Но позже, когда казаки наелись до отрыжки и улеглись, чтобы отдохнуть после долгой езды, чувствуя усталость во всём теле, близость девушек вызвала беспокойство в крови.

Несколько казаков осмелились незаметно ускользнуть, но уже у конюшни их остановили караульные, выставленные Ермаком, поколотили и прогнали обратно.

Караульным приходилось тяжко. Они принюхивались к тёплому летнему ветру, желая почувствовать запах женщин, как кобели чуют течку у суки за семь вёрст.

Предстояла кошмарная ночь.

Ермак уехал к Строгановым, чтобы пожаловаться на недостаточное количество девушек; Мушков, как его заместитель, занимался организацией охраны городка. Только один казак действительно спал, его кровь не бурлила — это Борис. Марина лежала на своей кровати в единственном каменном доме, где поселилась вместе с Ермаком и Мушковым. Семён Строганов построил его специально для Ермака. Колыбель новой Сибири… если планы Строгановых сбудутся.

Кошмарная ночь. Тёплая, бархатистая, тихая, такая тихая, что можно услышать, как течёт собственная кровь, а она журчала, словно ручей после таяния льда, как только в голову приходили мысли о девушках. Лишь так можно объяснять то, что Мушков сорвал кандалы со своего сердца и после молчаливого созерцания притягательных ног спящей Марины с глубоким вздохом навалился на неё.

Пронеслись секунды ужаса. Кто знал Марину, тот знал и её реакцию, даже если разбудить во время крепкого сна... Но сейчас она лежала неподвижно, не сопротивляясь, с закрытыми глазами. Мушков даже не знал, проснулась ли она вообще. Её лицо выглядело совершенно спокойным. Мушков вздохнул с присвистом, дрожащими руками расстегнул рубашку её, обхватил грудь, опустился на колени и проклял казачьи штаны с сапогами — препятствия, которые можно было устранить только с согласия Марины, если только её не задушить или не оглушить.

— Мариночка... — пробормотал Иван. — Даже если я сошёл с ума, я люблю тебя... Клянусь, я сделаю всё, что захочешь! Разве я сделал недостаточно? Я ведь не бедняк какой-нибудь, а заместитель Ермака. Разве ты не видишь, что ты со мной сделала?

Он целовал её молодые, твёрдые груди, одновременно сдёргивая с неё сапоги. Истосковавшись по её телу, он вёл себя как безумец. До сих пор Марина лежала тихо, закрыв глаза, и Мушков почувствовал правдивость поговорки, что в каждой женщине сидит чёрт. Неожиданно и молниеносно, незаметно для Мушкова, находящегося в тумане любовной страсти, правая рука Марины взметнулась вверх, кинжал описал дугу, и Мушков сдавленно закричал, отпустил сапоги и грудь, вскочил и прижал обе руки к заду. Тёплая, липкая кровь растекалась из-под пальцев по штанам.

— Ты меня пырнула... — заикаясь пробормотал он. — Ты и вправду меня пырнула. Мариночка, ты...

Он ничего не соображал и, превозмогая боль в бедре, прижался к стене. Казак с раной на заднице — это предмет для всеобщих насмешек. Мнимый удар сонной лошади по голове уже вызвал ухмылки. Как он теперь объяснит новую рану на самом важном для всадника месте?

— Я убью тебя! — простонал Мушков, скрипя зубами. — Бог меня за это не накажет!

— Так сделай это. — Марина села на кровати, застегнула на груди рубашку, поправила пряжку ремня и вытерла кинжал об одеяло. На острие осталось немного крови... Марина уколола слегка, как бы напоминая о том, что она не блудница, как другие, не казацкая услужливая девка. — Давай! Не тяни, Иван Матвеевич! Я буду сидеть тихо! Так ты никогда не станешь нормальным человеком. Мне лучше умереть...

Есть события, которые человек переживает глубоко в душе и которые не может контролировать. К таким событиям относится, например, безумная любовь, опустошающая, не дающая покоя, не щадящая... любовь, превращающая умного в идиота и, несмотря на это, притягивающая, как сладкая медовуха...

Мушков ничем не отличался от всех влюблённых. Тысячи мужчин до него, оказавшись в когтях длинноволосого соблазнительного чёрта, поступали также: Мушков, конечно, не убил Марину. Вместо этого он выбежал из комнаты, прижав руки к ягодицам, чтобы вытереть кровь. Хорошо, что Ермак всё ещё спорил со Строгановыми, и его не было дома. Мушков, громко ругаясь, обмотал ягодицы тряпкой. Он проклинал Марину, но в то же время в душе просил прощения за грубость.

Он совершенно раздвоился.

Стоит только посочувствовать влюблённому...

Поддерживать спокойствие в отряде из пятисот сорока казаков, когда перед ними лежат просторы неизведанной земли, когда их опьяняют новые приключения, задача неимоверно трудная. Можно называть Ермака Тимофеевича разбойником, но нельзя отрицать одного: он поддерживал дисциплину и приказал казакам вести себя прилично — насколько это вообще возможно.

