— Кажется, тебя это не очень радует, — подытожила Марин.

Я пожала плечами.

— Ну, да, — согласилась я. Мне нравилось делиться с ней секретами.

— Даже не знаю, кому из нас хуже? — Марин склонила голову набок и посмотрела прямо мне в глаза. Она тянула зубами кусочек кожи, на трещинке на нижней губе. Белые зубы вонзались в сухую, потрескавшуюся плоть.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я с придыханием.

Марин постучала пальцем по моей руке, и я напряглась. Затем расслабилась. Затем застыла. Разбилась на кусочки. Затем она медленно начала рисовать восьмерки на моей руке. Связанные. Бесконечные.

— Ну, кому хуже? Мне, которая не привязана ни к одному месту и не имеет корней, или тебе, кто так глубоко пустила корни, что их буквально зацементировали?

Хороший вопрос. Хотела бы я, чтобы у меня был ответ. Но я никогда о таком не задумывалась.

— Это мой стул.

Марин нахмурилась, но, даже не подняла головы, когда услышала низкий, угрожающий голос Брэдли. Даже не встала. Она посмотрела на меня пронзительным взглядом, в котором плескалась тысяча неопределенностей.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — прошептала она, явно на что-то намекая.

Брэдли швырнул мне сэндвич с таким видом, от которого нормальный человек перепугался насмерть. Я знала, что ещё чуть-чуть, и он просто стащит её со стула. Я видела, как парень снова и снова сжимал кулаки.

Он так легко заводится. Чтобы его предохранители перегорели, многого не требуется. Марин нахмурилась ещё сильнее, её тело напряглось. Я знала, как она расценивает наши отношения с Брэдли.

Девушка не знала, насколько она права, и как сильно ошибается.

Я никогда бы не смогла объяснить ей или кому-то ещё, как тяжело Брэдли даётся делиться с другими. Не говоря уже о внимании и привязанности к единственному человеку, которому он доверял.

Идеальная семья так много скрывала. Засохшая кровь на щеках доказывала это.

Я подпитывалась его ревностной злостью, потому что знала, что всё это из-за меня.

Марин наблюдала за мной. Брэдли наблюдал за Марин. Я наблюдала за ними обоими. Сердце разрывалось.

Напряжение достигло пика, поэтому Марин привстала, отодвинув стул назад. Ножки стула громко заскрежетали по полу.

— Мне бы хотелось как-нибудь позвонить тебе, Нора, — сказала Марин, специально игнорируя Брэдли, который продолжал медленно закипать.

С лёгкой улыбкой на лице, я начала рыться в кармане, в поисках телефона. Я знала, что сейчас произойдёт.

Это так волнительно.

Брэдли схватил меня за запястье и сильно сжал. Я оставила телефон в кармане.

Марин так сильно прикусила нижнюю губу, что пошла кровь. Маленькая капля осталась на зубах. У меня пересохло во рту.

— Пока, Марин, — мягко сказала я. Наши взгляды встретились, в ушах раздался легкий звон. Напоминающий мелодию.

Песню.

Нашу песню.

— Пока, Нора, — также мягко попрощалась она.

Закинув сумку за плечо, она ушла. Брэдли немедленно занял стул, как только его освободили.

Меня так это разозлило.

— Знаешь, мог бы быть немного повежливее, — сказала я ему, не скрывая эмоций.

Брэдли развернул бутерброд и разломил его на крошечные кусочки.

— Нора, ты слишком доверчивая. Думал, что ты научилась держаться от людей подальше.

Слова прозвучали расстроено, и я знала, что это из-за меня. Он знал, что внешность бывает обманчива. Этот урок мы выучили каждый по-своему, жестоким образом.

— Марин милая…

— Она хорошенькая. Это большая разница, — ответил он. В его голосе слышалась такая… боль и горечь.

Я напряглась.

— Ты думаешь, что она хорошенькая?

Брэдли кинул на меня свой привычный взгляд. Тяжелый. Проникающий под кожу.

— Конечно. Тебе так не кажется?

Я проглотила кусочек хлеба, чуть не задохнувшись при этом.

— Может твоя мама была права, пряча тебя ото всех, — сказал он. Слова были такими холодными. Острыми, ранящими моё сердце.

Я откусила ещё кусочек, набивая рот.

— Так ты была в безопасности, — мягко сказал он, — подальше от всех, кто может причинить тебе боль.

Он нагнулся и сжал мою руку так сильно, что косточка прижалась к косточке.

— Ты не можешь доверять всем подряд, Нора. Но ты можешь доверять мне. Я всегда буду защищать тебя. Несколько лет назад я пообещал, что буду приглядывать за тобой. Так и есть. Неважно, что произойдёт, я буду заботиться о тебе. Даже если ты возненавидишь меня за это.

По всему телу пробежал жар.

— Я знаю, — прошептала я, покраснела и разволновалась.

Правда была пугающей. Но она так обнадёживала. Я знала, что для него не существует границ.

Все его слова я хранила в сердце.

Его признание принадлежало лишь мне.