ГЛАВА 13

День 6

Настоящее

И будучи молодой и погружённой в безумие

Я злюсь.

Впадаю в отчаяние.

Рассыпаюсь на части.

Снова собираюсь воедино.

Побеждена.

Я сильная.

Я кругами хожу по своей темнице. Моё настроение меняется несколько раз в минуту. Эмоции бушуют и выходят из-под контроля.

В галлюцинациях я вижу вещи, которых быть не может. Слышу разговоры, которых никогда не было. Воспоминания, которые являются неправдой, и предназначение которых — пытать меня.

Мой разум становится моим злейшим врагом.

Он куда злее, чем всё ещё неизвестный похититель, который продолжает дразнить меня словами, которые я должна помнить.

Связать тебя.

Отвергать тебя.

Закованную в цепи…

Вода давно закончилась. От запаха и невыносимой жары в крошечной тёмной комнате, я слабею и заболеваю. Я пытаюсь контролировать жажду, но иногда ничего не получается, и всё, что я могу делать — просто лежать на полу и содрогаться от кислоты в своём желудке.

Я нахожусь в постоянной, ослепляющей боли. Между приступами голода и тошноты, я едва могу стоять на ногах.

Но затем я думаю о том, кто мог поместить меня сюда, и злость придаёт мне сил, на которые я и не рассчитывала. Я стучу кулаками по стеклу на окне, стараясь разбить его. Стучу, пока руки не покрываются кровоточащими ранами. Но стекло не поддается. На нем не появляется ни единой трещины.

Затем я снова впадаю в отчаяние. Преобладают мысли о смерти, и я обдумываю сотни способов, как покончить с собой. В эти мрачные моменты только это кажется единственным выходом.

Я надкусываю кожу на запястьях, пытаясь вскрыть себе вену. Кровь попадает на губы и язык. Но добраться до вены мне не удаётся. Я прекращаю попытки, когда рот наполняется металлическим привкусом. Сплёвываю и решаю попытаться снова, но от вида стекающей по рукам крови, начинаю паниковать.

Отрываю лоскуты ткани от футболки и перевязываю запястья, стараясь затянуть как можно сильней. Громко ругаю себя за собственную глупость. Когда депрессия немного утихает, я нахожу кое-что получше.

Намерение отомстить.

Я собираюсь найти того, кто заключил меня сюда. Того, кто запер.

— Может быть, твоя мать была права, пряча тебя ото всех.

Меня снова тошнит.

Слова Брэдли не выходят из головы.

— Я всегда буду защищать тебя. Несколько лет назад я пообещал тебе, что буду приглядывать за тобой. Так я и стану делать. Не смотря ни на что. Даже если за это ты меня возненавидишь.

Почему я вспоминаю об этом? Почему не могу перестать думать о злых зелёных глазах Брэдли?

Пустые, ничего не выражающие. Словно ничего не видящие…

— Прекрати! — рычу я. Мозг работает на убой. Ничто не имеет смысла. Реальность и фантазия перемешиваются со скоростью товарного поезда.

— Прекрати, Нора! Ты не понимаешь!

— Думай, Нора. Думай о той ночи. Что произошло? — бормочу я, пытаясь сфокусироваться. Я сжимаю пальцами запястье и останавливаю приток крови. Это дурацкая затея. Я не должна снова опускаться до этого.

Я должна думать.

Я должна вспомнить!

Я вижу деревья вдоль тротуара. Я тороплюсь. Шаги быстрые, я почти бегу. Я не могла сказать Марин, что иду. Она не ждёт меня. Мне хотелось показать ей мою новую татуировку, такую же, как у неё на руке.

Я надеялась, что ей понравится.

Раньше она сказала мне, что я хорошо выгляжу. Я всё ещё слышу её смех, когда девушка убирает волосы с моего лица.

Мне нравится, когда она прикасается ко мне.

Она специально это делает. В ласках Марин Дигби нет ничего случайного и непреднамеренного.

Никогда не думала, что смогу полюбить кого-то, но знала, что была наивной дурой.

Мама бы ужаснулась. Возмутилась. Она сочла бы еще одним проявлением моей грешной души моё нежное отношение к милой девушке, которая сочинила музыку к моей песне. Я практически чувствовала поцелуй трости преподобного Миллера на своей спине.

Мне следует бояться. Всю прошлую жизнь я провела в страхе. Униженная. Отвергнутая.

Но с Марин жизнь могла бы стать более…

И всё. Ничего больше не могу вспомнить. Ищет ли меня Марин?

Нет.

Такой ответ даёт моё подсознание.

Глубоко внутри я чувствую, что это правда.

Марин не ищет меня. Она рада моему исчезновению.

Но почему?

Я была так рада встрече с ней. Так была в ней уверена. В нас.

Что произошло?

Зелёные глаза Брэдли.

Распахнутый от страха рот Марин.

Кожа..

Губы, сжатые вместе.

Вздохи удовольствия, когда руки переплетаются вместе.

Сердцебиение ускоряется, холодный пот струится по горячей плоти.

Неодобрительное лицо матери.

Ненавидящий смех Рози, который заполняет каждую частичку моего измученного тела.

Ты не заслуживаешь никого из них, Нора. Ты всегда будешь одна.

Я закрываю лицо руками и пытаюсь успокоить свои разбушевавшиеся мысли. Они прыгают с места на место.

Хорошо. Я собиралась встретиться с Марин. Я планировала рассказать ей… что?

— Я люблю тебя! — снова и снова в рыданиях кричу я. Слёзы текут по щекам и капают на рубашку.

Я покручиваю кольцо Рози на большом пальце.

