Глава 20

Мигель хочет запретного

Суббота, 14 декабря.

Кухня в доме дока.

Эванстон, штат Иллинойс.

Мигель, груженный слишком большим количеством еды для двоих, прокрался вдоль улицы, через переулок, а потом поднялся на заднее крыльцо профессорского дома. Он позвонил в старинный звонок, очень надеясь, что Олдридж не забыл о свидании.

Док распахнул дверь и, выгнув бровь, посмотрел на все, что шатко держалось в руках Мигеля.

— Не знал, что мы вечером планировали устроить оргию. Сколько человек ты собрался этим накормить?

— Заткнись. Mamá и abuela не умеют готовить маленькими порциями.

Олдридж придержал для него дверь.

— А я подумал, что ты сам готовить будешь.

— Э, нет. Я сказал, что «принесу» поесть, а не «приготовлю». В смысле, разогреть смогу, а вот, чтобы приготовить — нет. Ничего сложнее, чем заварить лапшу из пакета или разогреть остатки, — Мигель сгрузил пакеты на пол, стянув с плеч пуховик и кинув его на спинку барного стула.

Олдридж поморщился, забрал куртку и вышел из кухни, потом вернулся уже без нее, но с бутылкой вина. Мужчина открыл ее и прислонился к стойке.

Док выглядел супер аппетитно с взъерошенными светлыми волосами, в светло-голубой рубашке, расстегнутой у горла и заправленной в мягкие кремовые штаны. На ногах были кожаные лоферы, сильно поношенные на вид. По предположению Мигеля, это видимо был максимально близкий эквивалент Олдриджа к ленивому ничегонеделанию в домашних трусах.

— Или мы слишком мужественные, чтобы готовить? — лукаво поинтересовался док. В его словах был слышен не только вызов, но и издевка.

Мигель покосился на Олдриджа.

— Мы? Я в курсе, что ты умеешь готовить. И к тому же два моих двоюродных брата и дядя работают в ресторане, papi. Мой дядя чертов су-шеф. Не надо мне тут херню всякую нести. Кто-то выращивает растения. Кто-то пыль комками коллекционирует. А я уничтожаю идеально приготовленную еду. Единственное, где я могу не накосячить — это салат, да и то мои родственники сильно в этом сомневаются.

— Но ты можешь разогреть остатки?

Мигель достал сложенный листок из кармана и помахал перед Олдриджем.

— Я следую инструкциям, — он положил листок на столешницу и уставился на плиту. — Эта штуковина выглядит пипец какой сложной. Как включать-то ее?

Олдридж вздохнул, наполовину раздраженно, и наполовину — Мигель очень надеялся — с нежностью.

— Какая нужна температура?

— Abuela пишет сто восемьдесят. Э-э. «Предварительно не нагревать», что бы это не означало и оставить на полчаса.

— Это означает, что мы поставим приготовленное что бы там ни было прямо сейчас.

— Отлично! — Мигель взял накрытое фольгой блюдо и поставил в духовку, а Олдридж установил таймер. — Оставшееся нужно убрать в холодильник. Салат и десерт, — Мигель пошел к холодильнику и совсем не удивился, не обнаружив там свободного места из-за фруктов, овощей и небольших стеклянных контейнеров. Док был предсказуемо опрятен.

— А сейчас что? У нас есть примерно полчаса до ужина. Хочешь вина выпить? Или еще чего?

— Вина достаточно, — Мигель не особо любил вино, но алкоголь он и в Африке алкоголь, а гладить против шерсти дока не хотелось. Мигель принял от Олдриджа бокал. — За нас.

Олдридж выглядел сильно испуганным, чокаясь с Мигелем.

— За нас. Пусть это не обернется катастрофой.

— Какие радужные мысли. ¡Arriba, abajo, afuera, adentro!²⁸— Мигель еще раз чокнулся бокалами и залпом выпил.

— Мексиканский тост?

Мигель закатил глаза.

— Я пуэрториканец, papi

Олдридж смутился.

— Прости.

— Да ничего, господи, все нормально. Просто знай, это разные вещи.

— Я знаю! Просто не знал. О тебе, в смысле.

— Ну, — Мигель собирался выразить свое мнение, но не перебарщивая. — Теперь ты в курсе. ¿Bueno?

К безмерному удовольствию Мигеля, Олдридж ответил:

— Muy bueno.

Не идеально конечно, но Мигелю хватило, чтобы желание поцеловать профессора засвербело еще сильнее. Он сдерживался, и вместо этого послал Олдриджу многообещающую улыбку.

По-прежнему красный мужчина спросил:

— Что это значит? Не то, что мы только что сказали, а твой тост.

— О-ох, — Мигель отпил еще один глоток. Он сам понятия не имел, что эта хрень вообще означала, просто ему нравилось. — В переводе звучит полной глупостью, это всего лишь традиция. «Arriba, abajo, afuera, adentro» дословно переводится, как вверх, вниз, наружу и внутрь. Моя семья всегда использует это в качестве тоста.

— Насколько она большая?

— В этом районе? Родители, бабушка, три сестры, брат, пять дядей и теть и еще с десяток двоюродных сестер и братьев. Родители моего отца живут в Пуэрто-Рико, как и большая часть семьи. Мамина мама живет в Хайвуде вместе с моими родителями. Остальные родственники — в Чикаго и его пригороде. У нас есть традиция собираться каждые выходные у кого-нибудь дома.

