- Давай, рискни, и это приведет нас к той игрушке, что лежит в твоей тумбочке, и думаю, тебе этого не хочется.

Моя голова дернулась, когда я спросила:

- Ты рылся у меня в тумбочке?

- Одинокая женщина, которая быстро заводится, детка, я предположил, и оказался прав, и не считаю, что рылся где-то. Больше похоже на расследование на случай, если я буду в настроении тряхнуть стариной. У любого мужчины должны быть инструменты, необходимые для выполнения работы.

Это заставило меня вздрогнуть вместе с предчувствием приступа аневризмы.

- Эми? - позвал он, когда я не ответила.

- Тихо. Я пытаюсь вспомнить, видела ли какое-нибудь Интернет-кафе, где можно анонимно заказать яд.

- Игрушка идет в ход завтра вечером, - пробормотал он.

Снова дрожь.

- Ты закончил меня доставать? - спросила я.

В его голосе звучала улыбка.

- На сегодня.

- Замечательно. Увидимся завтра вечером.

- Заряди ее, Эми.

Боже, это неслыханно.

Проблема в том, что, кажется, мне это в нем и нравится.

Наряду с множеством других вещей.

- Как скажешь. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, детка.

Закончив разговор с Микки, я бросила телефон на кровать и вернулась к детям.

*****

- Да, - выдохнула я, кончая, Микки убрал вибратор, а затем проник в меня. - Да, - повторила я.

Мы лежали на боку, лицом к лицу, и я перекинула ногу через бедро Микки. Хотя это продолжалось довольно долго, Микки позволил мне кончить, прежде чем поцеловать, трахнуть и снова отправить в полет.

Презервативы остались в прошлом, после этого я привела себя в порядок, надела ночнушку и возвратилась в постель к Микки, где он прижал меня к себе в темноте.

Я сильнее вжалась в него, согретая его телом, пресыщенная и полусонная, прежде чем он заговорил.

- Похоже, моей наследнице нравится, как я тряхнул стариной.

Я открыла глаза и в темноте увидела его шею.

- Заткнись, Микки.

- Думаю, я стал на год старше, так долго ты кончала.

Я запрокинула голову и посмотрела на него сквозь темноту.

- Заткнись, Микки.

Он наклонил голову и поцеловал меня. Это длилось дольше, чем мой оргазм, намного дольше и закончилось тем, что мы крепко переплелись, его рука легла мне на зад, а я прижалась так близко, будто хотела, чтобы он поглотил меня.

- А теперь спи, детка, - приказал он, перестав меня целовать.

Я уткнулась лицом ему в шею и сказала:

- Как же ты меня раздражаешь.

- Хорошо, что ты от этого заводишься.

Он был прав.

Я решила, что тишина будет в порядке вещей.

Я находилась к нему так близко, как только могла быть без Микки внутри меня.

Но он все равно притягивал меня еще ближе.

- Вспышка, - прошептал он.

- Что? - спросила я сонно, но все же смогла ощутить резкий укол.

- Действительно чертовски счастлив.

Я не заплачу.

Я не заплачу.

Я не заплакала.

Я придвинулась еще ближе, поцеловала своего парня в шею и прошептала:

- Спокойной ночи, милый.

- Спокойной ночи, Эми.

Я закрыла глаза, прижалась к Микки и, испытав собственную вспышку, заснула.

*****

Мы с Микки возвращались из кино, когда он сказал:

- Прошлым вечером к тебе приезжали дети, и я поговорил с парочкой парней. Они готовы подежурить в пожарной части, если понадобится.

Он держал мою руку в своей, положив ее мне на бедро, и поглаживал большим пальцем бок.

Он мягко напоминал мне, что хочет познакомиться с моими детьми.

Мне это нравилось, но я нервничала.

- В следующий раз, когда они снова приедут, я поговорю с ними, - пообещала я.

У нас уже был разговор о свиданиях, и они были совершенно уверены, что мы с их отцом не будем снова вместе.

Но Микки был прав. Хотя я не видела их в понедельник, они оба пришли после школы накануне и задержались после ужина. И даже не включили записанное шоу. Мы все вместе смотрели фильм по каналу HBO.

И это было хорошо. Легко. Нормально. Так, как было у нас три года назад, и так, будто этих трех лет не было.

Конечно, у нас с Оденом был короткий разговор, и неудивительно, что Олимпия ничего не говорила. Она избегала споров (за исключением тех случаев, когда препиралась с братом). Не только своих, но и чужих. Это заставляло меня чувствовать себя еще более виноватой, потому что она видела много такого между мной, Мартиной и Конрадом.

Она не станет поднимать этот вопрос. Она оставит все как есть и пойдет дальше.

И Микки также был прав, говоря, что я должна радоваться, продолжать делать то, что делала и не беспокоиться.

Но я была матерью, и, как бы далеко я ни находилась от своих детей, я знала их.

Происходило что-то еще.

До последнего вздоха я хотела, чтобы они чувствовали, что я их безопасная гавань.

Я просто хотела знать, если это и есть та причина, зачем я им нужна, тогда от чего я их укрываю.

Микки подъехал к моему дому, нажал на кнопку, открывающую гаражную дверь, и въехал внутрь. Я сидела рядом, отвлекаясь от своих мыслей, думая, что мой дом был идеальным. В тот момент я подумала, что это потому, что рядом с ним был гараж на две машины, а также гараж на одну машину поменьше, в который можно было попасть с помощью собственного пульта и через внутреннюю дверь, ведущую из большого гаража.

