Глава 6

На следующее утро меня разбудил не звонок будильника.

Это был язык Джима.

Внутри меня тянуло и раздувалось приятное напряжение, заставляя проснуться с резким вздохом. Замешательство царило в течение нескольких секунд. Я лежала на спине, пижамный топ задрался к шее, оголяя грудь.

А затем я почувствовала на клиторе язык.

— О, Боже, — простонала я, посмотрела вниз, и между бедер увидела Джима.

Он смотрел из-под густых ресниц и, не отрываясь, продолжал любить меня своим ртом.

Голова откинулась назад, и я погрузилась в ощущения, пока муж умело играл с моим телом.

Я пальцами вцепилась в простыню, и умело ведомая к оргазму Джимом забыла об удивлении от неожиданности. Я толкнула бедра навстречу, желая больше, всегда стремясь к большему.

За три года Джим отточил это дело на отлично.

Мне не потребовалось много времени; оргазм прорвался сквозь меня волнами, и прежде чем сообразила, Джим был уже на старте. Он вошел в меня, пока я испытывала пик кульминации. Вздрогнув от легкого трения, я обхватила ногами его талию.

Когда отошла от наслаждения, посмотрела на мужа. Джим двигал бедрами, откинув назад голову, закрыв глаза и сжав зубы. Я подняла бедра навстречу его толчкам, чувствуя легкое удовольствие, непохожее на то, что чувствовала, когда он любил меня ртом.

Вскоре после начала отношений мы поняли, что я не получаю оргазм от проникновения. Никогда не признаюсь Джиму, но я просто отключалась, когда он двигался внутри меня. Джим, похоже, не возражал. Он был доволен регулярным минетом. В свою очередь, он всегда сначала любил меня ртом, прежде чем войти внутрь.

— Так... хорошо, — пробормотал Джим, тяжело застонав. Его бедра замерли на секунду, а затем он задергался, кончая рывками.

После того как рухнул на кровать возле меня, он закрыл рукой глаза. Его грудь быстро вздымалась вверх и вниз. Я взглянула на будильник и обнаружила, что у меня есть десять минут до звонка.

«Какой приятный способ приветствовать этот день» — подумала я, и повернулась на бок, подперев рукой голову, чтобы посмотреть на Джима, пока он отходит от оргазма.

Как только его дыхание выровнялось, я прошептала:

— Ну, это было что-то новенькое.

Джим приподнял руку и посмотрел на меня.

— Хорошее новенькое?

Было немного неловко просыпаться от прикосновения его губ у меня между ног, но определенно хорошо.

— Да.

Он усмехнулся и повернулся ко мне, рукой скользнув вниз по моей голой заднице.

— Я хотел наверстать упущенное. Вчера я был дураком.

Я коснулась его ушибленной щеки, не в состоянии смотреть в глаза.

— Просто пообещай не делать этого снова.

— Я обещаю, — он поцеловал меня. — Нора?

— М-м-м?

— Я хочу, чтобы ты прекратила принимать таблетки.

Меня словно облили ледяной водой. Вздрогнув, я вырвалась из его рук и села. Тело прошиб холодный пот, ладони намокли, и увеличился сердечный ритм.

— Что?

Пожалуйста, скажи мне, что мне послышалось.

— Я думаю, мы должны завести ребенка.

Почему Джим вечно любит все испортить?

— Нора?

Он потерял рассудок!

— Нора?

— Ты потерял рассудок? — я повернулась и взглянула на него.

Упрямое выражение застыло на его лице; Джим откинул одеяло, чтобы встать с постели. Когда он надел чистое нижнее белье и джинсы, выдохнул:

— Я хочу детей, Нора.

— Мне двадцать один, — немедленно возразила я.

— И?

— И?! — теперь с постели бросилась я, потому что мне хотелось убить своего мужа. Перемещаясь по комнате, надевая нижнее белье и рабочую одежду, я сказала:

— Я не готова заводить ребенка.

— Почему нет? Я никогда не хотел быть одним из тех старых родителей, у которых нет энергии для своих детей, — он последовал за мной в ванную. — Двадцать один год уже не молодость.

— Если ты действительно так думаешь, то мы живем на двух совершенно разных планетах, Джим, — предупредила я. — Я не готова к этому обсуждению.

Его лицо помрачнело.

— Сейчас? Или вообще?

Страх охватил меня.

И внезапно я увидела, что мой страх отразился в его глазах.

— Нора, я люблю тебя. Я хочу иметь с тобой детей.

— Я слишком молода, чтобы быть мамой. И ребенок не должен являться ответом на наши проблемы.

Глаза Джима сверкнули.

— Это не так.

— О, это именно так.

Этим он пытается удержать меня на всю жизнь.

Такая мысль заставила вздрогнуть, словно я врезалась в незамеченное мной стекло.

Этим он пытается удержать меня на всю жизнь.

Я должна была понять это сразу.

Джим пошатнулся, побледнел и повторил:

— Ты не хочешь детей, или ты не хочешь детей со мной?

Чувствуя тошноту, я подняла дрожащую руку ко лбу и сосредоточилась на том, чтобы удержаться на ногах.

— Не надо так. Это не справедливо.

— Я хочу ребенка, — сказал он, безэмоционально. — Тебе нужно прекратить принимать таблетки. — И Джим вышел из ванной, как будто обсуждение закончилось.

