— Что? — его тон полон презрения, насмешка сочится из единственного слова, а глаза сверкают. — Считаешь, я хочу тебя? Думаешь, я пришел сюда, чтобы трахнуть тебя или позволить такому педику, как ты, отсосать мне? — смех, который за этим следует, звучит мерзко и с издевкой. — Ах, да. Я же забыл. Айзек Фокс сосет хуи, притворяясь би. Ты говоришь мне, что я гребаный трус, но это ты слишком труслив, чтобы признать тот факт, что тебе нравятся стволы, а не киски.
Флинн делает шаг вперед, ожидая, что я отпряну от желчи, льющейся из его рта, и ненависти, горящей в глазах.
Ткнув меня в обнаженную грудь, он продолжает:
— Меня тошнит от таких, как ты. Если хочешь быть сучкой другого мужика, просто будь ею, блядь. А прятаться за вагиной, заявляя, что ты типа не сраный гомик — это жалко, — еще один более агрессивный тычок в грудь. — Педики, притворяющиеся би, это полная хрень. Мерзкие манипуляторы, которые прекрасно знают, что делают.
Последний яростный тычок в мою грудь — конец моему терпению, и я хватаю Флинна за запястье.
— Уж не тебе рассуждать об этом. Я принимаю себя таким, какой я есть. Печально то, что ты не можешь быть честен с самим собой.
Флинн вырывает свою руку из моей хватки, словно мое прикосновение обжигает, и отступает назад. В его стальных глазах горит обещание насилия, но я еще больше подстегиваю парня, ни разу не дрогнув.
— Не смей даже дышать рядом со мной, — звучат его прощальные слова, прежде чем Филлипс проносится мимо меня, задевая своим плечом мое и пытаясь сбить меня с ног.
Но я стою твердо; кулаки сжимаются от желания наброситься на этого козла, однако мой предательский член, стоящий с гордо поднятой «головой», раздражает меня гораздо больше.
Блядь, ну почему я желаю мужчину, который наполнен таким количеством яда? Того, кто настолько запутался в своих желаниях, что ему нужно назвать меня отвратительным, лишь бы успокоить свои личные сомнения.
Мне так надоело, что меня постоянно кто-то осуждает.
Где найти сообщество для таких как я?
Геи считают, что таким образом я пытаюсь спрятаться за своим влечением к женщинам, как будто мы в каком-то вымышленном шкафу. Натуралы думают, что все это чушь собачья и быть би — почти то же самое, что быть геем. А еще есть женщины; ну, в начале они все заинтригованы, но это быстро проходит, когда они решают, что я недостойный партнер, потому что могу изменить не только с другой женщиной, но и оставить их ради другого мужчины.
Вот почему у меня нет ни с кем отношений.
Бисексуальность — еще один термин, обозначающий недоразумение или сомнение. Хотя по правде это всего лишь значит, что я могу найти красоту во всем. Мое влечение не имеет предпочтений. Меня заводят люди.
Не просто женщины или мужчины.
Люди.
Я вижу их красоту. Они же относятся ко мне с подозрением.
Ярлыки нужны для гребаных банок, а не для людей.
Я смирился с тем, кем являюсь, и будь я проклят, если позволю снова унизить себя такому фанатичному идиоту, как Флинн Филлипс, который к тому же, скорее всего, скрытый гей. Те моменты связи между нами ничего не значат. Это было физическое влечение, и долбаные феромоны, ни больше ни меньше.
— Ну что ж, это было неожиданно, Mon Amour.
Я опять забыл о Селин.
Поворачиваюсь к ней и не могу сдержать нервного смеха. Он бурлит вместе с остатками гнева, который все еще наполняет вены, когда мой взгляд находит потрясенное лицо девушки.
— Ага, можешь повторить.
Мы оба слышим, как хлопает входная дверь, и девушка повторяет, пожав плечами и улыбнувшись:
— Ну что ж, это было неожиданно, Mon Amour.
То, как она снова произносит эти слова, а затем нахально и понимающе улыбается, вызывает у меня искренний смех.
— Ну что ж, Mon Cherie, — поддразниваю я с плохим французским акцентом. — Мне нужно выпить.
Селин целеустремленно смотрит на мой твердый член, а затем снова мне в глаза.
— Уверен, что не хочешь расслабиться по-другому?
Качаю головой и натягиваю джинсы, осторожно убирая эрекцию, прежде чем застегнуть молнию.
— Он, — я указываю на оскорбительную часть своего тела, — не знает, когда нужно сдаться, но поверь, алкоголь это все, что мне сейчас нужно.
Селин игриво фыркает:
— Похоже, из-за унылого члена Флинна в расстройстве оказались все, кроме него. Жадный дурак.
— Точно, дурак — верное слово, — протягиваю ей руку, и девушка грациозно слезает с кровати. — Прости за сегодняшний вечер. Наверное, я неправильно понял ситуацию.
Селин берет меня под руку и ведет из спальни на кухню.
— Как и все мы, Mon Cheri. А теперь расскажи мне все, потому что между вами, определенно, что-то есть, и если я не получу сегодня вечером того, чего желала, по крайней мере, могу узнать некоторые пикантные подробности.
Она отпускает меня и скользит на барный стул, прежде чем налить нам обоим щедрую порцию виски.
— Ты мой должник, Айзек. Так что пей до дна, а затем выкладывай все начистоту.
Я никому не рассказывал о ночи, произошедшей чуть больше года назад, и, опрокинув в рот половину стакана, решаю, что Селин не хуже других может стереть все подробности о Флинне Филлипсе.
Надеюсь, что, поделившись воспоминаниями, мне хоть немного станет легче. Ожидаю, что произнесения этих слов вслух будет достаточно, чтобы разорвать разрушительную связь между нами.
Нет ничего хорошего в том, чтобы хотеть такого человека, как Флинн Филлипс.
Татуировка на моей спине зудит фантомной болью, когда я рассказываю Селин о том, как впервые разделил постель с Флинном и другой женщиной, о его вкусе на моих губах и том густом и темном смятении, которое окутывало меня несколько месяцев после той ночи.
Когда последняя деталь слетает с моих губ, и я произношу слова, которым позволил затронуть себя больше, чем любым другим обидным комментариям, легче мне не становится.
Я чувствую пустоту.