Я никогда не получаю того, чего хочу.

Никогда!

Я срываю кольцо с пальца и отшвыриваю его изо всех сил.

Оно отскакивает от руки Марин и падает на землю. Оно катится, пока не исчезает под кучей вещей, оставленных на полу.

Голова раскалывается. Со стоном я падаю на колени, покачиваюсь взад и вперёд, потираю виски.

Так много боли. Так много страданий.

Внутри и снаружи.

Я должна выбираться!

Знакомое кольцо возвращает меня в настоящее. Я не могу позволить себе забыть такую важную вещь.

Найти путь к побегу.

Узнать человека, ответственного за моё заключение.

Это самое важное. А не всякие призраки и иллюзии.

Бип. Бип. Бип.

Звук становится всё громче и громче. Но я не вижу ничего, что может его издавать. У меня нет мобильного. Я не ношу часы. Другие источники шума я распознать не могу.

Бип. Бип. Бип.

Звук давит на барабанные перепонки. Мне хочется закричать, но во рту слишком сухо.

Воспоминания приходят и уносятся прочь, слишком быстро, чтобы ухватиться за них.

— Пап, можно я помогу тебе протирать кожу? — спросила я, поднимая ткань.

Улыбка отца в этот раз показалась мне более отстранённой, чем обычно. Не уверена, что он вообще слышал мой вопрос. Отец был тихим. Очень тихим.

Не думаю, что ему хотелось брать меня с собой на работу. Но я умоляла его взять меня с собой, и он, наконец-то, сдался.

Рози тоже хотела пойти, но папа сказал, что не в этот раз. Для меня это была маленькая победа. Она разозлилась, когда он ушёл. Я чувствовала её ярость, пока мы шли к машине.

Это доставляло мне огромное удовольствие.

Папа не ответил, поэтому я начала протирать кожу. Мне нравилось бывать у него на работе. Это единственное место, где я хоть чуть-чуть ощущала покой. Я могла убрать волосы назад, и ощутить кожей лица ветер.

Папа никогда не смотрел на меня, как мама.

На самом деле, он вообще никогда не смотрел на меня.

Но быть рядом с ним невидимкой не причиняло столько боли.

— Ты чувствуешь это? — спросила я чуть позже. Папа работал в тишине, и я занялась уборкой.

Он не ответил.

Я продолжила раскладывать инструменты в аккуратные линии.

— Как тебе, пап? Нормально смотрится? — спросила я, испытывая гордость. Надеялась, он оценит то, что я потратила время на уборку его рабочего места.

Папа нахмурился, на его лице появилось раздражение.

— Нора, не разговаривай со мной, когда я работаю. — выдохнул он, — Я знал, это плохая идея, брать тебя с собой, когда мне нужно так много сделать.

Его гнев задевает меня. Такой поворот событий для меня неожиданность. Я сглотнула слёзы и разочарование, села в угол, ни к чему больше не прикасаясь. Я ждала…

Затем я увидела их. Голубые глаза.

Она находилась там, даже когда её там не было. Я вгляделась в темноту. Она всегда видит моё поражение.

Я чувствовала её садистское ликование.

Или оно моё?

Затем я почувствовала запах.

В этот раз сильнее.

Дым.

Я снова слышу стук.

Стук по стене.

— Я знаю, что ты там, — шепчу я. Это всё, что я могу делать.

Тук. Тук. Тук.

Бип. Бип. Бип.

— Кто ты?

Тук.

— Ты можешь помочь мне?

Тишина.

Ничего.

Я подхожу к стене и прижимаюсь к ней. Прислушиваюсь. Жду.

Тук. Тук.

И начинаю истерично смеяться. Не могу остановиться. Смех звучит надломленным и прерывающимся. Он хриплый, теряется во всепоглощающем жаре и мрачной темноте.

— Я знаю, что не одна, — утверждаю я, хотя это ложь.

Я привыкла дрейфовать в одиночестве.

Но я надеюсь.

Боже мой, я надеюсь.

Прислонившись плечом к стене, я прижимаю своё всё ещё забинтованное запястье к груди. Оно болит, но я не решаюсь взглянуть на кожу под перевязкой.

Затем я вижу то, чего не замечала до этого. В стене есть щёлочка, примерно в два дюйма. Через неё едва пробивается свет, и я знаю, что это свет из другой комнаты.

Оттуда-то и исходит шум.

Я опускаюсь на корточки и смотрю в отверстие.

Поначалу всё размытое и не ясное. Но я могу сказать, что комната, рядом с моей, ярко освещена.

Это стол посередине комнаты? И какие-то предметы стоят вдоль стены. Я не могу понять, что это, но одни больше, чем другие.

Я прищуриваюсь. Оттягиваю уголок глаза в сторону, чтобы улучшить зрение. Пытаюсь увидеть столько, сколько возможно, через эту небольшую щёлочку.

Затем я вижу то, от чего замираю. От чего сердце бешено бьётся в груди.

На полу, всего в пяти шагах от моей стены, кто-то лежит. По высоте и фигуре, я могу сказать, что это человек. Тело лежит прямо. Идеально прямо. Мне удаётся разглядеть некоторые детали, хоть видно немного.

От увиденного я отшатываюсь назад. И застываю на месте.

— О, Боже, — говорю я. — О, Боже!

Я не хочу снова смотреть в эту щель. Но не могу совладать с собой. Я должна убедиться. Я должна знать.

Я прижимаюсь лицом к стене.

Слёзы текут по щекам.

Они оставляют тонкие линии на грязном лице.

Они катятся и катятся.

Потому что теперь я знаю, что в этом аду не одна.

У меня есть компания…