— О. Это кажется... милым.

Мигелю было неудобно рассказывать о своей большой семье Олдриджу, у которого, судя по всему, никого не было.

— Они еще тот геморрой. Я их, конечно, люблю, но временами хочется, чтобы их было поменьше. Иногда я задумываюсь о том, каково быть единственным ребенком в семье.

— Было неплохо, пока были живы мои родители. А после, стало одиноко.

Мигелю очень захотелось сжать Олдриджа в объятьях, но он побоялся. Вместо этого спросил:

— Насколько?

Олдридж сгорбился.

— Тетя оформила надо мной опеку. Помнишь все те фильмы, где в Рождество занятая работой женщина получает опеку над ребенком, и поначалу она сопротивляется, но потом они становятся семьей и все счастливы?

— Ага, — ответил Мигель, совсем не радуясь тому, к чему вел док.

— Ну, тетя Гейл была не такой. Мы так и не подружились, никакой связи из-за смерти близких или чего-то там еще не возникло. Я лишил ее того, чем она хотела заниматься — путешествиями и фотографией. Когда я вырос, тетя снова занялась любимым делом, и с тех пор я ее больше не видел. И это справедливо.

Мигеля спас от поиска тактичных, но при этом правдивых слов, звук сработавшего таймера.

— Еда готова, — проговорил он. — Где у тебя прихватки, papi?

— Сиди. Я сам достану, — Олдридж достал форму из духовки, поставил на варочную поверхность и осторожно снял фольгу. Ароматные запахи специй и печеного плантана разлились в воздухе.

— Что это? — спросил Олдридж.

— Pastelón. Плантан и мясной фарш слоями. Запеканка. Подходящее слово для белых. Думаю, оно тебе известно.

— Заткнись. Я все еще могу завалить тебя на экзамене.

— Попробуй сначала. Его приготовила abuela, — Мигель отошел к холодильнику и достал один из убранных в него контейнеров. — А это капустный салат, — он забрал у Олдриджа тарелки, положил на каждую по куску pastelón и порции салата. — Я сам готовил салат, но поскольку это особых умений не требует, он должен быть не плохим. Не такой вкусный, как бабушкин, но и не совсем отрава, клянусь.

В приятной тишине они принялись за еду. Мигель подумал, что это странным образом казалось по-семейному, но не в плохом смысле. Он даже представил себе картинку, как сам возвращается с работы, на которой в конечном счете остановился, а Олдридж уже ждет его дома, после занятий, печатает что-то на ноутбуке, а в духовке готовится ужин. Или Мигель мог бы принести что-то с собой. Они бы вместе поужинали, узнали бы как друг у друга дела, и...

На этом фантазия разваливалась. Мигель попытался еще раз представить, что будет после ужина, и не смог. К собственному удивлению, Мигелю хотелось всего того, что Олдридж не хотел или не мог ему дать. Все это глупо. Напрасная трата времени. И...

— О чем ты думаешь? — спросил Олдридж. — Выглядишь... напряженным.

Может, стоит закончить все прямо сейчас. У Олдриджа не будет проблем с администрацией университета, а Мигелю не придется рассказывать семье о своей бисексуальности — ну или, в крайнем случае, он сможет отложить эту новость на неопределенный срок.

Единственная проблема заключалась в том, что это решение таковым совсем не являлось. В лучшем случае это был хлипкий пластырь. Мигеля влекло к мужчинам. Не ко всем и ни в коем случае не исключительно к ним, но все рано тянуло. Мигель наслаждался, даже кайфовал, занимаясь с ними сексом. Более того, хотел он именно Олдриджа. Но хотелось бы большего, чем только члена в заднице. Он хотел целовать Олдриджа, прикасаться к нему, проводить с ним время, просто с ним быть. Мигель хотел этого с такой безнадежной силой, что даже перехватывало дыхание.

— Я думал о десерте, — произнес Мигель.

Олдридж смотрел на него спокойно, но на лице все равно было заметно некоторое неодобрение.

— Как скажешь.

И это взбесило Мигеля. Сначала Олдридж требовал, чтобы Мигель даже не думал выражать свои эмоции, а теперь злился, что тот не кричит о них направо и налево.

— Отлично. Я думал о том, что хочу к тебе прикоснуться. Везде. Нарушить твое священное пространство. Поцеловать тебя. Отсосать. Чтоб ты знал, это мой первый опыт отношений, papi. Оказывается я не совсем натурал. Мне нравится сосать член. Это не просто «ага, сейчас я это сделаю, и желание пропадет». Нет. Когда мой старшина дал понять, что я могу отвертеться от дерьмового дежурства, стоя на коленях, я сразу же согласился, а его член оказался в моем горле, потому что мне нравилось. И я просто подумал, что напрасно трачу здесь время, но уходить не хочу. Поэтому жопа по всем направлениям.

— Так что там с десертом, Мигель?

Мигель вылупился на Олдриджа. Тот был спокоен и безмятежен, но в то же время выглядел так, словно его только тронь пальцем, и он, как фарфор, разлетится на сотни осколков.

— Серьезно, papi?

— Что. На. Десерт? — Олдридж проговаривал слова твердым, практически ледяным голосом.

— Tembleque. Кокосовый пудинг.

— Вкусно, наверное. — Олдридж отодвинул в сторону тарелку. — Я бы попробовал. Сейчас, — последнее слово ощущалось вербальным ударом ножа.

И Мигель снова уставился на Олдриджа.