Его, кстати, Гарри зачем-то тоже вечером к Инге пригласил. Вместе с Никитосом. Типа, сказал, что будет полезно.

Но Никитос не был уверен, что Жека приедет.

А вот сам он – по-любому нарисуется.

Потому как и Али для него до сих пор – абсолютный авторитет, и к Инге он тоже очень хорошо относится.

Ну и вообще…

…Сначала приехали к церкви, где должно было быть отпевание.

Я вышел из машины, поздоровался с ребятами и девчонками из нашей старой рейсерской тусы, кому-то пожал руки, кого-то поцеловал в щечку, с кем-то выпил по глотку за помин беспокойной Серегиной души, но в саму церковь так почему-то и не пошел.

Слишком уж как-то мне это показалось неправильно.

Нет, не то чтобы я в бога не верил.

Как раз даже скорее наоборот.

А вот сам Патлатый был по этой жизни совершенно законченным и отъявленным атеистом, о чем не раз говорил и чем, кажется, даже немного бравировал. Ну и что, думаю, они считают, что сейчас, после всего случившегося, это его отношение к миру должно каким-то существенным образом перемениться что ли?

Ну-ну.

Серега был настоящим мужиком.

Жестким, упертым.

249

И провожать бы его стоило – точно так же.

Так же, как он жил, в смысле.

Ведь в его системе координат жил он, как и умер, – совершенно правильно и по-честному.

В разгар гонки, на трассе, не успев даже понять, что происходит.

Не успев даже вглядеться в эту безумную, сияющую ослепительной чернотой бездну, куда мы все, время от времени, что тут скрывать, почему-то так сладострастно подсматриваем.

Ну и на хрен, скажите мне, пожалуйста, тогда все это вот гребаное лицемерие?

…Да к тому же еще внутри церкви как-то душновато было.

А я – с бодунища.

Мог и блевануть в храме божьем.

А это уж, извините, совсем ни в какие ворота бы не полезло…

…А на улице было свежо, и шел мелкий, жесткий, колючий, какой-то прям таки совершенно «ливерпульский» дождь.

Я уже давно заметил – такой дождь для меня – почти всегда предвестник какого-то очень большого поражения.

Как тогда, на этом гребаном «Энфилде»…

Сегодня днем – дерби.

А вечером – Инга.

Не приведи господи, что не так пойдет, хоть в одном, хоть в другом случае…

Я глянул на крест на куполе и неумело, неуверенно перекрестился.

При этом почему-то вспомнил про так и не рассказанную тогда Игорем байку про ангела, и мне почему-то показалось, что за моим правым плечом тоже кто-то немного шевелится.

И этот «кто-то» настроен по отношению ко мне очень и очень доброжелательно.

Как… да не знаю – как… не дорос я еще такие вещи описывать…

Вот только логика его доброжелательности как-то с моей собственной дурацкой и бестолковой жизнью, почему-то – ну совершенно не стыкуется…

…Я зачем-то потряс башкой, выматерился, залез в машину, открыл бардачок и вынул оттуда заветную фляжку с любимым, привезенным еще в прошлом году из Шотландии сингл молтом.

За рулем, думаю, все равно Никитос пойдет, а мне сейчас – стопудово нужно чуть-чуть расслабиться.

Да и Серегу помянуть лишний раз – совсем не помешает.

Нормальный паренек был, хоть и не из ближнего круга, что называется…

…Хлебнул, засунул емкость в карман, подошел к полузнакомой группке парней, тоже по каким-то причинам не захотевшим идти на отпевание.

Нормальные ребята, вроде довольно авторитетные. Кое-кто, помню, даже организацией гонок занимался.

Возможно, – и той самой, последней.

Да какая разница…

Некого винить…

Стоим, молчим, курим.

Говорить-то в таких ситуациях, в принципе, и не о чем особенно.

Был хороший человек – и нет хорошего человека.

Все просто.

Вот только на душе от этого почему-то еще поганее.

И – молчать тяжело.

– Что, – спрашиваю, наконец, не выдержав, – говорят, вы гонки отменили временно?

– Ну да, – кивает один из старых знакомых. Худой такой, лысоватый кекс, с неприятным скользким взглядом из-под узкой металлической оправы чуть затемненных очков.

