот ты где. — На последнем слове Мёрдо зевнул.

Скромности ради он надел кальсоны, но ничего больше. Мёрдо заполнил собой дверной проем, и Дэвид залюбовался широкими плечами, мягкими темными волосками, что покрывали грудь и сбегали вниз по плоскому животу, который он сейчас почесывал.

— Давно проснулся?

Дэвид снова перевел взор на его лицо, а Мёрдо растянул губы в лукавой улыбке. Дэвид улыбнулся в ответ, правда, из-за того, что его поймали, вспыхнули щеки.

— В шесть. Не хотел тебя будить. Ты так мирно спал.

— Наверное, устал после вчерашних упражнений.

Мёрдо ухмыльнулся, а Дэвид усмехнулся. Они встретились взглядами, теплыми, веселыми и полными тайного блаженства.

Мёрдо прислонился головой к дверной коробке.

— Ты уже завтракал?

Дэвид покачал головой. Не хотелось сознаваться, что он ждал Мёрдо, но это правда. Вряд ли в будущем они будут часто вместе завтракать. Завтра Мёрдо уедет в Лондон, а когда он вернется, Дэвид воротится в Эдинбург. В общем, у них осталось всего несколько дней.

— Ладно. — Мёрдо зевнул. — Дай мне умыться и одеться, и через пятнадцать минут спустимся вместе.

— Чем планируешь сегодня заняться? — спросил Мёрдо, намазывая тост маслом.

Если б Дэвид поднес лютик к подбородку Мёрдо, отражаемый свет наверняка сиял бы, как сигнальный огонь. Мёрдо не просто любил масло, он его обожал.

— Первым делом разберусь с последней партией документов, подтверждающих право собственности. Их вчера привезли от мистера Уркхарта. Надеюсь получить недостающую информацию об усадьбе.

Мистер Уркхарт — это солиситор сэра Хамиша. Ибо письма с просьбой предоставить документы по усадьбе остались без ответа, Дэвиду пришлось отправиться в Перт на личную встречу. Причина, по которой Уркхарт не отвечал, вмиг стала ясна: ему было лет девяносто или около того, и честно говоря, он несколько рассеянный. Его единственная компаньонка — незамужняя племянница — чуть со стыда не сгорела, узнав о поручении Дэвида, пообещала приказать клерку проверить все бумаги и разыскать те, что имели отношение к Лавероку.

В силу огромного количества документов, хранившихся у мистера Уркхарта, не говоря уже о полном отсутствии системности, сия задача заняла несколько недель. Тем не менее последняя партия уже прибыла, и Дэвиду оставалось лишь надеяться, что бумаги помогут наконец-то разобраться с правом собственности, раз и навсегда прояснить оставшиеся сомнения. Дэвид уже очень давно силился распутать юридические нити мириад земельных участков, из коих состояла усадьба — унаследованных, приобретенных, нажитых в браке, — и до отъезда из Лаверока хотел завершить свои изыскания.

— Лучше ты, чем я.

— Что насчет тебя?

— Поеду к Хоуи, взгляну на скот. Кое с кем он готов расстаться. Слышал, удою завидует весь Пертшир.

— Ты превращаешься в сельского джентльмена.

— Учусь.

— Хочешь чуть позже порыбачить?

Мёрдо расплылся в улыбке.

— С радостью.

Дэвид тихо хохотнул, правда, щеки раскраснелись. Вопрос он задал совершенно без задней мысли, однако теперь вспомнил последнюю рыбалку и что они вытворяли в маленьком укромном уголке за камнями.

В тот день они не поймали ни рыбешки.

Ответить Дэвид не успел, ибо раздался стук в дверь. Лакей Арчи принес утреннюю почту. Серебряный поднос он поставил по правую руку от Мёрдо и справился, не нужно ли что-то еще, а после того как они покачали головами, испарился. Мёрдо принялся перебирать корреспонденцию.

— Два письма тебе. — Он протянул два тонких конверта и сосредоточился на своей корреспонденции.

Дэвид вгляделся в письма. Он признал витиеватый почерк старого приятеля Дональда Фергюсона — зятя Элизабет. Покуда Дэвид жил в Лавероке, Дональд занимался делами и регулярно писал, дабы держать в курсе и попросить совета.