Мне потребовалась минута, чтобы обработать то, что он посмел сказать. Посмел. И тут внутри меня загорелся огонь, я выбежала из ванной.

— Не смей мне диктовать, особенно касаемо моего собственного тела!

Он повернулся в дверях спальни с пылающими глазами.

— Когда ты вышла замуж, то поклялась, что отдаешь свое тело мне, поэтому у меня есть права на него. Это единственный способ сохранить наши отношения.

Его чувство собственника тисками сжало мою грудную клетку, и слова слетели с языка, прежде чем я смогла их остановить:

— Нет, это отчаянная попытка меня удержать.

Комнату окутала ужасная тишина, словно в жаркой пустыне внезапно выпал холодный снег.

Мы смотрели друг на друга как противники, в ожидании кто сделает первый шаг.

— Зачем? — спросил он хриплым и надтреснутым голосом. — Зачем мне это нужно? Это было бы справедливо, если бы я чувствовал, что теряю тебя.

Не в силах видеть муку в его глазах, я опустила глаза в пол.

— И если быть честными, Нора, я чувствую что теряю тебя, уже давно. Иногда я спрашиваю себя, что возможно, ты просто использовала меня, чтобы вылезти из своего города-свалки в Штатах.

Боль поразила мою грудь; вина, стыд и преобладающий над всем страх. Я опустилась на кровать, чувствуя, что под тяжестью ужасной правды ноги меня не держат.

— Тем не менее, мне плевать, — прошептал Джим. — Мне плевать, Нора, потому что я безумно тебя люблю, черт возьми. И мне плевать, ведь ты перестала говорить, что любишь меня, месяц назад. Все, что я хочу, это каждый день просыпаться и засыпать в постели с тобой. Я не хочу быть тем, кто не может доверять своей жене, видя, как она разговаривает с другими мужчинами. Я не хочу беспокоиться о том, что в один прекрасный день вернусь домой, а ты соберешь вещи и уедешь, как уехала и оставила свою семью.

Внезапно Джим опустился передо мной на колени, и обнял за талию. Он посмотрел на меня с такой ужасающе-безграничной любовью, что я почувствовала, как во мне что-то треснуло.

— Не нужно любить меня, Нора. Просто продолжай заботиться обо мне и обещай остаться. Навсегда. Останься со мной. Выбери меня. Выбери нас как семью... включая детей.

Мы молча смотрели друг на друга. На его лице была тоска, а на моем — вина. Я отдала бы все что угодно, чтобы возродить в себе глубину его любви.

Что угодно.

Но ты не можешь заставить любить.

Он встал, наклонился и мягко поцеловал меня. Когда отступил, прошептал:

— В противном случае мы не сможем так продолжать. Сегодня вечером я жду твоего ответа.

✽✽✽✽✽

Сегодня вечером я жду твоего ответа.

Я вздрогнула, едва не уронив одну из коробок с хлопьями, которые укладывала на полке в магазине.

Я не хочу беспокоиться о том, что в один прекрасный день вернусь домой, а ты соберешь вещи и уедешь, как уехала и оставила свою семью.

— Черт, — вздохнула я, а затем прикусила губу, вспомнив, где я.

Я огляделась. На другом конце прохода стояла только одна женщина, не обращая на меня никакого внимания.

По правде говоря, я не чувствовала таких потрясений с тех пор, как оставила своих родителей. Я рискнула сбежать с Джимом, с надеждой найти лучшую жизнь, и что любви, которую испытывала к нему, будет достаточно. Вместо этого, нашла жизнь не слишком отличающуюся от той, что была в Доноване, и мужа, что так и не узнал меня, но все равно любил. Или некую версию, которую он думал, что знал. Любовь Джима ломала его самого. Потому что мы оба понимали, что именно я чувствовала при нашей встрече. Это была легкая влюбленность, наивное увлечение. А увлечение умирает, если не перерастает в любовь.

— Черт, — пробормотала я.

Наши отношения вызывали ненависть к самой себе.

А я стала ненавидеть себя раньше, чем Джим и я оказались в этой точке. Потому что оставить родителей было нелегко. Как только я прибыла в Эдинбург, несколько раз по электронной почте писала маме, но она не отвечала. Через шесть месяцев мне пришло оповещение, что электронный адрес заблокирован, потому что больше не используется.

Хотя и признавала, что неправа, я чувствовала себя глубоко раненой из-за отказа мамы общаться со мной. Слишком долго я прятала в себе эту рану. Примерно через год после нашего брака, я написала маме обычное письмо, но через месяц конверт вернулся в нераспечатанном виде.

Молли и Дон, мои единственные контакты, больше не жили в Доноване. Вскоре после того как я уехала, Молли отправила мне письмо и написала, что я вдохновила ее. Некоторое время мы обменивались электронными письмами, но вскоре прекратили, слишком занятые нашей новой жизнью. Последнее письмо было получено около восемнадцати месяцев назад из Сан-Диего, где Молли жила со своим бойфрендом Джедом. У него был свой бар, куда он нанял ее барменом. Они думали, что ненавидят друг друга, так как много спорили и ругались, но оказалось, что между любовью и ненавистью слишком тонкая грань.

Я боялась, что если останусь с Джимом, то мы перейдем эту грань. Прямо к ненависти.

Можно было остаться, и позволить себя любить, не давая в ответ того же. Несмотря на то, что я была достаточно эгоистична — не могла позволить сделать это Джиму. Я не могла так поступить с Джимом.