Изменить стиль страницы

 − Алтея не моя бабушка.

Я удивленно смотрю на Данте. У меня не было сомнений, что это так.

 − Тогда кто она?

 − Просто старая женщина, которой я время от времени помогаю, − пожимает он плечом.

 − Это… мило.

Я немного смущена тем, что меня это удивляет. Я помогаю своему деду, но тут все понятно – я его внучка, и он много лет обо мне заботился.

Почему это делает Данте? То есть да, это очень похвально и показывает его как замечательного человека, но многие ли парни его возраста поступают так?

Ловлю себя на мысли, что возраст Данте мне неизвестен. Ему точно больше двадцати, но сколько? Он выглядит немного старше, чем парни из университета.

 − Ты учишься в Гонзаге? – Я не думаю, что это так, но должна же я в конце концов хоть что-то узнать о нем. К тому же, похоже, Данте не большой любитель говорить о себе.

 − Я похож на того, кто учится в Гонзаге?

Он переводит взгляд с сыра на меня. Его губы складываются в улыбку, и я вновь чувствую это уже знакомое мление в животе.

Он волнует меня. Очень сильно. Так, что это даже немного пугает, потому что я не уверена, что он тот, кто заводит отношения.

А еще очень может быть, что у него есть девушка. Как я раньше об этом не подумала?

Мление сменяется беспокойством. Вот что мне точно не нужно, так это ревнивая подружка.

 − Не очень, − честно отвечаю я. – Ты не студент, да? – Я вдруг отчетливо понимаю это.

Он качает головой, продолжая смотреть на меня.

Мление – беспокойство – страх –волнение и снова мление… Просто какая-то карусель.

 − Сколько тебе лет, Данте?

 − Сколько по-твоему? – Он выгибает одну бровь и это выглядит очень, очень сексуально.

Мне не стоит акцентировать свое внимание на ЭТОМ.

 − Не знаю: двадцать три? – Испытываю досаду от того, что он отвечает вопросом на вопрос.

 − Пусть будет двадцать три.

Я хмыкаю: ну это же абсурдно!

 − Ты не любишь говорить о себе, да?

 − В мире очень много тем, которые более интересны, чем моя персона, Кая.

С этим я бы поспорила.

 − Но я никуда не тороплюсь, и знаешь, мне бы хотелось узнать немного больше о парне, дома у которого нахожусь. Ночью.

 Мой тон легкомысленный, но Данте выглядит очень серьезным, когда отвечает.

 − Я не причиню тебе зла, Кая. Это главное, что тебе надо знать. Ты мне веришь?

Он смотрит на меня со скрытой в глазах тревогой. А еще я вижу боль и огромную печаль, которые затаились так глубоко, что кажется, никогда и ничем не искоренишь их оттуда.

Этот парень с улыбкой, от которой захватывает мой дух – страдал. И я знаю это совершенно точно, при этом практически не зная его самого.

Я киваю.

 − Да, Данте, верю.

***

Остаток времени, пока мы доделываем сэндвичи, я рассказываю ему о себе. О том, где родилась, что жила с бабушкой и дедом, и что поступила в университет Гонзага, чтобы быть рядом с дедушкой после того, как не стало ба.

Я не большой любитель говорить о себе – вот где действительно скука смертная, но Данте слушает меня с интересом, и я продолжаю.

Он сам спросил, что мне показалось немного нечестным, так как о себе говорить он отказывается, но этого я ему не сказала.

В моей жизни не было ничего примечательного, и я не делала тайны из своей биографии. Обычное детство, стандартные подростковые проблемы; никаких ужасов, никаких трагедий.

Случай этой весной – исключение и я оставляю за собой право не упоминать о нем.

О таком не говорят парню, который тебе нравится.

 − Что дальше? – спрашиваю я, когда все двадцать сэндвичей готовы.

Данте бросает на меня загадочную улыбку, затем вынимает из нижнего шкафчика два больших термоса – один для чая, другой для кофе.

 − Для кого это все?

Я больше не могу сдержать любопытства, когда он укладывает все в большой черный рюкзак.

 − Скоро увидишь.

Данте надевает свою кожаную куртку, а мне дает одну из своих толстовок, чтобы я надела ее поверх своей. Когда мы одеты, он берет меня за руку, и мы выходим на улицу, где стало еще прохладней. Но, удивительно, мне очень даже тепло и дело не во второй толстовке, а сильной, горячей руке парня, что держит меня.

 − Это чтобы обезопасить тебя, − с улыбкой говорит он, надевая на мою голову шлем. Легкое облачко пара вырывается из его губ. Они у него безумно красивые, как и весь он. Нижняя немного полнее верхней. Мягкие на вид, манящие. Мне хочется ощутить их на вкус, почувствовать контакт с моими губами.

Уверена, это будет нечто.

Мое лицо теплеет от прилива крови – хорошо, что на мне скрывающий это шлем.

Мы снова в дороге. Теснее, более смело прижимаюсь к спине Данте. Руки плотно обхватывают его за пояс и даже сквозь одежду я чувствую крепкие мышцы его тела.

Если бы мне пришлось описать его одним словом, это была бы «Безопасность».

