Глава 4

Энтони, прислонившись к фортепьяно, изучал лицо Виолы, залитое теплым светом восковых свечей. Глядя в пространство, она наигрывала тихую мелодию. Легкая улыбка, тронувшая ее губы, не укрылась от его глаз.

– Ты кажешься очень довольной собой, – заметил он. – И каждый раз, когда ты так выглядишь, я начинаю волноваться. О чем ты думаешь?

– О Венере, – взглянув на брата, ответила Виола.

Услышав столь загадочный ответ, Энтони удивленно поднял брови:

– О богине любви? Почему ты вдруг вспомнила о ней?

– Интересно, устраивала ли она когда-нибудь браки среди смертных?

Он подозрительно сощурил глаза:

– Неужели ты собираешься помешать моему союзу с леди Сарой и подыскать мне лучшую партию? Виола, пожалуйста, забудь об этом, ибо тебе известное мое мнение.

– Нет-нет, что ты, – на мгновение перестав играть, Виола легкомысленно махнула рукой, и снова ее пальцы запорхали над клавишами. – Ты сделал свой выбор, и уж я-то знаю, насколько тщетны попытки заставить тебя изменить решение. Полагаю, – добавила она со вздохом, – если руководствоваться здравым смыслом, то для тебя так лучше всего. В конце концов, ты – герцог Тремор, и тебе по долгу пристало жениться на даме самого благородного происхождения, даже если твой выбор не основан на любви и привязанности. Нет, я раздумывала, как бы найти подходящую партию для другой персоны, с которой я надеюсь добиться гораздо большего успеха. Я говорю о Дафне.

– Дафна? – Энтони нахмурился. – Не припоминаю...

– Мисс Уэйд.

Энтони уставился на сестру. Перед его мысленным взором возник смутный образ девушки с убранными в пучок каштановыми волосами, в очках и унылом платье под неизменным рабочим фартуком. Девушки, неспособной и слова вымолвить не заикаясь.

– Ты хочешь устроить брак мисс Уэйд? – изумился он.

– Если удастся убедить ее поехать со мной в Эндерби, я представлю ее подходящим молодым людям. Посмотрим, что из этого выйдет.

– Ты не станешь этого делать!

Страстность его тона поразила Виолу. Она снова перестала играть и посмотрела на брата глазами, полными удивления:

– О, Энтони, ты, кажется, весьма раздражен. Вот уж не ожидала, что ты станешь так сильно возражать.

– Да, я возражаю. У мисс Уэйд здесь работа, крайне важная и ответственная работа. Я не могу позволить ей разъезжать с тобой по Чизвику и Лондону в поисках удовольствий. Что будет с моим музеем и раскопками?

– В последнее время ты только и думаешь, что о раскопках. В мире есть вещи поважнее твоей римской виллы.

– Нет ничего важнее исторических открытий. – Энтони и сам слышал в своем голосе ту истовую страсть, что он питал к своему детищу. – Виола, это место имеет огромное значение для истории. Из всех построек, что остались после римлян в Англии, лучше всего сохранилась именно эта вилла. И она находится на моей земле. Сейчас мы узнаем такие подробности о жизни римлян в Британии, которые прежде были никому неведомы. Найденные здесь артефакты позволят ученым и историкам шагнуть невероятно далеко в изучении сего периода, а музей в Лондоне познакомит всех англичан с их историческим наследием. Это часть нашего общего прошлого.

– Дорогой братец, история меня не сильно волнует, – заявила Виола, и в голосе ее ясно слышалось, что она решительно не понимает, что им движет. – Меня больше беспокоит судьба девушки благородного происхождения, которую обстоятельства заставили наняться на работу и у которой в жизни, кроме тяжелого труда, ничего нет. Она никогда не развлекалась, не вращалась в обществе. Она даже танцевать не умеет! Совершенно возмутительно, сколь мало заботы проявил ее отец о благополучии дочери.

Виола остановилась, чтобы перевести дыхание, но прежде чем Энтони смог указать, что история и серьезное изучение античности намного важнее танцев, она продолжила:

– И вот теперь Дафна вынуждена зарабатывать себе на жизнь. Она, словно прислуга, должна до изнеможения очищать мозаики и склеивать глиняные черепки. И хуже всего то, что у нее нет иного будущего, лишь еще больше каторжного труда.

Недовольный обвинительными нотками в голосе сестры, Энтони нахмурился. Словно он виноват в так называемом каторжном труде Дафны!

– Выполняемая мисс Уэйд работа чрезвычайно важна для успеха всего замысла. К тому же штудии ее оплачиваются весьма щедро.

– Вот только будущее ее кажется мне неопределенным.

– Напрасно. Хоть музей в Лондоне и откроется в середине марта, раскопки займут много больше времени. У нее есть работа, самое малое, на ближайшие лет пять.

– Ну, а после? Когда твой музей заполнится экспонатами, а раскопки завершатся? Что станется с ней тогда?

– Полагаю, она найдет другое место.

– К тому времени ей будет уже под тридцать. Достигнув сего возраста, она уже вряд ли когда-нибудь выйдет замуж. А ты знаешь, что она внучка барона?

– Вздор. Ее отец не состоял в подобном родстве.