Через две недели Строгановы предоставили им сто девяносто девушек, никто так и не узнал откуда. Большую конюшню прибрали и разделили на закутки, и теперь казаки занимались здесь тем, что им нравилось больше всего, не считая верховую езду и разбоя, в особенности, когда от скуки начинали пухнуть чресла.

А скука длилась всё лето. Строгановы отправляли Ермака и его армию за Урал не вслепую, они не шли на рискованное предприятие лишь в надежде на наживу. Царь в Москве не дал ни копейки. Он просто ждал богатство, которое потечёт в Москву из сказочной Мангазеи, золотой земли сибирского царя Кучума.

Строгановы готовили завоевание неизвестной Сибири с тщательностью генералов. Сюда входило и увеличение частной армии, атаманом которой будет Ермак, разведка путей снабжения, планирование расположения станций — на удалении друг от друга на один день езды, чтобы беспрепятственно добираться до наступающих войск — и строительство крепостей, основ будущих поселений.

— Только когда крестьянин соберёт первый урожай на новой земле, она станет нашей! — сказал мудрый Семён Строганов. — Мы хотим не проехать по Сибири, а включить её в великое царство Российское.

Вербовщики разъехались из Орла во всех направлениях в поисках служивых людей. Их нашли у киргизов — пленных литовцев и немцев, которых те притащили в Пермскую землю после многолетней Ливонской войны: они выполняли в киргизских деревнях самую грязную работу. Для них призыв: «Вступайте в армию Строгановых!» стал не только освобождением от рабства, но и исполнением всех желаний. Начать новую жизнь где-то за Уралом, свободным человеком на собственной земле, под защитой могущественных Строгановых и подальше от царя Ивана — никто другой не мог им предложить лучшего. О такой жизни можно только мечтать...

Но с немцами и литовцами возникли проблемы. Не то чтобы они не нравились казакам – нет, они стали хорошими друзьями. Понятно, что немцам не хватало мастерства наездников, но кто же может гарцевать лучше казака? Но этот недостаток восполнялся техническими знаниями: они были хорошими пушкарями, изобрели адский снаряд — железную банку с сотнями шариков, разлетающихся в разные стороны, и рассказали о психологическом методе ведения войны: если идти в атаку с песней, то это деморализует противника.

Столкновения с казаками произошли из-за девушек. А как могло быть иначе? Входит казак, указывает на одну из них, широко улыбается и овладевает ею. Немцы, напротив, обращались с ними, как с дамами, говорили красивые слова, ласкали чувствительные места, и у девушек создавалось ощущение, что их не просто берут, а как будто любят. Скоро об этом пошли толки. «Немцы пользуются успехом у девок, а казаков они обслуживают так, будто дают им лизнуть ложку с сиропом».

Участились драки, и когда однажды в реке обнаружили немца с распоротым животом, Ермак приказал найти виновных. Когда их нашли, то связали и засунули в мешки.

Потом случилось то, что заставило бы замолчать даже самого буйного казака.

Уже через два дня у берега Камы качались на воде два плота, привязанных толстыми верёвками к деревянной пристани. Простые плоты из кругляка, на которых нельзя плыть по реке, потому что бревна были слабо связаны. Любая большая волна могла их разорвать. Заказавший плоты Ермак сказал плотникам: «Они не для сплава! У них другое предназначение».

На плотах построили что-то вроде виселицы: бревно с поперечиной и толстой верёвкой. Даже Мушков не знал, для чего они, а когда Марина спросила его, ответил туманно: «Я давно знаю Ермака. Он ничего не делает просто так».

Утром после приговора казачьего суда, куда входил и священник Кулаков, который сначала перекрестил обоих осуждённых, а потом плюнул на них, Ермак приказал всем казакам собраться на берегу Камы. Из Орла тоже пришло много народа: крестьяне и ремесленники, строгановские слуги, а когда появился лично Семён Строганов в сопровождении племянников Никиты и Максима, стало понятно, что на берегу Камы свершится что-то значительное.

На телеге привезли двух убийц в очень больших мешках. Они лежали с непокрытой, наголо выбритой головой, связанные неподвижно, как два снопа и с ужасом смотрели на своих товарищей и два плота, лениво качающиеся на воде.

Максим Строганов подъехал к Ермаку и наклонился к нему. Его губы дрожали. В России не мелочатся, когда речь идёт о казни. Приговорённый должен расстаться с жизнью. Никто особо не переживал, когда кого-то вешали, обезглавливали, четвертовали, ослепляли, оскопляли, отрезали язык и уши или привязывали к лошади и волокли по земле до смерти. Люди смотрели на всё это и хвалили Бога, что сами не очутились на месте преступника. Стать осуждённым просто — есть больше тысячи способов не понравиться властям. Но при мысли о том, что сейчас должно было произойти на берегу Камы, содрогнулся даже Строганов.

— У тебя должна быть твёрдая рука, я знаю, — сказал Максим Ермаку. — Но хватит и того, если ты их просто повесишь.