Глава 3

Из множества достоинств Энтони особенно Дафну восхищали его практичность и здравый смысл. Два года назад, решив начать раскопки в своем поместье, герцог приказал построить рядом с местом раскопок специальный домик – антику. Найденные артефакты хранились бы там до тех пор, пока их полностью не восстановят и не подготовят к отправке в Лондон.

Антика делилась на три просторные комнаты. В одной находились все древности, что дожидались внимания Дафны. В другой размещались уже отреставрированные предметы. Третья комната использовалась в качестве мастерской, и ее Энтони тщательно продумал. Дневной свет проникал сквозь многочисленные окна. Летом каменные стены и пол сохраняли внутри прохладу, что очень нравилось мистеру Беннингтону, но совершенно не волновало Дафну. Англия летом показалась ей приятной и совсем не жаркой, и уж точно намного более комфортным местом для пребывания в августе, чем пустыни Марокко.

В антике установили насос и водоотвод, на нескольких громоздких дубовых столах лежали реставрируемые ценности. Среди них был и мозаичный пол, к восстановлению которого Дафна только что приступила.

Поглощенная работой, она не замечала появившуюся в дверях леди Хэммонд, пока та не кашлянула.

– Надеюсь, я не помешаю ничему, что имело бы жизненно важное значение для истории, – улыбаясь, сказала виконтесса. – Утром брат снова показывал мне раскопки, и нас неожиданно прервали. Похоже, рабочие обнаружили исключительно ценную статую.

– Правда? Какую именно?

Леди Хэммонд небрежно махнула рукой:

– Понятия не имею. Энтони отвлекся на эту новую находку, и я поняла, что мне представилась великолепная возможность ускользнуть.

Дафна была озадачена:

– Ускользнуть?

– Именно! Признаться, мне становится тоскливо до слез, когда Энтони заводит речь об истории и римских древностях. Вчера он невозможно долго показывал мне глиняные горшки и бронзовые топоры, и было совсем непросто сдержаться и не зевнуть. Сегодняшний осмотр каменных стен, разбитой черепицы и всякого мусора высотой в шесть метров оказался мне не по силам. Пришлось сбежать. Вы, вне сомнения, похожи на Энтони, и считаете все это увлекательным. Но, боюсь, я не столь умна и не могу предаться целиком скучному обсуждению разбитой амфоры для вина.

Дафна поразилась, как кто-то может назвать подобную беседу скучной. В мечтах она каждый день увлеченно обсуждала сии вопросы с Энтони, вот только разговоры эти, конечно же, никогда не происходили наяву, ведь обычно она теряла дар речи в его присутствии.

– И так, – продолжила леди Хэммонд, нарушив течение ее мыслей, – я оставила брата и направилась сюда. Заметив вас через открытую дверь, я подумала, что могла бы остановиться ненадолго и поболтать. Если только вы не против?

Дафна помедлила. Ей по-прежнему было невероятно неловко из-за тех набросков, что виконтесса нашла накануне. Никто не любит, когда его самые сокровенные тайны становятся известны, тем более, когда они становятся известны незнакомому человеку.

Будто прочтя ее мысли, леди Хэммонд заметила:

– Должна предупредить, когда дело касается секретов, я невероятно скучна. Я их храню.

Они посмотрели друг на друга, и словно искра понимания проскользнула между ними.

– Качество, достойное восхищения, – сказала Дафна. – Ваши друзья должны ценить его.

– Пожалуй, некоторые из них. Вот только у моих менее тактичных друзей это мое свойство вызывает лишь досаду.

Дафна не сдержала смеха. Ей нравилось неподдельное дружелюбие сестры Энтони. Кивнув, она пригласила виконтессу в антику:

– Буду рада вашему обществу.

– Спасибо, – леди Хэммонд вошла в комнату и подошла к столу. Она посмотрела на грязную, выложенную мозаикой плиту известняка. – Что вы делаете?

– Восстанавливаю мозаику. Смотрите.

Дафна натянула пару толстых кожаных перчаток, извлекла из-под стола стеклянную бутылку с окисленной водой Тенара (1), вытащила пробку и медленно, но щедро полила покрытую мозаикой поверхность. Когда налипшая грязь начала смываться, проявился образ обнаженной женщины, лежащей в лодке в форме раковины.

– Ах, ну разве она не прекрасна! – рассматривая изображение, воскликнула виконтесса. – Вы знаете, кто это?

– Венера, – тут же ответила Дафна. – Римская богиня любви. Этот кусок мозаики находился перед дверью в покои хозяина и хозяйки дома. Не сомневаюсь, что, хоть их брак и был устроен по расчету, они любили друг друга. Об этом говорит и мозаика, и то, что они спали вместе, и другие предметы, которые мы здесь нашли. – Рассматривая изображение, она на мгновение замолчала, а затем добавила: – Хотелось бы думать, что они были так же счастливы, как мои мама и папа.

– Значит, у ваших родителей был союз по любви?

– Да, силе их любви и дружбы можно только позавидовать. Я была ребенком, когда умерла мама, но даже тогда чувствовала, сколь трепетно и нежно они друг к другу относятся.

– Мисс Уэйд, вы считаете, любовь важна в браке?

Дафна посмотрела на виконтессу. Ее изумил вопрос, ответ на который, казалось, был столь очевиден.

– Ну конечно. Разве не все так считают?