***

  − Тебе ничего не угрожает. Эти люди не опасны. И я с тобой, − негромко уверяет меня Данте.

Думаю, на моем лице все же отразился небольшой шок, когда я поняла, куда он меня привез.

Это ночевка для бездомных. Несколько десятков человек – двадцать, не меньше. Кто-то греется у костров, разведенных в старых баках, кто-то спит, укрывшись ветхими одеялами и какой-то одеждой.

Данте свернул с дороги, когда мы проехали мост – это место находилось как раз под ним.

Теперь мне стало понятно, для кого была вся эта еда. Заставляю себя улыбнуться, хотя и нервничаю. Не могу сказать, что мне комфортно.

 − Я не боюсь, − заверяю я, но вижу, что обмануть его не получилось.

Он вновь берет меня за руку и ведет к кострам. Люди приветствуют Данте, поднимается оживление, а он здоровается с ними, называя каждого по имени.

Почти все люди здесь преклонного возраста, но есть и молодые лица. Мужчины и женщины обступают нас, а Данте опускает рюкзак на землю и начинает раздавать сэндвичи и пакеты с закусками.

Я стою рядом, чувствуя скованность и немного растерянность, но Данте держится совершенно спокойно, что немного приглушает мою тревогу.

 − Кая, поможешь?

Он показывает на термосы и поколебавшись всего миг, я киваю. Затем присаживаюсь, беру термосы и разливаю кофе и чай в кружки, которые подставляют мне люди.

Они смотрят на меня с любопытством. Догадываюсь, что я для них такая же диковинка, как и они для меня.

 − Как ты любишь, Вилли, без горчицы, − сообщает Данте, передавая какому-то худому старику сэндвич.

 − Благослови тебя Бог, парень, − отвечает мужчина – его глаза при этом влажно блестят.

Я понимаю, что Данте тут хорошо знают. Люди не боятся его, ведут себя так, будто он их старый друг. Интересно, как часто он делает это?

 − Твоя спутница настоящая красавица, Данте, − хихикает пожилая женщина в длинной юбке и седыми, нечёсаными волосами.

 − Так и есть, Марго, − отвечает ей Данте, но при этом смотрит на меня смеющимися глазами.

Особо не стараясь, он покорил меня. Полностью. Он – исключительный. Совершенно точно, что раньше я таких парней не встречала, и более чем уверена, не встречу впредь.

После случая с Треем я не верила, что когда-либо в будущем смогу быть рядом с парнем, не испытывая к нему отвращения. Но с Данте ничего этого нет. Более того – я ему доверяю, а ведь совсем недавно была убеждена, что больше никогда ни одному парню не поверю.

 − Ты сюда часто приезжаешь?

Позже, когда еда роздана, а термосы пустые, мы с Данте спускаемся ниже к реке и сидим на берегу, слушая шум бегущей воды. Несмотря на то, что уже почти пять утра, мне совсем не хочется спать.

 − Иногда. Я знаю, что это не решит их проблем, но заставит почувствовать себя немного лучше, возможно.

Он поворачивается и смотрит на меня в утренних сумерках, и мое сердце, по-глупому, восторженно замирает на короткий миг, а потом несется со всей сумасшедшей скоростью.

Возможно этот парень опасен для меня, но совсем по другим причинам.

 − Почему ты делаешь это? Не подумай – я считаю, что это здорово, потому что на самом деле таких людей мало, но… Почему?

 − Я просто делаю что могу, Кая, − пожимая плечами, бесхитростно отвечает он.

Прежде я никогда не задумывалась о тех, кто живет так. Признаться, я их не замечала. А сегодня Данте показал мне, что они существуют, они реальны и являются частью города, в котором я живу.

Это заставляет меня задумать о том, что есть те, кому намного сложнее, чем мне. И может теперь я перестану так часто себя жалеть?

 − Знаешь, люди не всегда могут контролировать то плохое, что случается с ними, − негромко говорит Данте, а я настораживаюсь: не имеет ли он в виду и меня? – Никто этого не хочет, но иногда… дерьмо просто происходит, становится реальностью и остается только жить с этим.

В его голосе есть что-то горькое, хотя тон спокойный и ровный. Думаю, это не просто слова или рассуждения, а то, что ему пришлось испытать самому.

 − Вилли бывший военный. Его жена ушла от него и забрала с собой детей, пока он был на службе. Это его подкосило, и после возвращения он так и не смог адаптироваться. В итоге оказался на улице. А Марго потеряла свою семью за одну ночь. Она была доктором, и когда ее муж и две дочери сгорели вместе с домом, была на смене в больнице.

Я знаю, что он говорит это не для того, чтобы напугать меня, но все равно у меня по коже бегут мурашки. На фоне трагедии этой женщины мои собственные проблемы кажутся мне пустяком.

 − Никто не выбирает такую жизнь, Кая. Это лотерея, где ты не хочешь оказаться победителем, но иногда тебе выпадает «джек-пот».

«Тебе он тоже выпал, правда, Данте?» − вдруг хочется спросить мне, но я только утыкаюсь подбородком в колени и молчу.

Не уверена, что хочу услышать его ответ.