Глава 4

Робби зашагал через двор.

— Идиот. Черт возьми! Он посмотрел на Оливию, и его захлестнула смесь гнева и разочарования. Черт бы его побрал.

Как раз в тот момент, когда у него появилась надежда, все рухнуло. На несколько минут он действительно поверил, что его будущее может содержать нечто большее, чем месть и насилие, и это было приятно.

Он нашел женщину, которая была красива, умна и очаровательна. Она заставила его рассмеяться. Она открыла перед ним целый мир новых возможностей, и, к его удивлению, он хотел этого.

И что еще более удивительно, он ей понравился. Он определенно заинтересовался ею.

У нее были мягкие карие глаза, густые черные ресницы, маленький прямой нос, соблазнительный розовый рот, идеальный овал лица, обрамленный буйством черных кудрей, в которых ему хотелось зарыться.

В ней было намного больше, чем классическая красота. Она была храброй, остроумной и доброй.

Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь так много смеялся или улыбался. Впервые за много лет он почувствовал себя… благословенным.

Но вот сюрприз. Он не был благословлен. Он был проклят.

Он остановился у стены и уставился на темное море, его внутренности бурлили, как волны.

— Неужели ты думала, что я ничего не пойму? Можешь позвонить Ангусу и сказать ему, чтобы он отвалил.

— Я не знаю Ангуса.

Он резко повернулся и сердито посмотрел на нее.

— Конечно же, наешь. Он послал тебя сюда.

Она со скептическим видом поднялась на ноги.

— Единственный Ангус, которого я когда-либо видела, был коровой, и он никогда не говорил мне, куда идти.

Робби фыркнул.

— Либо Ангус, либо Эмма послали тебя сюда.

Ты, наверное, даже не гречанка. Тебя действительно зовут Оливия? — Да. И я никогда не утверждала, что я гречанка. Я американка, — она уперла руки в бока, свирепо глядя на него. — И я никогда не лгу.

— Уверена? Тогда не могла бы ты представить меня своим четырем дядюшкам, которые все оказались профессиональными борцами? — А вот и следовало бы. Ты заслуживаешь той взбучки, которую они тебе устроят.

Он приподнял бровь.

— Давай.

Она скрестила руки на груди, хмуро глядя на него.

— Хорошо. Это было небольшое приукрашивание, но только для самозащиты. А теперь, когда мы совершенно откровенны, я думаю, тебе лучше уйти.

Он весь напрягся. Она отвергает его? Почему она так расстроилась? Это его обманом заставили пойти к психотерапевту.

— Ангус не заплатит тебе, пока ты не проведешь свою чертову терапию.

— Я не знаю никакого Ангуса! — крикнула она, потом вздрогнула и посмотрела на дом. — Мы должны быть по-тише. Я не хочу разбудить… — Четырех дядюшек на стероидах? — прорычал он.

Она одарила его мягким взглядом.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я не собираюсь быть твоим психотерапевтом. Очевидно, ты слишком упрям и параноиден, чтобы прислушиваться к голосу разума.

— Я вовсе не параноик! — он не был уверен, что он мог отрицать эту часть.

— Ты думаешь, что существует большой заговор, который привел меня на этот остров только для того, чтобы стать твоим психотерапевтом. Это паранойя, не говоря уже о полной эгоцентричности.

— Черт побери! Они послали тебя сюда, чтобы оскорбить меня? — Параноик, — пробормотала она себе под нос. — А кто такие "они"? Пришельцы из другой галактики? Говорящая корова Ангус, которая требует, чтобы мы ели больше курицы? — Не дразни меня, женщина. Ангус — мой дед.

— Женщина? Он сердито посмотрел на нее.

— Я заметил. Мужчина должен был бы быть сумасшедшим, чтобы не делать этого. А я вовсе не сумасшедший.

Она с сомнением посмотрела на него.

— Ты думаешь, что твоя собственная семья охотится за тобой.

Идиот. Он говорил, как параноик. Но было слишком большим совпадением, что Ангус и Эмма хотели, чтобы он пошел к психологу, а потом один из них волшебным образом появился.

— Ты клянешься, что Ангус не отправлял тебя сюда? — Клянусь. Я же сказал тебе, что работаю на ФБР. Я специализируюсь на криминальной психологии, так что ты не представляешь для меня интереса, — она кинула ему кислый взгляд. — Если только ты не преступник.

Он приподнял бровь, глядя на нее.

— Тебя прислал Шон Уилан? — Его я тоже не знаю.

— Он работает на ЦРУ.

— Значит, ЦРУ тоже следит за тобой? Он стиснул зубы.

— Я не параноик! — Может быть, тебе стоит проверить лимонные деревья, — прошептала она, указывая в их сторону. — Их могут прослушивать.

— Женщина… — он замолчал, когда ее карие глаза вспыхнули. Господь Всемогущий, она была прекрасна. — Может быть, мне стоит раздеть тебя, чтобы проверить, нет ли прослушки.

Ее щеки порозовели еще сильнее.

— Может быть, тебе лучше уйти? Он с трудом сглотнул. Какого черта он делает? — Я… я прошу прощения. Я не стану тебя раздевать.

Сегодня вечером.

Она отказалась смотреть на него и жестом указала на лестницу.

Он поплелся к ней. Ну и дурак же он был.

Обвинил ее в том, что она работает на Ангуса, оскорблял ее.

Перед ним маячила лестница, темная и зловещая. Он заколебался, внезапно почувствовав, что лестница спускается прямо в преисподнюю.