– А что делать еще в такой ситуации? – жмет худыми узкими плечами. – Спецотдел сейчас рыть будет по полной, это же ежу понятно. Работа у них такая. До этой сучки богатой они, понятное дело, все одно не доберутся. Так хоть на нас отыграются…

Я хмыкаю.

– Что, – спрашиваю, – до сих пор не можешь ей простить, как она тебя тогда на трассе убрала? Помню, помню. Согласен, позорное было зрелище. Вы же тогда вроде спорили еще, что если она тебя в челлендже и на драге сделает, то ты три года в гонках не участвуешь, так, да? Так и не гоняешься с того времени?

– Конечно, – злится, – что бы ей не выигрывать, если у нее под жопой то «бэха эм-пятая», то «Скай»! И заряжены обе телеги так, что лично я на те деньги, что она на один только фарш потратила, мог бы себе вполне приличную тачилу выправить. Уж, по крайней мере, получше того говна, на котором мне с какого-то хрена против этой сучки тогда выезжать приспичило.

Я снова хмыкаю.

– Так какие проблемы-то, стос? – жму плечами. – Если нужны деньги – иди да и заработай. Делов-то. От зависти слюной исходить, оно, конечно, проще, но куда менее продуктивно, ты уж мне поверь, я это точно вычислил. К тому же, я так думаю, там, в том вашем состязании, дело са-а-авсем не в тачилах было. А только в одной детали. Всего одной. Прокладке. Той самой, что между рулем и сидушкой располагается. Инга на трассе всем все доказала, и не только в той вашей смешной битве. А выезжать ей, ты это прекрасно знаешь, приходилось и против перцев куда более нафаршированных…

– Заработай?! – суживает глаза. – А она их что, заработала?! Если б заработала, я бы молчал! В тряпочку! А она их не заработала, а у своего олигарха взяла. Чуток отсосала из того, что он у народа накрысил. А что?! У таких сук – и не убывает…

Я приподнимаю правую бровь домиком, чешу средним пальцем левой руки переносицу.

– А ты, – спрашиваю, – точно уверен, что он «накрысил», а она «отсосала»? И ответить сможешь, ежели вдруг спросят, так, чисто по-взрослому?! Уверен?! Может все-таки имеет смысл говорить «заработал»?! А еще точнее – «заработали», они в конце концов вместе тогда жили…

Он кривился.

– Заработал?! – фыркает. – Где это ты видел, чтобы такие деньги в этой стране кто-то «зарабатывал», интересно?! Еще скажи «честно заработал», а мы с пацанами посмеемся! Лучшая шутка сезона, блин, на фиг…

– Любопытно, – усмехаюсь, – ты рассуждаешь. С одной стороны, «эта страна», с другой – переживаешь, что у нее кто-то деньги «крысит». Да еще и уверен, что этим занимаются, похоже, все, у кого доход чуть выше твоего собственного. Пиздец, конечно, логика получается. Ты уж определись тогда, мутик, за кого ты – за красных, или за белых?

– Мне, – шипит, – эта страна до флага! Со всем ее вечным воровством, блядством, страданиями, коррупцией, литературой, архитектурой и прочим ублюдочным климатом! Я просто за справедливость говорю! А что твои любимые олигархи творят, тут за примером ходить далеко не надо. Вон иди в церковь зайди! Прямо сейчас, когда там человека убитого отпевают! Посмотри на результат! Укачаешься!

Я морщусь, смотрю исподлобья.

– Интересная, – цежу сквозь зубы, – у тебя, друган, точка зрения на все происходящее в нашем обществе…

– А что?! – вскидывается. – Ты что-то против имеешь?!

– Имею, – щерюсь в ответ. – Хочешь подробностей? Или просто на неприятности нарываешься?!

Он – мгновенно затухает. А значит – помнит, сучок.

Репутация.

Такие вещи неглупыми людьми и спустя годы не забываются.

А он – кто угодно, только не идиот.

Просто – брехливая шавка, вредная и, надо отдать ему должное, пронырливая.

Обычное ничтожество.

Зато какой-то злобный недомерок – из тех, видимо, кто пришел в челлендж уже после моего ухода и про мои дела не наслышан, – из-за его спины, как черт из шкатулки, выпрыгивает.

– А ты, – орет, – кто еще тут такой, чтобы в наши дела писаться?! Я тебя не знаю! Если ты от этой сучки накокаиненной сюда прибыл – так вали на хрен отсюда, пока пизды не получил!