Одноместный идеально подходил для моего «Мерседеса».

Для «Ровера» и «Сивика» сына был бы отведен большой гараж.

Видите?

Идеально.

Он припарковался. Мы вышли из машины. Зашли внутрь.

Я побрела на кухню, включила светильники и спросила Микки хочет ли он пива, когда раздался звонок в дверь.

Я остановилась и посмотрела на нее.

Микки, стоявший в нескольких шагах позади меня, тоже остановился, и развернулся в сторону двери.

На крыльце горел свет, и я знала, чье тело отбрасывает тень на стекло.

Конрад.

Что он здесь делает в такой час?

Или в принципе, что он здесь забыл?

- Черт, это Конрад, - прошептала я.

Микки продолжал стоять, повернувшись к двери, но медленно посмотрел на меня.

Я поймала его взгляд, и у меня перехватило дыхание, что было совсем некстати, потому что мне нужно было сосредоточиться, чтобы дышать, и было слишком поздно действовать.

Потому что Микки стремительно направился к двери, прежде чем я успела пошевелиться, и сказать:

- Микки, позволь мне.

Он остановился у двери, бросил на меня предостерегающий взгляд и произнес одно слово.

- Нет.

Затем он повернулся, отпер дверь и распахнул ее настежь.

Я находилась в пяти футах от него, но хорошо видела Конрада, который стоял на пороге и хмуро смотрел на Микки.

- Не надо бы тебе этого делать, - прорычал Микки, когда я подошла к нему, прижалась к его спине и слегка сжала его руку.

Прежде чем я успела сказать хоть слово, Конрад посмотрел на меня.

- Отзови своего неандертальца, Амелия.

Микки твердо стоял между мной и им.

- Не смей так говорить о Микки, - отрезала я.

- Почему? – огрызнулся в ответ Конрад. - Ты считала себя вправе прыскать ядом на Мартину.

- Да, но она не трахается со мной с твоим кольцом на пальце. У тебя нет никаких оправданий на это, придурок, так что забудь об этом, - выдавил Микки.

Конрад перевел сердитый взгляд на Микки.

- Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

- Да, но я понимаю то, что твоя женщина знала, что ты должен был снять кольцо со своей жены, прежде чем она получит от тебя свое собственное, так что у нее также нет оправданий, - ответил Микки. - А теперь, повторяю, забудь об этом, и если тебе есть что сказать, говори и проваливай отсюда.

Конрад снова посмотрел на меня.

- Этот человек меня не знает, он не имеет права ругаться на меня.

- Чувак, ты пришел сюда в десять вечера, незваный и нежеланный позвонил в дверь, и как только тебе ее открыли, сразу же пошел в атаку, - парировал Микки. – Твои первые слова свели на нет все уважение, что ты мог бы получить от меня. Это не твой дом. У тебя нет никаких прав в данной ситуации. И совет. Отрасти, мать твою, яйца. Не имею права ругаться на тебя? - усмехнулся он. - Чертова баба.

Лицо Конрада было суровым, и его ярость была ощутима, когда он повернулся ко мне.

- Буду благодарен, если ты станешь придерживаться соглашения об опеке, заключенного в суде, - заявил он.

- Я не похищаю детей и не заставляю их смотреть здесь телевизор, Конрад, - ответила я. - Они спрашивают можно ли приехать. Это их дом. Они могут приходить сюда в любое время, когда им заблагорассудится.

- Если они просят разрешения приехать, объясни им, что, согласно требованию суда, приглашаешь их на один выходной в месяц, тогда и увидитесь.

Что за напыщенная задница.

Невероятно, что он действительно хотел держать детей подальше от их матери, когда они хотели провести со мной время.

Боже! Как я вообще могла влюбиться в этого человека?

- Не могу сказать, что вчитывалась в каждое слово, Конрад, - возразила я. - Но не думаю, что где-то в судебных документах сказано, что если дети хотят проводить со мной дополнительное время, я не могу им этого позволить.

- Я попрошу своих адвокатов просмотреть их, и если это не так, возможно, я позабочусь, чтобы эти поправки внесли, - выпалил Конрад.

- Да, сделай это, - предложила я.

- Ты же не хочешь снова предстать перед судьей, Амелия, - предупредил он.

- Ошибаешься, - сказал я ему. - Я хочу. Очень, очень хочу.

- У тебя чересчур короткая память, - усмехнулся он.

- Могу сказать то же самое, - ответила я.

- Что? Несколько месяцев хорошего поведения? С этим далеко не уйдешь, - усмехнулся он.

- Прости мне, мою ошибку. Позволю себе заметить, что на самом деле прошло не несколько месяцев, а больше года. Видимо, у тебя не только короткая память. Ее тебе вообще отшибло.

- Ты больше не можешь использовать против меня, как оружие, мои отношения с Мартиной, - заявил он.

- Возможно. Хотя она и Гейл Конвей могли бы привести меня кое к чему.

Гейл Конвей, женщина, которая инициировала дела о сексуальных домогательствах в Лексингтоне, откуда она переехала, но все еще очень не любила доктора Конрада Мосса.

Конрад побледнел.

В яблочко.

- Если этого недостаточно, я добавлю Хиллари Шмидт, - продолжала я.

Мисс Шмидт не подавала иска, но она была не слишком довольна Конрадом, который поматросил ее и бросил, увиваясь за ней и одновременно за Мартиной, и это продолжалось шесть месяцев.