— Я никому не скажу, — ответила я. — В любом случае, друзей у меня нет.

— За обедом ты сидишь с Эвери, — произнес он.

Он заметил, что я сижу с Эвери во время обеда? Что? Он следил за мной?

— Эм, она не настоящий друг, — ответила я.

— Ох.

Я прочистила горло.

— Так сколько?

— Ну, раз уж это наш секрет, — произнес он, — Мне только исполнилось двадцать восемь.

— Ого.

— Что это значит? — спросил он.

— Я думала, вам, например, двадцать два или вроде того, — ответила я. Я не могла влюбиться в двадцати восьмилетнего мужчину. Он слишком взрослый.

— Жаль разочаровывать тебя, — ответил мистер Коннели, смеясь.

— Просто вы выглядите моложе. Но, думаю, это хорошо. По крайней мере, для взрослых. Выглядеть моложе своего возраста.

— А подростки хотят, как раз прямо противоположного, верно? — спросил мистер Коннели. — Ты хочешь выглядеть старше.

— Достаточно взрослой, чтобы купить пива, — согласилась я.

Он покачал головой.

— Боже, иногда я скучаю по старшей школе.

Я остановилась на полушаге.

— Что?

— Я что-то не так сказал? — спросил мистер Коннели, оборачиваясь.

— Именно так! — воскликнула я. — Нечто кощунственное, по меньшей мере! Вы скучаете по старшей школе?

— Не для всех она была ужасна, Кейденс, — произнес мистер Коннели, улыбаясь. — У меня были забавные друзья. Хорошее было время. — Он задумался на мгновение. — Хотя, теперь, когда я об этом думаю, мне надо было меньше давать родителям поводов для беспокойства. Я был немного плохишом, — произнес он и подмигнул мне.

Я не хотела, чтобы он мне подмигивал. И не хотела продолжать этот разговор. Я чувствовала себя неудачницей. Достаточно того, что я была нелепо влюблена в него. Мне не нужно было знать, насколько крутым он был в старших классах.

— Так что думаешь, заедешь в этот музыкальный магазин? — спросил он.

Я кивнула. Мне не нужно было знать, каким он был в старшей школе, но я отчаянно хотела узнать, какой он сейчас.

***

— Мне нужно спросить Дилана, — произнесла я, оказавшись в самом не организованном магазине, что я когда-либо видела.

— Это я, — ответил молодой мужчина за стойкой. — Могу вам чем-то помочь?

— Ну, мой…друг отправил меня сюда и сказал попросить вас выбрать для меня что-нибудь послушать на виниле. — Я надеялась, что сказала всё правильно. Не уверена, как правильно говорить. На виниле? С винила?

Дилан улыбнулся.

— Никогда ничего не слушала на записи?

Я покачала головой.

— Сколько тебе?

— Двадцать один, — ответила я. Не знаю, почему солгала.

Он кивнул.

— Так ты у нас новичок.

— Ты же не станешь рассказывать мне долгую, затяжную историю записей, не правда ли?

Дилан рассмеялся, а потом покачал головой.

— Нет. Я пощажу тебя. Видела когда-нибудь граммофон?

— Ага, — ответила я, хотя и не видела.

Дилан усмехнулся. Он знал, что я врала.

— Скажи-ка, кто тебя послал?

— Эм, Марк Коннели, — ответила я.

— Оо, Марк, — сказал Дилан. — Да, он звонил мне совсем недавно. Оставил для тебя кое-что. Ты же Кейденс, правильно? Одна из его учениц? Что ты делаешь в старшей школе в двадцать один?

Моё лицо стало цвета помидора.

— Он оставил что-то для меня?

— Ага, — ответил Дилан. — Если ты Кейденс, конечно. Ты подходишь под описание. Маленького роста. Светлые волосы. Голубые глаза.

— Он описывал меня? — я практически потеряла сознание. И я не шутила.

— Ага, — Дилан осматривал стойку с задней стороны, пока не нашел пластинку. Он снял стикер, на котором было написано Кейденс, и протянул мне. — Он позвонил мне совсем недавно. Сказал, ты сегодня зайдёшь. Подумал, что это тебе понравится.

Я осторожно взяла пластинку, изучая обложку, на которой были изображены двое мужчин, копающихся в пластинках в магазине, очень похожем на тот, в котором я сейчас находилась.

— Так, я полагаю, тебе не двадцать один, — произнес Дилан.

Я покачала головой.

— Не знаю, почему я так сказала. Может для того, чтобы ты воспринял меня всерьёз.

— Я принимаю всерьёз всех, кто заходит в мой магазин, — ответил Дилан.

— Хорошая деловая практика, — сказала я.

— Так, сколько тебе? — спросил он.

— Почти восемнадцать.

— И это значит, что тебе семнадцать.

Я кивнула.

— И ты думаешь, что твои музыкальные предпочтения меняются?

— Не знаю.

— Ты слышала этот альбом раньше?

— Да. На диске.

Дилан кивнул.

 — Хочешь послушать в лучшем звучании?

Я улыбнулась.

— Да.

— Что ж, тогда иди за мной, — сказал он и повел меня в заднюю часть магазина. — Я понятия не имел, что Марк в ответе и за твоё музыкальное образование.

Я вспыхнула и отвернулась.

— Хотя, меня это не удивляет, — продолжил Дилан.

— И что это значит? — спросила я, останавливаясь перед странным механизмом, который выглядел, как что-то из фильма 70-х годов.