Сможет ли он вернуться к жизни, наполненной только яростью и жаждой мести? Без смеха. Без флирта. Без Оливии.

Его сердце сжалось от тяжелого чувства потери.

— Мне действительно очень жаль, деваха. Я вовсе не хотел тебя оскорбить.

Он взглянул на нее и заметил слезы в ее глазах.

— Не грусти так. Это моя вина, что так плохо реагирую твою работу. Я уверен, что ты очень хороший психолог. Я просто не хочу говорить о некоторых… вещах. Я не вижу смысла вскрывать старые раны.

Она вздохнула.

— Я все понимаю. Но это… ничего не меняет.

Ты можешь идти.

Она выглядела такой подавленной, и он понятия не имел почему. Ему не нравилось видеть ее такой.

— Почему ты такая печальная? Она потерла лоб, как будто у нее болела голова.

— У меня никогда ничего не получается. Они все уходят.

— Кто — они? — Мужчины. Свидания. Я начинаю надеяться, а потом они узнают правду обо мне и убегают так быстро, как только могут.

Он с любопытством посмотрел на ее. Он думал, что это у него есть темная тайна. Он глубоко вдохнул ее запах. Не оборотень. Восхитительно сладко, как только может быть сладок смертный.

Кровь типа А отрицательная.

— Ты очень умная и красивая. Я не могу себе представить, почему какой-то мужчина бросил тебя.

— Это очень мило с твоей стороны, но… — она сделала глубокий вдох и со свистом выдохнула. — Я эмпат. Я могу чувствовать эмоции людей. Я даже вижу их в цвете, если эмоции действительно сильны.

Он поморщился.

— Ты знаешь, что я чувствую? — он весь вечер боролся с сильнейшим приступом похоти.

— Потом все становится еще хуже, — продолжала она. — Я могу определить, когда люди лгут, как человеческий детектор лжи. Это очень удобно в моей работе, но это яма для личных отношений. В ту минуту, когда парень лжет мне, я говорю ему, чтобы он убирался.

Точно так же, как она поступила с ним. Робби вспоминал их разговор. Возможно, он несколько раз уклонялся от ответа, но на самом деле рассказал ей о себе больше, чем намеревался изначально. С ней было так легко разговаривать.

— Я не врал тебе, деваха.

Она закусила губу и нахмурилась.

— Поскольку я не лжец, ты, наверное, хочешь, чтобы я ушел, потому что считаешь меня сумасшедшим? Я не сумасшедший. Твои навыки обнаружения лжи должны подсказать тебе, что я говорю правду.

Она переступила с ноги на ногу.

— Я не думаю, что ты сумасшедший.

Очевидно, у тебя есть какой-то багаж, с которым у тебя проблемы, но он есть у всех нас.

— Тогда… все должно быть в порядке.

Она недоверчиво посмотрела на него.

— Разве мой дар не беспокоит тебя? Обычно парни уходят сразу после того, как я им скажу.

Некоторые уже были бы на полпути к другому острову.

Он пожал одним плечом.

— Это необычная способность, я признаю это, но я… я не в том положении, чтобы бросать камни за то, что ты другая.

Она все еще выглядела ошеломленной.

— Ты не возражаешь против этого? — Да. Я хотел бы увидеть тебя снова.

— Я… я не могу. Прости.

Это было больнее, чем он ожидал. Черт возьми, почему она отвергает его? Она не знала, что он — нежить. Она не считала его сумасшедшим. Он был честен, поэтому она не могла поймать его на лжи.

Но если он будет продолжать встречаться с ней, не придется ли ему в какой-то момент солгать? И тогда она все узнает.

Если только… смутное подозрение закралось в его мысли.

— А что я сейчас чувствую? Ее глаза широко раскрылись.

— Я бы сказала, что ты… раздражен.

Даже близко нет. Его сердце разрывалось от мысли, что он никогда больше ее не увидит. Он шагнул к ней.

— Ты ведь не чувствуешь меня, да? Ее лицо побледнело.

— Я бы предпочла не говорить о этом… — Раз уж ты так ценишь честность, то должна сказать мне правду.

Она с гримасой отвернулась.

— Хорошо. Я вообще тебя не чувствую. И я не знаю почему. Такого со мной еще никогда не случалось.

Очевидно, она никогда раньше не встречалась с нежитью.

— Ты не можешь сказать, вру я или нет? — Не могу, — ее плечи поникли. — Это ужасно. Я никогда не чувствовала себя такой… слепой.

— Деваха, все не так уж плохо. Мы с тобой в одной лодке. Я тоже не могу сказать, лжешь ли ты.

Она фыркнула.

— Ты узнал, что четыре дядюшки — это ложь.

Он снова улыбнулся.

— Я не держу на тебя зла. Я думал, что это было понятно и… очаровательно.

Ее рот приоткрылся, и это прозвучало для него как приглашение. Господи Всемогущий, как же ему хотелось поцеловать ее! Он сделал еще один шаг к ней.

Она отступила назад, и ее щеки приобрели прелестный розовый оттенок.

— Мне очень жаль, но я не могу связаться с кем-то, кого не могу читать.

Вспышка гнева пронзила его. Он принял ее, хотя она и была терапевтом. Почему, черт возьми, она не хочет принять его? — Деваха, мы отлично проводили время, шутили и смеялись. Тебе не нужны особые способности, чтобы понять, как мы были счастливы.

В ее глазах блеснули слезы.

— Я тоже наслаждалась этим. Но у меня не может быть отношений с кем-то, кому я не могу доверять.

Из всех претензий, которые она выставила против него, это была самой ужасной.