– Нет, дорогая, – ответила леди Хэммонд с непонятной Дафне насмешкой в голосе. – Далеко не все. На днях я слышала, что любовь и брак никак не связаны, что они и вовсе не должны иметь между собой ничего общего. Что вы думаете об этом?

– Должно быть, высказавший это суждение человек прискорбно циничен.

Дафна взяла небольшую щетинистую кисть и, нагнувшись, смочила ее в ведре воды под столом.

– Какие еще могут быть причины для брака? – спросила она, проводя кистью по мозаике, чтобы снять остатки грязи, въевшейся в щелки между кусочками.

– Дети – отличная причина.

– Неужели? – Дафна на мгновение замолчала. Она не могла удержаться от притворно изумленного взгляда поверх очков. – Я и не думала, что необходимы клятвы и церемонии, чтобы начали появляться дети.

Виола подавила легкий смешок.

– Какое безнравственное замечание, мисс Уэйд. Скажи вы такое в свете, все бы подумали, что вы совершенно возмутительны.

– Возможно, и безнравственное, но при этом вполне разумное. Если главное – дети, то любовь между родителями лишь обеспечит их во множестве.

К удивлению Дафны улыбка виконтессы увяла, а лицо ее омрачилось почти тоскливым выражением.

– Наверное, так и будет, – согласилась она, а затем качнула головой. – Но давайте продолжим наш разговор о браке. Помимо детей, есть и иные практические соображения, так ведь? Семейные связи. Преумножение богатства. Улучшение положения и влияния в обществе. Для многих эти причины более важны при заключении брачного союза, чем любовь.

– К чему все эти соображения, если нет счастья? Полагаю, женитьба без любви ведет к жизни, полной страдания.

Виола со свистом втянула в себя воздух, чем аж напугала Дафну. Девушка подняла глаза:

– Леди Хэммонд, вам нездоровится?

– Нет, нет, – успокаивающе подняла руку виконтесса. – Я совершенно здорова. Вот только любовь и сама может причинить немало страданий, мисс Уэйд.

Дафна помедлила. Сжав крепче кисть, она посмотрела Виоле в глаза.

– Да, – признала она. – Полагаю, бывает и так, если любовь не находит ответа. Вот только счастье испытать это чувство стоит боли.

– Так ли это? – скривив губы в насмешливой полуулыбке, пробормотала виконтесса. Ее взгляд переместился за спину Дафны, будто она рассматривала что-то вдалеке. – Сомневаюсь.

– Я тоже, – согласилась Дафна. Внезапно ей стало жаль Виолу. – Но прозвучало это весьма величественно и поэтично.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Уже при знакомстве я сразу поняла, что вы мне понравитесь, – продолжая смеяться, воскликнула Виола. – Мы должны стать подругами.

Дафна, обрадованная и тронутая предложением, улыбнулась.

– Я была бы рада, леди Хэммонд. Из-за постоянных переездов мне не довелось завести друзей.

– Вам следует называть меня Виола, а я в свою очередь буду звать вас Дафной. Цветочные имена, вы заметили? У нас уже есть что-то общее!

– Но не любовь к глиняным горшкам.

– Нет! Здесь вы больше схожи с Энтони, хотя мне никогда не понять, что такого интересного вы находите в керамических черепках.

– Ну, именно керамика в полной мере раскрывает историю…

– Хватит! – Виола остановила ее взмахом руки. – Я все это уже слышала. Я ведь только что сбежала от подобной лекции, не забыли?

– Точно. Хорошо, тогда я не стану втягивать вас в обсуждение шомронской утвари (2), краснофигурной посуды (3) и светлой керамики династии Омейядов (4).

– Отлично, ибо я с гораздо большим удовольствием послушала бы о вас. Сэр Эдвард упоминал, что родились вы на острове Крит.

Дафна была польщена, ведь она не часто вызывала у кого-либо интерес.

– Это правда. Папа занимался раскопками Кносского дворца (5). Я мало помню о самих раскопках, лишь то, как там было жарко и сухо. Тамошнее пекло не забыть. А мама часто рассказывала мне о лугах и рощах Англии. Для меня это звучало словно сказка.

– Ваши родители – англичане?

– О да. Они встретились, когда папа приехал в Англию – чтобы рассказать о своих находках во дворце и пройти посвящение в рыцари Ордена Бани (6). После стремительного ухаживания родители тайно сбежали и вместе вернулись на Крит.

– А остальная семья?

– Я… – Дафна чуть замешкалась. – Мой отец был сиротой.

– А родные со стороны вашей матушки?

Дафна замерла. Кисточка в ее руке с такой силой оказалась прижата к мозаике, что щетинки кругом легли на поверхность. Вопрос о семье матери воскресил в памяти тот ужасный день в Танжере (7) и письмо, которое она получила от лондонского поверенного через два месяца после смерти отца.

Благодарю Вас за Ваш запрос лорду Дюранду касаемо некой леди Уэйд, которая, по Вашему заявлению, являлась женою сэра Генри Уэйда и в девичестве мисс Джейн Дюранд, дочерью его светлости. Ваше утверждение ложно по причине того, что достопочтенная мисс Уэйд оставалась незамужней до самой своей смерти в 1805 году в возрасте двадцати лет. Случилось это в поместье ее отца в графстве Дарем. Решительно невозможно, чтобы она приходилась вам матерью. Лорд Дюранд сожалеет, что не может посодействовать Вам в этом вопросе. Любые дальнейшие попытки получить финансовую помощь или заручиться поддержкой его светлости заведомо ни к чему не приведут.