– Я говорю об отце ее матери. О нем Дафне известно лишь это. Или же она предпочла не открывать мне больше. Не думаю, что она вообще собиралась что-либо мне рассказывать, просто сболтнула случайно. Не понимаю, почему она хочет сохранить это обстоятельство в тайне. Возможно, гордость тому причина.

– А может, она просто не желает, чтобы другие совали свой нос в ее дела. Между прочим, Виола, некоторые люди очень ценят, когда в их жизнь никто не вмешивается, – не преминул заметить Энтони. – Как бы то ни было, будущее Дафны – ее личное дело.

– Теперь это и мое дело тоже, – не сдавалась Виола. – Такая жизнь не подходит для внучки барона, даже если она и не знает решительно ничего о своих родных. И поскольку рядом с ней нет ни семьи, ни друзей, способных ей помочь, я…

– Похоже, в тебе она уже нашла друга.

– Верно. Она мне нравится, и мы подружились. Признаться, я вижу в ней что-то вроде протеже. Я бы хотела ввести ее в общество, помочь обзавестись новыми знакомствами, и, может так случиться, даже поспособствовать брачному союзу. Есть немало молодых людей, которым я могла бы ее представить. Вдруг один из них ей приглянется, а потом природа возьмет свое.

– Бедная девочка.

Брошенный Виолой взгляд дал ему понять, что сестра не нашла его язвительное замечание забавным.

– При выборе супруги не все следуют по твоему пути, Энтони, отдавая предпочтение той, у кого меньше всего шансов завоевать твое сердце. И не всякий влюбленный обречен на несчастье. Я бы хотела, чтобы Дафна провела сезон в Лондоне, увлеклась кем-нибудь и вступила в брак, полный любви и привязанности, с уважаемым человеком с хорошей репутацией, который обожал бы ее и заботился о ней.

Энтони был вынужден указать сестре на очевидное:

– Не понимаю, зачем тебе ввязываться в столь безнадежное предприятие. Особы вроде мисс Уэйд не созданы для романтики. Они не выходят замуж.

– Энтони, какое странное заявление. Ради бога, о чем именно ты толкуешь?

– О том, что в этой девочке нет ни единой романтичной жилки. Будь у нее приданое или поддержка пресловутого барона, ее шансы на замужество были бы выше. Но чего нет, того нет, и твоя затея обречена на провал. Довольно одного на нее взгляда, чтобы все стало ясно.

– А мне вот ничего неясно, хоть я и смотрела на нее достаточно последние несколько дней. Полагаю, многие молодые люди из хороших семей сочтут ее просто очаровательной.

– Очаровательной? Да с этим кошмарным пучком и унылыми нарядами она не заметнее букашки на веточке. Мисс Уэйд настолько сливается с обстановкой, что вряд ли хоть один мужчина способен увидеть ее, пока она не встанет прямо перед ним. Но и после он немедленно забудет о ней, едва она исчезнет с его глаз. По себе знаю.

Виола напряженно выпрямилась.

– Я и не подозревала, что лишь красивая внешность делает женщину достойной мужского внимания, – лед звенел в ее голосе.

Ядовитая насмешка в ее словах не ускользнула от внимания Энтони.

– Я не это имел в виду.

– А что же?

– У нее всегда неизменное выражение на лице, и никак нельзя понять, что она думает или чувствует. И если только речь не заходит о древностях, мисс Уэйд не способна поддержать даже самую простейшую беседу. – Энтони заметил, что Виола уставилась на него в смятении, но все-таки продолжил: – Впрочем, даже когда ей удается связать вместе пару слов, она не может произнести их не заикаясь. По правде говоря, не знаю, что с ней случилось. Ведь первые дни по приезде она изъяснялась довольно сносно. Но с тех пор я почти ничего от нее и не слышал. В целом, она самое незаметное создание из когда-либо встреченных мною.

– Но при этом она до того необходима на твоих раскопках, что не может уехать. Стало быть, у нее все же есть определенные достоинства.

– Признаю, мисс Уэйд умна и блестяще выполняет свою работу. Она переводит с латыни, греческого и не знаю со скольких еще древних языков. Она изумительный специалист по мозаике и умелый реставратор. Хорошо рисует. Но эти качества вряд ли пригодятся ей в замужестве. У нее нет ни приданого, ни связей в обществе – помимо какого-то мифического барона – ни очаровательной женственности. Ничего, что могло бы хоть как-то восполнить эти недостатки.

– Дафна знакома со мной, и если ее дед и правда барон, то связи в обществе у нее есть. Если удастся его отыскать, то он, вероятно, выделит ей приданое. Что же касается остальных ее так называемых недостатков, это лишь твое мнение. Ты видишь в ней только очередного работника вроде мистера Кокса, мистера Беннингтона или кого-то из слуг. Сомневаюсь, что ты хоть раз взглянул на нее как на женщину.

– Мисс Уэйд не женщина. Она машина. Выполняющий множество полезных действий, мастерски сконструированный механизм. Она никогда не болеет, никогда не ошибается. Знаешь, не припомню, чтобы я когда-нибудь слышал ее смех.

– Какая нелепость! Я только этим утром слышала, как она смеется.

– А я ни разу. – Энтони замолчал, стараясь подобрать слова, чтобы поточнее описать мисс Уэйд с мужской точки зрения. – Выбирая жену, джентльмен не ищет машину. Он ищет женщину с качествами, присущими именно женщинам. К сожалению, мисс Уэйд ими не обладает. Это и правда весьма печально.