— Марк всегда брал кого-то себе в качестве проекта в колледже. До того, как он увлекся инструментальным хип-хопом, он втюхивал какую-то ерунду об охране окружающей среды. Один из наших друзей проявил крошечную толику интереса, и всё. Он включился по полной, как маньяк.

Я ощетинилась. Мне не нравилась идея быть проектом для своего учителя математики. Более того, мне не нравилось, что он видел меня впечатлительной юной девчушкой с нуждой в попечительстве. Мне не стоило вообще брать у него тот диск. Мне вообще не стоило приходить сюда.

— Так вот, это граммофон, — продолжил Дилан. — И вот как он работает.

Он забрал у меня пластинку, достал её из футляра и аккуратно расположил её на том, что назвал проигрывателем. Он запустил его и поднял ручку.

— А теперь, вот это самая сложная часть. Нужно быть очень осторожным, когда ставишь ручку на пластинку. Видишь иглу на кончике?

Я присмотрелась и кивнула.

— Вот что проигрывает твои песни, но также она может поцарапать пластинку. Поэтому главное тут медленно и осторожно, — сказал Дилан, опуская руку и осторожно устанавливая иглу на внешней грани пластинки. — Я не использую наводящиеся рычаги. Они для дилетантов.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — ответила я

— О, они просто устанавливают ручку за тебя. Они предназначены для более безопасного наведения музыки, но у меня довольно устойчивая рука. Минимум царапин. Видишь?

Я захихикала.

— О, да. Точно.

Дилан усмехнулся.

— Винил проигрывается извне внутрь. Если ты хочешь слушать песни по порядку плейлиста.

— Что?

— Ты увидишь, как ручка движется прямо к центру, когда играет пластинка, — объяснил он. — Диски проигрываются наоборот.

— Оо, — перед тем, как заиграл первый трек, я услышала шум и треск

— Может, хочешь послушать что-то конкретное? — спросил он.

— Ну, я уже слушала весь диск, — ответила я.

— Какая песня тебе понравилась больше всего?

— Ммм, мне действительно нравится Штиль/Долгий штиль, — ответила я. Я чувствовала себя глупо, произнося это название вслух. Я не думала, что это должно быть у меня во рту.

— Сейчас будет Штиль/Долгий штиль, — ответил Дилан и остановил проигрыватель. Я наблюдала, как он ожидает, когда пластинка полностью остановится, перед тем, как приподнял ручку с винила. Он перевернул пластинку, снова запустил проигрыватель и расположил иглу на второй полосе с внешней стороны. Снова треск и шум, а потом началась песня.

Какое-то время мы слушали в тишине, и я изо всех сил пыталась услышать неуловимые различия с виниловой версией, но должна признать, единственное различие, что я уловила, это периодические шипящие звуки, наложенные на музыку.

— Я не понимаю, — призналась я. — Для меня звучит как-то грязно.

— Ты убиваешь меня, Кейденс, — произнес Дилан, — Это музыка в чистейшей форме.

Я робко улыбнулась.

— У ди-джеев есть полосы? Я имею в виду, как они включают все эти различные инструменты?

— Иисус. Христос.

— Что? — спросила я с негодованием. — Откуда мне, блин, знать?

— Ди-джеи используют сэмплы.

— Ладно?

Дилан покачалголовой.

— На сэмпле может быть что угодно. Запись из выпуска новостей. Запись песни, речи, фильма. Звуковые эффекты. На самом деле, что угодно. И ди-джей смешивает их все вместе, чтобы создать связную песню — новый сэмпл из разных сортов.

— Но на самом деле ничего нового они не создают, — заспорила я.

Дилан вздохнул и остановил проигрыватель.

— Да ты издеваешься надо мной? — спросил он. — Тогда так можно сказать про каждого музыканта. Никто не придумал нот на пианино или звуков гитары. Но каждый музыкант манипулирует этими нотами, чтобы создать что-то свежее и новое. Что-то оригинальное. С сэмплингом та же история.

— Ладно, я поняла, о чём ты говоришь.

Дилан вновь включил граммофон.

— Почему тебе нравится эта песня? В смысле, выбор и впрямь хорош. Просто любопытно.

Я почесала голову и пожала плечами, глядя на противоположную стену. Не уверена, что хочу рассказывать ему. Он может подумать, что я изо всех сил стараюсь показаться глубокой и сложной. Но правда была в том, что эта песня понравилась мне в ту же секунду, как я услышала её, ведь она была мной, прямо на грани добродетели, на грани выбора — в пространстве между движением вперёд к чему-то жизнеутверждающему и падением в бездну. Я выбрала пропасть. Однажды. Лишь один раз. И теперь всё изменилось, а я не могу вынести тьмы.

— Кейденс?

Я продолжала смотреть, думая о том мгновении, когда согласилась вдохнуть кокаин впервые. Единственный раз. И лишь одну дорожку. Он обжёг мне нос, но потом я ощутила сверкающее потрескивание, очень похожее на шум винила. После того, как я вдохнула белую дорожку, я встала, а моё тело поднималось всё выше и выше. Я помню, как подняла руки, убеждённая, что ангелы держат мои руки и тянут меня. Я летела и растягивалась в одно и то же время.

— Кейденс? Ты в порядке?

Я резко перевела взгляд на Дилана.

— Спасибо, что дал послушать. Мне пора идти.

— Погоди. Дайка мне вернуть тебе твою пластинку.

— Что?

— Марк купил её для тебя, — произнес Дилан, осторожно убирая винил в футляр.

— Что? Я думала, он просто отложил её, — ответила я, взяв пластинку. Что мне вообще с ней делать? У меня не было проигрывателя.